Решение напрашивалось само. Единственное, чего опасался Михаил, – не сидит ли в бронетранспортере еще кто-нибудь? Если нет – надо стрелять в этих двоих и рывком к открытой бронедверце. А там – как повезет.

Михаил вскинул пистолет. Бах! Доворот ствола – еще выстрел! Двое гитлеровцев, не издав ни звука, падают как подкошенные.

Двумя прыжками – к машине. Заглянул в дверной проем – никого. А колонна уходила дальше. Видимо, звук работающих двигателей заглушил отдаленные пистолетные выстрелы.

Михаил неловко забрался на сиденье и уже взялся за ручку, чтобы прикрыть дверцу, да передумал. Он выбрался, оттащил тела в лес, предварительно сняв с пулеметчика железную каску, которую он надел себе на голову – прямо на летный шлем. Зачем? Он даже сам себе объяснить не мог. И только потом вернулся на сиденье водителя и закрыл дверь.

Управление на бронетранспортере такое же, как и на грузовике, – руль, рычаг коробки передач, сцепление, тормоза. По привычке посмотрел на приборы. О, топлива – половина бака! «Поеду, – решил Михаил, – все лучше, чем пешком. К тому же броня и пулемет».

На набалдашнике рычага посмотрел схему включения передач, выжал сцепление, включил первую передачу и поехал.

Бронетранспортер шел по грунтовке мягко, почти как машина. Управление, правда, туговатое, да и поворачивает «броник» как-то с запаздыванием. Но свои полсотни километров в час выдает.

Насмотревшись на аэродроме на отечественные полуторки «ГАЗ-АА» и «ЗИС-5», Михаил не мог не отметить превосходства немецкого бронетранспортера. К слову, в Красной армии таких не было. Были колесные бронеавтомобили вроде «БА-64», маленькие, тесные.

Михаил следовал за колонной, догнал ее, держась в отдалении, – так же, как этот «броник», ехал до остановки.

Так они проехали километров пятнадцать. Впереди явственно слышались звуки боя – выстрелы пушек, разрывы снарядов. До передовой, оказывается, было рукой подать.

Колонна остановилась. Но Михаил, не сбавляя скорости, продолжал двигаться вдоль нее. Солдаты махали ему руками, чтобы он остановился. Для того чтобы сбить их с толку, Михаил привстал на сиденье. Над бронетранспортером замаячила его трофейная каска и верхняя часть лица. Он невнятно прокричал что-то, что отдаленно напоминало фразу на немецком языке, и помахал рукой. Солдаты ничего не поняли и, перебросившись между собой несколькими словами, дружно заржали. Наверное, решили, что Ганс или Вилли один решил ехать громить этих русских.

Михаил жал на газ, не жалея машину. Чего ее, фашистскую, жалеть, все равно бросить придется.

На дорогу не спеша вышел фельджандарм с большой бляхой, прикрепленной цепочкой к мундиру, и автоматом на груди. Он поднял руку, приказывая Михаилу остановиться. Ну, это ты своим приказывать будешь! Михаил даже не подумал сбавлять скорость, и жандарм едва успел отскочить в сторону, крича что-то возмущенное.

Через километр с обеих сторон от дороги показались укрытия, пушки в капонирах, солдаты в окопах. Твою мать, да это же передовая!

Солдаты тоже размахивали руками, пытаясь его предупредить – русские, мол, впереди! Но Михаил жал на газ! Вот уже немецкие окопы на сотню метров позади.

Но немцы все-таки сообразили – что-то неладное происходит. Сзади ударила пушка. Бронетранспортер дернулся и заглох. Черт, в самый неподходящий момент! Ведь впереди уже были видны окопы и траншеи наших, частей Красной армии.

Михаил попытался завести двигатель. Он взревел, но при попытке тронуться снова заглох. Михаил открыл дверцу и бросился на заснеженную землю. Так вот в чем дело! Снаряд угодил в левую гусеницу, разрушив катки.

Михаил пополз вперед. Сзади раздалась пулеметная очередь. Пули взрыли грунт сбоку, подняли фонтанчики земли. Наверное, немцы приняли его за перебежчика. Но что хуже всего – начали стрелять и из русских окопов.

Во попал! Пули тоненько посвистывали, пролетая над Михаилом. Он отполз правее, чтобы укрыться за подбитым бронетранспортером хотя бы от немецкого огня. Но как только стрельба стихала, он полз дальше. В какой-то момент ему повезло – впереди оказалась воронка от снаряда или бомбы, и Михаил сполз в нее – хоть какое-то укрытие.

Потеряв его из виду, стрельбу с обеих сторон прекратили.

Воронка с лежащим в ней Михаилом оказалась как раз посредине нейтральной полосы. Михаил снял и отшвырнул в сторону ставшую ненужной немецкую каску. При дневном свете ползти дальше было рискованно. И немцы и наши настороже – убьют.

Михаил решил досидеть до темноты, а потом под ее прикрытием выбираться из воронки и ползти к своим. Комбинезон и унты не позволят замерзнуть – кисти рук только зябнут.

Начало смеркаться – все-таки первые числа ноября, день совсем короткий. «Еще с полчасика – и пойду к своим», – решил Михаил.

Как же он просчитался! Когда окончательно стемнело, фашисты стали пускать осветительные ракеты. Хлопок – и в небе на парашютике повисает яркий, ослепительно-белый шар, заливающий местность мертвенным светом. Между пусками осветительных ракет промежутков почти не было. Да сколько же они добра впустую переводят!

Выбрав момент, когда ракета, выгорев, стала меркнуть, Михаил рванулся вперед. Он бежал изо всех сил. С немецкой стороны раздался ненавистный хлопок ракетницы. В ту же секунду Михаил упал на землю и замер. И такую уловку он повторил не один раз. Когда уже подобрался поближе к русским позициям, то, задыхаясь от бега, отчаянно закричал:

– Товарищи, не стреляйте – я свой!

– Ползи, мы стрелять не будем, – послышалось в ответ.

Приободренный Михаил с нетерпением стал ждать удобного момента. Вот свет очередной ракеты стал тускнеть. Михаил вскочил и бросился бежать. Хлопок! До траншеи метров семь-десять, и он не остановился, чтобы переждать эту ракету. Уже падая в траншею, услышал пулеметную очередь вдогон и свист пуль над головой, ударился грудью о скат траншеи – да так, что дыхание перехватило.

Едва он оказался на дне траншеи, как рядом возникла тень.

– Что, немчура, заблудился?

– Я летчик – наш, советский! Сбит был – вот, выбрался.

– Сказки-то не рассказывай. Я ведь видел, как ты на бронетранспортере от немцев пер. Оружие есть?

– Есть – штатный «ТТ».

– Отдай от греха подальше.

Михаил нехотя вытащил из кобуры пистолет и протянул солдату.

В траншее послышались голоса, из-за ее перегиба вышли трое.

Солдат, разоруживший Михаила, встал по стойке «смирно» и поднес руку к виску:

– Разрешите доложить, товарищ лейтенант?

– Докладывай. – Один из идущих остановился.

– Вот, товарищ лейтенант, с той стороны приполз. Говорит – летчик наш, из сбитых. Оружие я у него изъял.

Солдат протянул командиру пистолет Михаила.

– Видел я всю эпопею, сейчас разберемся. Пошли! Сахно, иди впереди, поглядывай на всякий случай.

Командир пошел впереди, за ним – Михаил, замыкал шествие Сахно, державший на изготовку винтовку Мосина с примкнутым штыком. Случись побег, да он просто развернуться не сможет в узкой траншее, трехлинейка со штыком метра полтора будет.

Траншея сделала поворот, еще один… Лейтенант откинул в сторону брезентовый полог.

– Заходи.

Михаил шагнул в темноту, ударился обо что-то.

– Осторожнее, «буржуйку» завалишь!

Лейтенант протиснулся за Михаилом, зажег спичку, от нее – светильник. Такой Михаил видел впервые. На составленных вместе пустых снарядных ящиках стояла сплющенная вверху снарядная гильза, в которую был заправлен фитиль, горевший неверным, колеблющимся, чадящим пламенем.

Землянка была очень тесной – два на полтора метра.

Лейтенант протянул руку:

– Документы!

Михаил достал из нагрудного кармана документы и протянул их лейтенанту. Командир зажег фонарик, прочитал удостоверение, направил свет в лицо Михаилу. Тот зажмурил глаза.

– Вроде похож. Держи!

Лейтенант вернул документы.

– И пистолет верни, – напомнил ему Михаил.