От нервного напряжения, усталости Павел откинулся на спинку и сразу уснул. Когда проснулся – за окнами была темнота. Поезд шел быстро, стыки рельсов под колесами стучали часто.

– Мы где? – спросил Павел у попутчиков.

В вагоне тихо, кто-то спать лег, другие забавлялись игрой в карты.

– Через час Москва должна быть, – лениво сказал мужчина в цивильном.

На службе, во дворце, все ходили в униформе. Для каждой службы – свой крой и цвет. Только те, кто трудился в обширных подвалах – прачки, слесари, столяры, работали в своей одежде.

В вагоне полумрак от масляных фонарей. Павел за свою службу в сыске, в жандармском корпусе, уже многое повидал. И убитых людей, и разорванные динамитом тела, и он стрелял в преступников, и в него стреляли. Полагал – нервы у него крепкие. А сейчас ожидание взрыва нервное напряжение до предела довело. Мужчина в коридоре уронил на пол стакан с подстаканником, так Павел вздрогнул всем телом. Он сейчас рисковал точно так же, как и все люди в поезде. Но они не знали о грозящей опасности.

Сильный и резкий хлопок грянул мощно. Вагон затрясло, он стал заваливаться на бок. Павел морально к событию был готов, ухватился за поручни, ногой в полку уперся. Вагон с грохотом упал на бок, его протащило по инерции. Какофония звуков – треск ломающихся деревянных деталей, хруст сминаемого железа, звон бьющегося стекла, журчание льющейся из больших кипятильников воды, крики испуга и боли. Потом тишина и клубами пыль, сильный запах горелого. Это вонял самодельный динамит. В горле першило.

– Все живы? – крикнул Павел.

И не узнал свой голос – сиплый, низкий. Откашлялся. Стали откликаться:

– Целы. У Матвея Филипповича, похоже, рука сломана.

– Помогите ему выбраться.

Вагоны надо покидать, от светильников может приключиться пожар. Погибнуть в огне – жуткая смерть. Павел выбрался на насыпь в числе первых, потом помогал другим. Затем пошел осматривать место происшествия. Бомба взорвалась под вторым вагоном, его сильно повредило. Фактически осталась железная рама и торцевые стенки, все остальное разодрано. Если бы поезд был царский, шансов уцелеть в этом вагоне кому-либо не было.

Паровоз устоял на рельсах во время взрыва, он успел пройти место подрыва, стоял, пыхтел. Еще пять или шесть вагонов валялись на боку, а еще несколько тоже устояли на рельсах, они были в хвосте поезда.

Видимо, в шоке после взрыва до Павла не сразу дошло – бомба приведена в действие вручную, контакты замкнуты или Перовской, или Гартманом. Если они еще здесь – шанс арестовать. В полусотне, может быть подальше, метров виднелся небольшой дом. Он побежал туда. Двери раскрыты, на столе горит масляный светильник. Шагнул к печи, дотронулся рукой – еще теплая. Подосадовал на себя. Бомбисты только что, десять-пятнадцать минут назад были здесь, и у него был шанс их арестовать или застрелить при сопротивлении. А он принялся помогать прислуге покинуть вагон. Своим служебным делом надо было заниматься, а не мать Терезу изображать. Выскочил из дома на дорогу. Влево-вправо посмотрел, никого не видно, не слышно стука копыт или колес. Конечно, разве террористы будут ждать? Полюбовались взорванным поездом и постарались побыстрее исчезнуть. Полагали – убили царя! А раз так, то вскоре здесь будет полно полицейских и жандармов, Москва недалеко. Еще хотелось им похвастать перед своими единомышленниками, что теракт прошел удачно, царь убит.

Утром в Москве уже вышли газеты, где были небольшие заметки о крушении поезда с царской свитой. О ранении или гибели царя ни слова.

Павел добрался до города пешком уже к рассвету. Сразу к дежурному по станции, но на железной дороге о крушении уже знали. Начальник дороги выслал специалистов определить причину. Павел причину знал. Было бы хорошо сразу после взрыва оцепить место крушения силами солдат из близлежащей воинской части, да где их искать в темноте. А сейчас уже поздно, бомбисты в город наверняка успели добраться раньше Павла.

Промашка вышла, Павел был близко к бомбистам и не смог их взять.

Императору о взрыве поезда доложили утром. Александр расстроился, вскричал: «Почему они преследуют меня, словно дикого зверя?»

Павлу пришлось задержаться в Москве на несколько дней. Начальнику московского отделения Охранки предъявил письмо главноуправляющего и был допущен к материалам дела. Внимательно изучил протокол осмотра места происшествия, переписал фамилии и должности всех пассажиров поезда. Пока сам не знал, зачем. Неплохо помог следствию, назвав по памяти несколько фамилий из организации «Народная воля». К моменту взрыва в ней уже состояло около пятисот членов, и ряды почти ежедневно прирастали все новыми добровольцами.

Сильно проредить ряды смог подполковник санкт-петербургского Охранного отделения Судейкин Георгий Порфирьевич. В 1882 году, уже после казни группы заговорщиков, участвовавших в убийстве царя, он смог завербовать народовольца С. П. Дегаева, знавшего многих революционеров. Прошли массовые аресты и суды. К сожалению, был убит в 1883 году. Тот же Дегаев сознался товарищам в предательстве. На конспиративную квартиру жандармерии, где жандармы встречались с информаторами, подослали убийц.

Взрыв, впервые примененный заговорщиками, наконец насторожил все службы, от дворцовой охраны до полиции. Были ужесточены требования к охране государя и дворца, однако, как показали последующие события – недостаточно. Но это касалось спецслужб. Чиновники пребывали в благостном заблуждении, что и они и государь находятся в безопасности на своей земле. Не война, чай! Но скрытая от глаз война своих со своими уже началась. Заговорщики всех мастей не понимали, что толкают страну к хаосу, к перевороту, к большой крови. Революционеры перешли от террора индивидуального, когда покушения совершались одиночками, причем неподготовленными должным образом, к террору массовому.

Взрывы бомб должны были убить не только царя, но и окружающих. Заговорщики считали, чем больше жертв будет, тем лучше. Потрясти Российскую империю до основания, развалить! Как полагали террористы – освободить от царских оков. И поэты поддались. Писали:

Написано Пушкиным на события 1825 года, восстание декабристов.

Похоже, и сам государь до конца не осознавал грозящей ему опасности. После возвращения в Санкт-Петербург Павел решил наведаться в Петергоф, к подполковнику Костенкову. У входа в верхний парк его остановила охрана. Павел был в цивильной одежде, но удостоверение имел. Предъявил стражникам, сослался на визит к Костенкову и был пропущен. Да террористы любой документ подделать могут, изготовляли же поддельные паспорта. У неработающего фонтана «Нептун» встретил гуляющего государя. Едва не вскинул руку к виску в армейском приветствии, все же привычки изжить трудно. А сейчас снял шляпу и раскланялся.

Император, погруженный в свои думы, кивнул и прошел мимо. Павел обратил внимание, что государь был один. Ни сзади, ни впереди ни одного стражника. Вот где упущение! О нем в первые же минуты встречи с Костенковым ему попенял.

– Ах, Павел Иванович! Вы не знаете государя! Он не любит, когда его сопровождают.

– Значит, надо сопровождать скрытно, не идти в трех шагах сзади. Выделять несколько человек, маршрут приблизительно известен. Один идет впереди, один сзади, оба в цивильном, чтобы не насторожить предполагаемого террориста.

Костенков слушал внимательно, обдумывал. К слову сказать, охрана дворцовая в Петергофе и Царском Селе покушений на своей территории не допустила.

Погуляли по нижнему саду, посидели в Монплезире. Попить пива не удалось. Император с семьей здесь и может вызвать в любой момент, а от пива запах сильнее, чем от водки. Договорились периодически встречаться. От Петергофа в Санкт-Петербург шел пароход, и Костенков своим распоряжением посадил Павла. Пароход не для публичных сообщений, обслуживает двор. На небольшом судне всего два пассажира оказалось. Павел наслаждался плаванием. Последние дни навигации. Справа красивые виды, виден Константиновский дворец, впереди, над городом золотится купол Исаакиевского собора. Жаль, что такие поездки редко бывают.