– Курт Лейнер, обер-фельдфебель. Моя задача – встретить агента и помочь ему перейти через линию фронта.

– Где разведчики ваши, где лодку взяли?

– Лодочник из местных нам помогает. А плыли из Семеновки, деревни на том берегу. Группа из войсковых разведчиков за деревней нашего возвращения ждет, трое солдат.

В голове у Федора боролись сразу несколько желаний. Задержанных допросить надо, но и группу разведчиков упускать нельзя. Но если допросить всех даже по-быстрому, уйдет много времени. Наверняка у немцев договоренность была, до которого часа ждать. Не могут же разведчики до рассвета сидеть, им тогда передовую не перейти.

Со своими сомнениями Федор сразу кинулся к Николаю:

– Отойдем, разговор есть…

Они отошли на десяток шагов. Ночь, тишина, звуки далеко разносятся, а надо, чтобы их никто не слышал.

– Николай, есть еще группа армейских разведчиков, которая вот этих через линию фронта перевела. Надо взять.

– Возьмем! Где они?

– Курт, с которым я говорил, сказал – за деревней Семеновка, на другом берегу.

– Так не пойдет, сведения неточные. Что у меня – батальон, чтобы облаву делать? Тряси этого Курта или с собой бери…

– Сколько человек лодка взять может?

– Вопрос по существу. Попытай лодочника.

Лодочника уже перевязали, и он сидел со связанными руками. Федор подошел:

– Документы есть?

– Дома, в Семеновке.

– Назовись…

– Власенко Тимофей.

– Сколько человек лодка вмещает?

– Пятеро свободно, шесть – на тихой воде. Иначе при волнении вода через борт пойдет.

Федор вернулся к Николаю:

– Говорит – пятерых, если без перегруза.

– Так… Я, ты, Курта этого придется брать – пусть к немцам приведет… еще двоих бойцов. Немцев сколько?

– Фельдфебель этот говорит – трое.

– Сам видел: у моих с собой только ножи и пистолеты. А у фрицев – автоматы. Тебе все живые нужны?

– Ответ ты сам знаешь… Но хотя бы одного – переход показать.

– Ну, одного сделаем. Что целым будет, не обещаю, но говорить сможет.

Федор вернулся к Курту:

– Ты должен показать, где ваша группа прячется.

– Чтобы я, немецкий солдат, выдал своих товарищей? – возмутился немец. – Я присягу давал!

– Выбирай: или ты показываешь и отправляешься в лагерь – даю слово офицера, – или мы прикончим тебя ножом и бросим в воду. Времени на раздумья нет. Во сколько встреча?

– Не позднее двух часов.

Федор посмотрел на часы: половина первого. Времени впритык. А ведь надо еще на лодке плыть к невидимой в темноте Семеновке. А на воде дороги нет. Лодочник небось всю жизнь тут прожил и берега как свои пять пальцев знает.

Подошел Николай. Он уже просек ситуацию и подыграл Федору:

– Этого резать будем или того? – Большим пальцем правой руки он указал за спину, где на земле лежал раненный в ноги немец.

– Тот бесполезен, ранен в ноги, а этот помогать не хочет. Придется прикончить обоих, да и лодочника заодно.

Федор говорил это спокойным голосом. Когда речь идет о жизни того, для кого это говорится, такой тон устрашает больше всего.

Связанный немец засучил ногами: умирать ему не хотелось, да и кому охота?

– Я согласен, я покажу, – зачастил он.

– Кляп ему в рот, чтобы не крикнул на подходе, – подсказал Николай.

– Если крикнет, свои же его первым и прикончат.

– Рукой направление покажет. Я фашисту не верю. Свистун, сунь ему кляп в рот и развяжи ноги. Ты остаешься здесь с Прохоровым – охранять пленных.

И неожиданно гнусаво, по-блатному запел:

Такого от Николая Федор не ожидал, блатным духом навеяно.

Они уселись в лодку: Федор – на носу, Курт – перед ним. Двое бойцов на одной лавке за веслом, и на корме – Николай.

Оттолкнулись от берега. Темно. Куда плыть? Судя по карте, Семеновка на другом берегу, и курс следовало держать на северо-запад. Только компаса, который помог бы, не было. Никто не предполагал, что придется совершить ночное плавание. Как говорится, знал бы прикуп – жил бы в Сочи.

Бойцы дружно гребли. Лодка была хорошо просмолена, с легким ходом. За бортом журчала вода.

– Сюда от деревни сколько времени плыли? – спросил Федор у Курта.

– Тридцать пять минут.

По-русски Курт говорил чисто, без акцента – он явно имел языковую подготовку и практику. Вот же гад! А ведь он, Федор, немецкого языка вовсе не знал, так, несколько расхожих фраз.

Время от времени Федор посматривал на часы – они гребли уже около получаса.

Берег показался неожиданно, просто впереди возникло нечто темное, и почти сразу же зашуршали камыши о борта лодки.

– Табань! – приказал Николай. – Ну и где эта деревня? В какую сторону?

Коротко посовещавшись, они решили плыть вдоль берега. Ориентируясь по Полярной звезде, повернули на север.

Минут через десять пахнуло дымом, значит, недалеко человеческое жилье.

Вскоре показались мостки на воде – женщины с таких полоскали белье.

Пристали здесь. Бойцы привязали лодку к бревну, чтобы не унесло течением, – назад-то тоже возвращаться надо.

– Выходи, только тихо! Рожков, кляп немцу в рот!

Кляпы у наших разведчиков были приготовлены заранее. Немцу деваться некуда, сунули ему в рот тряпку.

– Подыши носом, – приказал ему Николай. – Нормально?

Немец только кивнул головой.

Был у разведчиков казус. Они долго не могли взять «языка». Один рейд – неудачно, во втором наткнулись на фельдполицаев и едва унесли ноги, потеряв двоих. Но на третий раз повезло. Взяли офицера, да не простого унтера, а гауптмана. Обрадовались, кляп воткнули в рот. Но через минуту гауптман задергался. Разведчики подумали, путы хочет сбросить, и от души врезали ему кулаком по башке. «Язык» затих, но потом оказалось, что умер, нос у него не дышал. Рисковали тогда сильно, а все оказалось впустую. Мертвого немца бросили, сами перешли передовую с большим трудом, правда, пулеметчика дежурного прихватили все-таки. Неудачный опыт – лучший учитель. С тех пор Николай по возможности проверял пленных.

Кнемцу, руки которого были по-прежнему связаны, привязали веревку, обмотав ее вокруг пояса, чтобы в последний момент не рванул к своим. Другой конец веревки был в руке у Федора. Он хоть и боевой офицер, с опытом, а понимал: разведчики навыки специфические имеют и справятся лучше его. Тут уж без обиды.

Курт вел уверенно, и Федору подумалось, что не первый раз он этой дорогой идет, слишком уж точно двигается в темноте.

Федор дернул за веревку, и Лейнер остановился. Казанцев прошептал ему в ухо:

– Как до своих дойдешь, дай мне знак, я кляп вытащу. Заговоришь с ними – и сразу падай. Если перестрелка начнется, уцелеешь. Все понял?

Немец кивнул головой. У него сейчас главная задача – выжить в этой мясорубке. Вообще он считал, что ему очень повезло. Гюнтеру ноги прострелили, и даже если он поправится в русском лагере для военнопленных, еще неизвестно, будет ли ходить. Слышал он, медицина у русских плохая, ноги раненому могут ампутировать. А кому инвалид нужен? О раненом русском лодочнике он даже и не вспомнил: предатели своего Отечества никогда не вызывали уважения у противника, даже если и помогали ему.

Курт уже шагал не так бодро, стал посматривать по сторонам. Федора же беспокоило, что их пятеро, а на встречу пришло двое. Ну пусть агента забрали – трое должно остаться. Немцы тоже считать умеют.

Федор обернулся назад, но Николая с бойцами не увидел. Отстали или крадутся в стороне, не желая себя проявлять?

И тут раздался окрик по-немецки:

– Хальт!

Причем прозвучал он негромко.

Курт оглянулся на Федора, и погранец, поняв его, выдернул изо рта кляп. Курт ответил на окрик – тоже по-немецки, но что сказал, неясно, языка Федор не знал.