«Расстреливайте как можно больше!»
И он же позже приказал применить против бунтующих крестьян Тамбовской губернии боевые отравляющие вещества.
Андрей сунул пистолет в карман. Правой рукой подхватил женщину за локоть, левой схватил саквояж. Коли одну из женщин за него убили, там могло быть что-то ценное, и бросать его на поживу солдатне Андрей не собирался. Он побежал, буквально влача за собой женщину. Сначала она спотыкалась, оглядывалась назад. Андрей отвернул от состава в сторону. Сзади раздался нестройный залп трех винтовок. Одна из пуль ударила в ствол дерева совсем рядом. Похоже, это отрезвило девушку, она побежала сама, выпростав свою руку из хватки Андрея. Бежали минут десять-пятнадцать. В какой-то момент женщина стала задыхаться, отставать. Андрей остановился. Надо дать ей передохнуть. Она что-то хотела спросить, но Андрей ладонью прикрыл рот:
– Тс!
В темноте толком ничего не видно, надо послушать – не топают ли преследователи. Видимо, убоялись. Темно, а у убежавшего есть оружие, вон подтверждение – два трупа. Ограничились залпом, преследовать не стали. Немного отдышавшись, пошли уже шагом. Андрей направлялся на восток, судя по звездам. На запад нельзя, там «зеленые» и еще бог знает какие, там же Махно со своей бандой разгуливает. А он ни белых, ни красных не любит и даже лозунг выдвинул: «Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют». Да и немцы на Украине хозяйничают, Донбасс заняли, а этот угольный район от Курска недалеко. Так что лучше на восток. Верст через пять женщина сказала:
– Не могу больше, надо передохнуть.
А голос какой-то знакомый, вроде раньше слышал, но давно. Боясь ошибиться, спросил:
– Вас не Анастасия звать?
– Да.
Причем растерянно. Потом вскрик:
– Андрей?
– Он самый.
Женщина бросилась на шею, обняла. Саквояж выпал из руки Андрея на землю. Вот уж кого встретить здесь он не ожидал.
– Ты как здесь?
Торопясь, перескакивая с события на событие, Анастасия поведала, что папу убили осенью прошлого года прямо у дома. Кто? Неизвестно. Зиму пережили кое-как. Печи топить нечем, в доме холодно. Продавали ценное или меняли на продукты. Потом мама решила, что надо ехать на юг. Там дальняя родня в Екатеринодаре, там зимы не такие холодные, да и посытнее. Собрали все, что имело ценность, в саквояж и на поезд. Развязку драмы Андрей видел.
– Андрюша, а ты как?
– Воевал, в последнее время на Балтике. Теперь на юг пробираюсь. На Дон или Кубань, мне все едино. Хочу в Добровольческую армию вступить, воевать с большевиками.
– Андрей! Умоляю – не ходи. Давай найдем дом, будем жить вместе. Рано или поздно все успокоится. Работать будем.
– Работать? Я могу только летать на аэроплане или воевать, я офицер. Ты не забыла?
– Не забыла. Я знаю французский и итальянский, устроюсь учителем.
– Настя! Открой глаза! Кому нужен сейчас твой французский? И долго еще не нужен будет. К власти пришли люди кровожадные, беспощадные. Народу сказки рассказывают. Вроде «Землю – крестьянам, заводы – рабочим!». Дураки поверили, легковерный у нас народ. Утопят Россию в крови, а таким, как мы, места в ней не будет. В тюрьмы посадят или расстреляют.
– Ну что ты говоришь?! В чем наша вина?
– Ты в том лишь виноват, что хочется мне есть, – словами из басни ответил Андрей. – Нас ненавидят как класс. Голубая кровь, образование, у некоторых – богатство. Этого достаточно для доказательства вины и наказания. Впрочем, здесь не место для дискуссий.
Пошли. Через время Настя спросила:
– Ты женат?
– Не встретил такую, как ты.
– Мама отговаривала, прими Господь ее душу. Авиатор, да еще военный. Погибнет, ты останешься вдовой, да с детьми.
– Да, я так и понял тогда, в Питере. А ты?
– И я замуж не вышла. Начал ко мне один чиновник свататься, да не нравился он мне, на двадцать лет старше, чванливый и глупый.
– Зря ты маму послушала. Глядишь – жизнь у обоих по-другому сложилась бы.
– Нет. Я верю, что все происходящее предначертано свыше. Господь посылает испытания.
– Половина народа от веры отвернулась, церкви рушат, кресты сбивают, в священников плюют, а то и расстреливают.
– Так другая-то половина не разуверилась!
Андрей промолчал. Женщин разубедить невозможно, логики они не понимают. Да и зачем? Сейчас первый вопрос на повестке – где бы пристроиться хоть на сутки, отдохнуть, поесть. А потом – где найти белых? Пусть это будет Добровольческая армия или отряд полковника Дроздова, да хоть казаки Краснова. Когда большевики прошлись по казачьим станицам да постреляли многих, побеспредельничали, многие оставшиеся в живых новую власть возненавидели. Если Каледин казаков поднять на борьбу не смог, то к Краснову целыми станицами и хуторами записывались. А у каждого справного казака строевая лошадь, сабля, пика и винтовка. И бою обучен, и в бою смел, такого готовить не надо. К тому же злой на «красных» за расстрелянную родню.
Места здесь степные, и чем дальше на восток, тем реже населенные пункты. Андрей шагал равномерно, в армии служить – к переходам и маршам не привыкать. А Настя явно устала, начала спотыкаться, шаги поменьше делала. Пришлось привал устраивать. Уселась, потом заплакала горько. Андрей не утешал, пусть горе выплачет, все же мать потеряла. Да и знал по опыту, если начнешь утешать, жалеть, хуже будет. Тогда плач в рыдания перейдет, потом истерика начнется и не дай бог, еще и обморок. Время и место неподходящие. Но не бросать же ее? Понемногу успокоилась Настя, слезы утерла.
– Отныне сирота я. Признает ли родня, не ведаю. Да и живы ли? Такое кровопролитие идет – ужас просто!
– Да, брат на брата, отец на сына. Как помешались.
– Не зря в Писании сказано: «И пойдет брат на брата…».
Андрей поморщился. При чем здесь Библия? Кабы не большевики, так и не было бы ничего. Вместе с Антантой бы одержали победу над Тройственным союзом, получили репарации, на которые модернизировали промышленность, как это получилось у Франции и Англии.
– Успокоилась? Вставай, пошли.
– Я устала. Далеко еще идти?
– У меня нет карты, я не знаю. Рано или поздно будет дорога, выйдем к какому-нибудь селу или деревне. Лишь бы там не было большевиков.
Андрей помог женщине подняться, поднял саквояж.
– В саквояже-то хоть что-нибудь стоящее? Или дамская мелочовка, которую выбросить не жаль.
– Чужими вещами разбрасываться легко. Для меня – ценные.
– У тебя хоть документы, деньги есть?
Настя как-то подозрительно на Андрея посмотрела. Заподозрила в покушении на грабеж? Если бы хотел ограбить, давно бы отобрал, а сопротивляться вздумала – рукоятью пистолета по голове. Но не сделал же, тогда почему подозрения? Не хочет отвечать – ее дело.
Как светать начало, впереди увидели село. Настя обрадовалась, шаг прибавила.
– Не торопись, лучше присядь, отдохни.
Послушалась, присела у кустов. Андрей к селу присматриваться стал. Деревенские жители рано встают, с восходом солнца. Скотину накормить-напоить надо, да другими делами заняться – огородом, да забор подправить, да всегда что-то найдется в своем доме. На единственной сельской улице посторонних, при оружии, в форме, не видно, как и лошадей. Не менее получаса наблюдал. Из села в их сторону лошаденка с подводой, дед с вожжами на передке восседает. Андрей дождался, к подводе вышел.
– Доброе утро. Не подскажете, как село называется?
– Доброе. Ефросимовка село уж много лет.
– А чужаки в селе есть? Белые или красные?
– Никого, только свои.
– Беженцы мы. Не подскажете, где можно комнату снять, да со столованием.
– Да ко мне и можно. По левой руке четвертая изба. Бабу мою Агафьей звать. Скажете, дед Пантелей велел приветить.
Видимо, села не коснулась волна беженцев. Основные события разворачивались в городах и на станциях на железной дороге. Да и военные действия тоже. Например, в «Ледяном походе» на Кубани большевики задействовали бронепоезда, действовавшие довольно эффективно, сильно осложнившие жизнь Добровольческой армии. До сел и деревень политическая борьба доходила с запозданием.