– Тогда едем!

На этот раз химик собрался быстро. Поскольку образец один, то и анализы были выполнены быстро.

– Метанол, – высказал свое мнение химик.

– Вы можете написать заключение?

– Могу, но печати не будет.

– Пусть так.

Химик достал из стола лист бумаги. Причем не чистый лист, а бланк, еще довоенный, вверху типографским способом напечатано: «Калининский институт легкой промышленности. Кафедра химии».

Евграф Матвеевич исписал весь лист, внизу поставил витиеватую подпись и число. Федор принялся читать. Черт ногу сломит! Формулы, описание химической реакции. Но главное – внизу заключение: «Метиловый спирт». И подпись – «профессор Коракулов». Живого профессора в лихие военные годы Федор видел впервые.

– Так вы профессор? – удивился Федор.

– А что, не похоже? – подбоченился Евграф Матвеевич.

– По мне – так академик. Спасибо! Я вас отвезу.

– Вы очень любезны.

Федор на мотоцикле отвез химика домой.

Затем вернулся в казарму.

– Выводите эту гниду! В коляску его!

Федор повез отравителя в НКВД лично. Войдя в здание, попросил дежурного:

– Определи в камеру задержанного. Осадчий у себя?

– У себя.

– Я к нему.

Конвойный увел задержанного. Федор с сидором поднялся на этаж к начальнику, постучал в дверь, получив разрешение войти, выложил из сидора грелку, деньги, справку об освобождении.

– Странный набор предметов, Казанцев. Грелка-то зачем? Заболел?

– В грелке под видом самогона – яд, метиловый спирт. На запах, вкус от настоящего этилового спирта не отличить. Мною задержан отравитель Марычев. На вокзале города Калинина продавал бойцам с проходящих эшелонов отраву под видом самогона. Бойцы уезжали, мертвых в городе нет, все в полках. Вот заключение экспертизы профессора Коракулова. В грелке – метанол.

– Дом обыскивал?

– Не успел, задержал ночью, утром к профессору химии.

– Ладно, мои сделают. Это за сколько же дней ты все раскрутил?

– Четвертый день сегодня.

Осадчий головой покрутил восхищенно.

– А ты знаешь, у меня для тебя есть хорошая новость. За все твои раскрытые группы диверсантов, радистов тебе приказом наркома внутренних дел товарища Берии вручается орден Красной Звезды.

Осадчий вынул из сейфа коробочку с орденом и наградной книжкой к нему. Сам прикрутил орден к гимнастерке.

– Носи с честью! Как говорится, причитается с тебя.

Осадчий вынул из стола бутылку водки, разлил по стаканам, граммов по сто пятьдесят.

– Давай за тебя!

Выпили. Закусывать нечем. Перевели дух.

– Лаврентий Павлович по телефону сказал – ты достоин более высокой награды. Но это оформляется долго. Скажем, орден Ленина через Президиум Верховного Совета, вручается в Москве. А Красной Звезды – по приказу наркома. Быстро и, как говорится, без отрыва от производства. Дальше так действуй. А отравителя допросят, жилье обыщут через пару дней Особое совещание – и к стенке.

Гаденыш!

– Откуда только берутся такие? Не немецкий агент, три месяца как из лагеря освободился. Жрал-пил на казенном довольствии, благодарить должен, что срок маленький получил, три года всего, а он – вредить.

– Да, вредителей и скрытых врагов много, жестче надо, жестче.

Федор вернулся в казарму. Орден на груди командира бойцы заметили сразу. Переговариваться стали, новость обсуждать. Через полчаса в кабинет Федора постучали.

– Войдите!

Вошли командиры взводов.

– Поздравляем, командир! Но так нехорошо. Орден получили – и молчок. А обмывать, по обычаю?

– Для меня самого неожиданно, – смутился Федор. – Не готовился я, но не зажилю.

– А у нас все с собой.

Когда только успели собрать? Водку на стол поставили, немудреную закуску: вареную картошку, хлеб, соленые огурчики, селедку. Из того, что на кухне, – только хлеб и картошка. За малосольными огурцами и селедкой явно пришлось командирам на базар ездить. Молодцы! Федор даже растрогался, оценил. На правах хозяина водку по кружкам разлил. Бутылка на пятерых – как раз фронтовые сто граммов. Все выжидательно уставились на Федора, он взялся за кружку.

– Э, так не пойдет. Орден снять надо, в кружку бросить. Традиция, чтобы не последний был! – загалдели командиры взводов.

Пришлось расстегивать гимнастерку – отвинчивать шайбу, бросать орден в стакан. Потом каждый поздравил. Федор под внимательными взорами выпил, орден зубами поймал. Тогда уже остальные кружки осушили. Орден сразу по рукам пошел. Каждый посмотреть хотел. Крутиков так даже орден к своей гимнастерке приложил, к зеркалу подошел.

– А мне идет!

– Сам заработай!

Орден вернули Федору. Он прикрутил его к гимнастерке, покосился. Выпили еще. Разговоры о положении на фронтах пошли. Это была самая животрепещущая тема. Тем более под Сталинградом положение складывалось тяжелое. Немцы к Волге вышли, обстреливали из пушек, бомбили город с самолетов. Но город держался.

Выпили за будущую Победу, за Сталина. Ни один не усомнился: а будет ли Победа? Трудно, тяжело, многого не хватает, в первую очередь боевой техники. Но шок внезапного нападения сорок первого уже прошел, Москву не сдали, и никто помыслить не мог, что немцам удастся перейти на левый берег Волги.

Сидели допоздна. Служба в роте была отлажена, сержанты свое дело знали, разводили караулы по заставам и постам. Жизнь пошла по накатанной колее…

Прошло два месяца, когда Осадчий вызвал Федора к себе. По голосу чувствовал – раздражен, даже зол. Федор подумал: очередное чрезвычайное происшествие. И оказался неправ.

Осадчий расхаживал по кабинету, курил папиросу.

– Ах ты, тихушник хренов! Ты что мне ничего не сказал?

– А что случилось?

– А то ты не знаешь? Читай!

На столе лежал лист бумаги. Приказ кадрового управления НКВД о переводе. Ниже – длинный список из шестнадцати фамилий. Среди них Федор увидел свою.

– Заявление о переводе в Управление Особых отделов писал?

– Было дело, – не стал отпираться Федор.

Да и какой смысл, если приказ на столе как подтверждение.

– Ты пойми меня правильно, Казанцев. Кто ты будешь в ведомстве Абакумова? Один из многих. А здесь тебя приметили. И не кто-нибудь, а я! Вон – что это у тебя на гимнастерке? Орден! А кто представление о награде писал? Ты же черной неблагодарностью ответил.

– Погранец я. А по сути – оперативник. Командир роты охраны тыла – не мое.

– Согласен. Там любой более-менее опытный командир взвода справится. Ты роту давно перерос. Но ты же мог ко мне подойти, посоветоваться. Наркомат один, я бы тебя к себе перетащил. Мне оперативники толковые во как нужны!

Осадчий провел ребром руки по шее.

– Я бы тебя на отдел поставил, в звании на ступень повысил. Ты ведь знаешь, чем занимается ведомство Абакумова?

– Имею представление.

– Да ни хрена ты не знаешь! До войны занимались устранением неугодных за границей. А с началом военных действий партизан готовят, диверсантов, радистов для заброски в немецкий тыл. Тебе это надо? Ты по призванию контрразведчик. Анализировать можешь, мыслить логично. А для диверсанта другой склад характера и ума нужен.

Оба помолчали. Осадчий обижен был. Кому охота отдавать в другое ведомство хорошего сотрудника? Тем более что их не хватает.

– Ладно, расстанемся мирно.

Осадчий достал водку, разлил по стаканам. Выпили, Осадчий закурил папиросу.

– Кому мне роту сдавать?

– Командиру первого взвода. Пока побудет исполняющим обязанности, там видно будет.

– Куда и когда прибыть?

– В кадры, на Лубянку, завтра.

Федор поднялся со стула. Осадчий, в отличие от Федора, не знал и не мог знать истории: о создании СМЕРШа, о поражении гитлеровцев под Сталинградом и Курском. НКВД в сознании людей так и останется аппаратом репрессивным. А СМЕРШ, хоть и рожден будет в недрах мрачного наркомата, будет окутан славой, останется в памяти потомков славным ведомством борьбы с немецкими спецслужбами. Для Федора это было существенным моментом. С переводом он ничего не выигрывал ни в звании, ни в денежном довольствии или других благах.