Через несколько недель начало заметно теплеть, снег стал ноздреватым, осел. Еще неделя-две, и лыжи с аэропланов надо будет снимать. Но даже если поставить колеса, взлетать и садиться будет невозможно из-за грязи. Времена взлетно-посадочных полос из бетона или железных перфорированных полос еще не пришли.
Тяжело приходилось пехотинцам на передовой. Снег таял, вода заливала окопы и траншеи, причем в одинаковой мере у обеих воюющих сторон.
В один из таких дней Андрей вылетел с летнабом на бомбежку. Первым бомбометателем в мире был итальянец, лейтенант Гаватти. Он сбросил со своего самолета 1 ноября 1911 года в Ливии на турецкие войска четыре гранаты по 1,5 кг каждая. Эффект получился больше психологический. К началу Первой мировой войны ни одна страна серийно авиабомбы не выпускала. И только с развитием военной авиации начали приспосабливать для поражения противника артиллерийские снаряды малых калибров. Возможности бомбометания ограничивались отсутствием авиабомб достаточной мощности и номенклатуры, а также авиаприцелов.
К середине 1915 года капитану Орановскому удалось сконструировать фугасную бомбу, принятую на вооружение. Их стали выпускать весом в 4, 6, 10, 16 и 32 кг. для легких самолетов, а для «Ильи Муромца», входящего в эскадру воздушных кораблей, производили авиабомбы весом в 48, 80, 160, 240, 400 и 640 кг, бомбы были снабжены цилиндрическими стабилизаторами. Военная промышленность была загружена заказами сверх меры и смогла выпустить в 1916 году бомб крупных калибров всего 57 штук. Так, весом в 640 кг всего две штуки, 400 кг – 15 шт., 240 кг – 15 шт., 160 кг – 25 шт.
Бомбы меньшего веса производили частные мастерские, их боеприпасы покупали для войск через военную приемку. На самолетах серийно выпускаемых бомбодержателей не было, приспосабливались кто как мог. На легких аэропланах по обеим сторонам от кабины летнаба снаружи навешивались деревянные или железные ящики, в которых стояли авиабомбы. Летнаб доставал их по одной и бросал на неприятеля. Какие-либо маневры на самолете, загруженном бомбами, запрещались, ибо бомбы могли просто выпасть и нанести вред своим войскам. В саму кабину летнаба ставились ящики со стрелками. Летнаб их сбрасывал, переворачивая ящик над кавалерией или марширующей пехотой.
Аэроплан Андрея подобрался к передовой, блинчиком развернулись и пошли над немецкими траншеями. Зубов стал сбрасывать на неприятеля бомбы. Закончив с бомбами с одной стороны, принялся опустошать ящик с другой. Андрей поглядывал за борт, с удовольствием замечая разрывы. Зубову удавалось попасть точно. То ли везло новичку, то ли глазомер хороший. Вот уже последняя бомба летит за борт. Летнаб ладонью похлопал по фюзеляжу, давая сигнал – задание выполнено. Откуда появились два Фоккера, Андрей не заметил. По крылу прошлась очередь, причем недавно появившихся у немцев пуль «дум-дум». Они проделывали значительно большие рваные отверстия в обшивке, поскольку были разрывными.
Надо сказать, что все страны, воюющие в Европе, промышленно развитые, выпускали всю номенклатуру патронов, в том числе специальных, что страны Антанты – Англия, Франция, что Германия и Австро-Венгрия. Россия, испытывавшая патронный и снарядный голод, не имела на вооружении специальные боеприпасы – зажигательные, пристрелочные, трассирующие, закупала их у стран Антанты малыми партиями, выпускала лишь бронебойные пули Кутового, да и то только с 1916 года. И не только из-за появления танков на поле боя. Броневики, бронещитки у пулеметов, броневые нагрудники у пехоты, пули были востребованы.
Андрей повернул голову. Сзади, за хвостом его «Морана» висели два Фоккера. Андрей сразу ногу на педали вперед подал, ручкой крылья гошировал. Аппарат крутой крен заложил, стал в правый разворот, в сторону своих позиций. Один Фоккер такого маневра не ожидал, проскочил вперед. По нему открыл огонь из пулемета, что стоял на вертлюге, летнаб. Долгая, в двадцать-тридцать патронов очередь Максима. Андрей видел, как дымные следы очереди впились в борт Фоккера. Из-за отсутствия трассирующих или зажигательных пуль Андрей применял нехитрый прием, он смачивал головки пуль моторным маслом. При стрельбе масло тлело, оставляя сизый след. Правда, недолго. Но метров семьдесят-сто было видно. А на больших дистанциях в авиации стреляли редко – скорости высоки, аэропланы маневры делают. Дай бог с близкого расстояния несколько пуль успеть всадить. Тут же по фюзеляжу Морана ударили пули. Это второй Фоккер вел огонь.
– Иван! Стреляй, чего ты ждешь! – закричал Андрей.
Зубов услышать его слова из-за рева двигателя не мог. Еще и потому не вел огня, что немец попал точно, убил летнаба наповал. Андрей почувствовал неладное, стал выделывать фигуры непонятные. Со «змейки» на развороты переходил, потом одну за другой три бочки подряд закрутил. А немец не отстает. Андрей ручку от себя отдал, аэроплан в пике вошел, немец за ним. Земля уже близко, Андрей аппарат в горизонталь вывел, и тут немец его подловил, всадил очередь. В шестнадцатом году немцы оборудовали все самолеты пулеметами. В качестве курсовых ставили MG 15 с воздушным охлаждением, ленточным питанием и высоким – в тысячу выстрелов в минуту – темпом стрельбы. Если аэроплан был двухместным, то для огня в задней полусфере использовали пулемет Бергмана. Были еще в незначительном количестве пулеметы Шпандау 08/15, фактически приспособленные для авиации немецкие Максимы.
Андрей почувствовал удар в ногу, потом пули разнесли козырек перед кабиной, ударили по мотору. Боли первоначально он не почувствовал. Удар, нога онемела. Хуже всего – мотор поврежден, заглох, а высота мала, метров триста. Фоккер пронесся сбоку, его пилот показал кулак с опущенным большим пальцем. Жест, известный еще со времен Рима.
Ветер свистел в расчалках, бил в лицо. Спасали очки-консервы, без них глаза слезились бы. Увидел большую поляну впереди. Дотянет? Высота терялась быстрее, чем аэроплан приближался. Под лыжами мелькали верхушки деревьев, в основном елей. Задев слегка последние лыжами, аэроплан тяжело плюхнулся на лыжи, пробежав немного, остановился. Андрей слабость ощутил, посмотрел вниз, на ногу, а вся штанина в крови. Нашел в себе силы обернуться. Подпоручик Зубов убит, голова безжизненно запрокинута, вся грудь залита кровью. Второй летнаб за короткое время погиб! Удача отвернулась? Голова закружилась, подкатила тошнота. Он еще успел увидеть, как из-за деревьев выбежали несколько солдат в серых армейских шинелях. Проваливаясь в подтаявший снег, побежали к аэроплану. Андрей с облегчением подумал – свои! И потерял сознание. Как его вытащили из кабины, везли – не помнил ничего. Очнулся уже в военно-полевом госпитале на окраине Минска, через неделю после ранения. Во рту сухо, как с похмелья. В палате на четыре койки сиделка. Заметив, что раненый пришел в себя, подошла, попоила водой.
– Где я? – прошептал Андрей.
– Не волнуйся, миленький. У своих, в госпитале, в Минске. Доктор операцию сделал, пулю извлек. Все страшное уже позади. Теперь надо выздоравливать.
В госпитале тепло, кормят хорошо, на постели белая простыня и наволочка на подушке. За время войны отвык уже Андрей от такого. Очерствляет, огрубляет война. Впрочем, ее никогда не вели в белых перчатках. Несколько дней наслаждался покоем, теплом, вкусной едой. Как окреп, стал присаживаться в постели. Отныне пошли у него жаркие споры с соседями по палате. Палата офицерская, один подполковник – кавалергард, штабс-капитан из артиллерии, казачий сотник и он, авиатор. Известное дело, каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Спорили о тактике, допущенных ошибках командования, о поставках вооружения из Англии. Осторожно поругивали генерала Алексеева, но никто ни одним словом о царе, не усомнился в нем. У человека должны быть столпы веры, иначе за что воевать? Через неделю уже ходить начал, опираясь на костыль, еще через неделю уже с палочкой, а еще через неделю выписали в действующую армию со справкой – был на излечении по случаю ранения, нуждается в отпуске для долечивания.
