Николай исподволь, но напирал. Если будет подпись, что похищенное возвращено потерпевшему, можно считать дело закрытым.

Вложат в папку протокол и передадут в суд. Формально существуют дела по прежним кражам. По дому Шнейдермана еще дело не заведено. Но долго ли открыть?

Женщина трясущимися руками пересчитала деньги, перебрала золотые украшения.

– Вроде все.

– Тогда ваш автограф.

Женщина расписалась, Николай убрал бумагу в карман.

– Граждане, расходитесь.

Во дворе толкались не только понятые, но и любопытные соседи успели просочиться. Николай, Андрей и эксперт вышли за ворота.

– Обнаружил что-нибудь?

– Один пыльный след женской туфли. Не исключено – хозяйский.

– Сейчас в СИЗО поедем, сфотографируешь воришку.

– В архивных делах и в картотеке его фото есть.

– Скажи, что пленку проявлять и печатать лень. Но таких домушников ты еще не видел.

Эксперт был заинтригован. Когда на мотоцикле приехали в райотдел, с нетерпением ожидал, пока дежурный выведет задержанного. Артист вышел из камеры в полном параде, в парике. Макияжа только не хватало.

– Павел, – обратился к дежурному эксперт. – Ты ничего не попутал?

Николай и Андрей стояли в сторонке, едва сдерживая смех. Вор снял парик, эксперт минуту стоял в шоке, потом принялся фотографировать.

– Анфас встань. А теперь парик надень.

Когда вора увели в камеру, эксперт довольно потер руки.

– Через три дня совещание криминалистов в областном управлении. Артиста многие знают, дела расследовали, арестовывали. Но такого Артиста еще никто не видел.

– Вор, может быть, и переоделся бы, да не во что. А после суда ему казенную одежду выдадут – лагерный клифт.

– Идем в кабинет. В две руки быстренько бумаги напишем и завтра утром начальнику на подпись и в суд. Здорово у нас получилось.

Писали часа два. Наконец все формальности были соблюдены. Николай на спинку стула откинулся.

– Большое дело сделали. За Артистом по всем кражам убытков на шестьдесят тысяч числится.

– Наворовав столько, зачем еще рисковал, на дело пошел. А впереди новый срок.

– Тебе не понять. Душа воровская риск любит. Да и перед уголовниками где-нибудь на малине похвастать удачной кражей надо. Вроде – фартовый он. В карты золотишко проиграть.

– Кстати, о золоте. Допросить бы Артиста надо. Он же куда-то золото сбывал? Деньги – это понятно. Но золотом в магазине не рассчитаешься.

– Давай завтра допросим. Сегодня устал я что-то.

– И я тоже.

– Наверное, валерианку пить надо.

Андрей даже к Марии не пошел, добрел до столовой, поел гуляш с макаронами и в общежитие, спать.

Утром допросить Артиста не удалось. Их ждал неприятный сюрприз. Дежурный был не в себе.

– Нет Артиста, – сказал дежурный, едва Андрей поздоровался.

– Как нет?

– Выпустил я его!

От шока Андрей потерял дар речи.

– ЧП у нас, – продолжил дежурный. – Ночью Артист придушил Оханько, тот за хулиганку сидел, трое суток. Переоделся в его одежду, а свою на Оханько надел, парик напялил. Утром у Оханько срок истекал. Я его выкрикнул, он из камеры вышел.

– И ушел?

– Да откуда мне было знать, что не Оханько он?! Артист раньше мокрухой не занимался. Тем более, смотрю – Артист на шконке лежит, все в порядке. Что мне теперь будет?

– Это как начальство решит. Моли бога, чтобы самого не закрыли и дело не завели о халатности или подкупе.

– Каком подкупе?

– Чем докажешь?

Дежурный не находил себе места, чуть слезу не пустил. Через пару минут вошел Николай. Рот до ушей, предвкушал, как завершенное уголовное дело начальнику на стол положит. Угро свое дело сделал. А все равно прокол в милиции. Теперь начальнику в область звонить надо, о побеге докладывать. Николай как вошел в кабинет, полстакана водки принял без закуски.

А уж когда начальник милиции в отдел приехал, оперы услышали столько матюков, сколько Андрей не слышал от взводного старшины на фронте, а уж тот был матерщинником-виртуозом.

Закончилось все для райотдела печально. Сержанта-дежурного уволили с формулировкой в приказе «За проявленную халатность и утрату бдительности», а начальника милиции перевели в соседний район с понижением в звании и должности – начальником паспортного стола. К уголовному розыску претензий комиссия не предъявила.

Преступника они задержали, ценности изъяли. А что Артист из СИЗО ухитрился уйти, не их вина. К слову сказать, вор в Балашихе больше не появлялся, как и в Москве, предпочел уехать в другие края.

Только операм радости от этого мало.

Преступника в руках держали, а нет его. Как и суда. Потерпевшим от Артиста все не объяснишь. Потому удовольствия от завершенного дела не получили. Да еще некоторые сотрудники считали их косвенными виновниками снятия начальника райотдела.

Прежнего уважали и ценили за честность, непредвзятость, справедливость. Но свято место пусто не бывает. Уже через три дня областное руководство назначило и представило нового начальника – капитана Щеглова.

На собрании, где его представляли, он закатил речь. О текущем моменте, о плохой работе райотдела, о том, что отныне он жесткой рукой наведет порядок, улучшит показатели, снизит преступность. Милиционеры понимали – перед представителем областного управления пыжится. Но и при прежнем начальнике Балашихинский райотдел не числился в отстающих. Крепким середняком был. Операм новый начальник не понравился, в кабинете поделились впечатлениями. Николай папиросу закурил.

– Мне начальники угро других районов говорили о нем. Сотрудников гнобит. Если удача, так заслуги себе приписывает, а если провал – сотрудники неумехи, лентяи.

– Посмотрим-посмотрим, – ответил Андрей.

Первое впечатление не всегда верное, время все расставит по своим местам. Уже через неделю Щеглов выбил на райотдел «козлика». Под таким прозвищем знали «ГАЗ-67». В войну на его шасси выпускали броневичок «БА-64», а после победы «ГАЗ-64» модернизировали, стали выпускать как «ГАЗ-67», а потом «ГАЗ-67Б». Сотрудники райотдела машине обрадовались – будет на чем оперативно выехать на происшествие. Не тут-то было. Начальник ездил на нем сам, утром из дома на службу, вечером домой. А днем то на торговые базы, то в магазины. Да еще и жил в Щелково. Случись ЧП в районе, еще попробуй ночью дозвониться. Хоть и соседний район.

После войны количество машин в городах и на дорогах увеличилось. Автопроизводства начали производить легковые машины. «Победа» появилась в 1946 году, одновременно с «Москвичом-400», являвшимся модернизированным немецким «Опелем-кадет К-38».

Продавались в автомагазинах, но стоили несусветных денег. «Москвич» – девять тысяч рублей, «Победа» – 16 тысяч, а появившийся немного позднее «ЗИМ» – 40 тысяч. Люди ходили посмотреть, покупали единицы. Но машины были надеждой на новую жизнь. В Москве и подмосковных городах кипело строительство.

Немецкие военнопленные активно восстанавливали то, что сами разрушили во время боевых действий: дома, заводы, дороги.

Андрей тоже видел, как с каждым днем и месяцем восстанавливается страна, хорошеет. А еще снег выпал, укрыл грязь, разруху. В первых числах декабря Андрей в Москву на выходной поехал, к тетке.

Поужинали, поболтали о том о сем. Андрей разговор вдруг вспомнил с Марией.

– Баба Маня, ты не помнишь, кем был мой дед? Отец про него молчал, а я не спрашивал.

– Я и сама знаю немного.

– Скажи, что знаешь.

– Не думаю, что тебе понравится.

– Нет уж, ты скажи, а я сам решу, понравится или нет.

– Бабка твоя, Катерина Матвеевна, перед смертью отцу твоему рассказала. Дед твой жандармским полковником был, в… нынешнем Ленинграде служил. В доходном доме квартиру свою имел на Литейном проспекте. А как революция свершилась, пьяные матросы его к стенке поставили. Да не его одного. Сколько людей почем зря постреляли! Бабка твоя, с сыном, отцом твоим, еле ноги унесла. К родне своей в Тверь, потом фамилию сменила, помогли добрые люди. А уже из Твери в Москву перебралась. При большевиках Москва снова столицей сделалась. На железной дороге служила, нормировщицей, хотя пансион благородных девиц окончила.