В результате по условиям Россия должна была оставить Украину, отказаться от Финляндии и Прибалтики, отдать Турции Карс и области Ардаган и Батуми, а еще выплатить репарации в шесть миллиардов рейхсмарок золотом! Разоренная войной с Германией Россия должна была платить просто огромные деньги. Впрочем, большевикам на тяготы народа было плевать. Утопили в крови взбунтовавшихся матросов в Кронштадте, не погнушались применить химическое оружие против восставших в Тамбовской губернии мирных жителей. Данные о количестве погибших от газов, расстрелянных и сосланных до сих пор полностью не открыты. Отсюда и поговорка родилась – «Тамбовский волк тебе товарищ».

Конечно, армия не должна заниматься политикой. Когда к власти приходят военные, всегда льется кровь, стоит вспомнить истории переворотов в Турции, Чили, других странах.

Андрей был военным, в военное училище пошел по желанию. Есть такая профессия – Родину защищать. И он исполнял свой долг, не увиливал. Но сейчас горько было смотреть, как в угоду своим амбициям «засланцы» от партий пытаются разложить армию изнутри, как пятая колонна.

Со скверным настроением пришлось идти в полет. Во второй кабине, как всегда на вылетах с разведывательной целью, находился летнаб Кагальницкий. Его дело – фотографировать укрепления. Ввиду несовершенства фотоаппаратов над этими укреплениями лететь надо низко и медленно, самое то, что надо, чтобы аэроплан сбить. Так что хорошие, качественные снимки делаются с риском для жизни.

Кагальницкий одет тепло, при съемке надо с аппаратом свешиваться за борт, а ветер даже на семидесяти километрах в час пронизывает, проникает в любые щели в одежде. На Кагальницком маска на лице от отморожения, очки-консервы, вид жутковатый, учитывая шлем. Сверху, над теменем шлема, пробка, оттого голова яйцеобразной кажется, как у инопланетянина.

До немецких позиций успели набрать тысячу метров высоты, прошли передовую. Над указанным районом снизились до пятисот метров, Андрей и обороты мотору убрал почти до холостых. Кагальницкий знаки рукой делал – левее, еще левее, потом руку вверх. Все, теперь надо лететь как по струнке, чтобы на снимках все четко вышло и получилась потом, после проявки пленки и печатания снимков, непрерывная полоса. С помощью увеличительного стекла потом детали можно рассмотреть. Появились уже офицеры в штабах армий, поднаторевшие в расшифровках снимков.

Вдруг сзади – др-р-р. И на крыле строчка отверстий. Андрей обернулся, а сзади, за хвостом, в полусотне метров пристроился «Альбатрос». Еще очередь! Андрей ручку от себя толкнул, уходя вниз. А еще педалями слегка влево, потом прямо и снова влево. Аэроплан скольжение на крыле делает, немцу прицелиться трудно. У «Альбатроса» скорость выше, надежда уйти только в маневрировании. Андрей обернулся назад, на летнаба. Кагальницкого не видно, видимо, опустился в фюзеляж, чтобы башку под пулю не подставлять. В Первую мировую ни один аэроплан не имел бронированных сидений и спинок для пилотов. Но к началу Второй мировой броня была на всех военных самолетах в виде кресла, а то и кабины целиком, как на «Ил-2».

Андрей перевел аэроплан в пике, потом резко ручку на себя. «Моран» задрал нос, полез в горку, почти на спину лег, и тут Андрей гошировал крылья. Эта конструкция применялась вместо элеронов. Самолет совершил полубочку, немецкий «Альбатрос» оказался ниже. Его пилот пытался развернуть летательный аппарат. Дистанция невелика, сотня метров, отчетливо пилот виден, кресты. Андрей нажал кнопку на деревянной кобуре, достал Маузер, прицелился и сделал подряд десять выстрелов. Попал или нет, но немец отвалил в сторону и со снижением пошел на запад. Андрей бегло осмотрел аэроплан. Повреждений не видно, как и дыма за самолетом, мотор исправно работает. Можно бы и продолжить прерванную фотосъемку. Андрей похлопал по фюзеляжу ладонью, привлекая внимание летнаба. А тот не виден за ветроотражающим козырьком. Уснул? Не было такого раньше. Ранен? Тогда надо быстрее к своим. Андрей дал газу, подправил курс и уже через двадцать минут сел на своем аэродроме. На лыжах самолет бежал на пробеге дальше, чем на колесах. Как только он остановился, Андрей перекрыл кран подачи топлива, выбрался из кабины и к задней. Летнаб лежал на полу, виднелись пятна крови на спинке сиденья. Ранен! Зацепил его немец!

– Ко мне! – крикнул Андрей. Аэроплан стоял недалеко от ангаров, и его услышали. К аппарату сразу побежали несколько человек, помогли вытащить летнаба из кабины. Один из механиков стащил с головы шапку, за ним остальные. Не может быть! Андрей к Кагальницкому, попробовал нащупать пульс на запястье, потом увидел, что на лице летнаба уже не тают снежинки.

Первая потеря сослуживца и приятеля в бою. Андрей взял фотоаппарат, понес в штаб. Пусть пленку проявят. Зря, что ли, Кагальницкий жизнь свою отдал?

Похоронили летнаба на аэродроме, за ангарами. Полковой священник молитву заупокойную счел. Скромную тризну справили. На следующий день Андрей к механикам подошел с просьбой установить пулемет и место показал. Крыло над кабиной пилота проходит, и, если пулемет подвесить под крылом, его в случае необходимости перезарядить можно будет. А главное – стрельба поверх винта идти будет, никакой синхронизатор не нужен. За несколько часов рукастые механики приспособили тело Максима к крылу. Понятно, без станка и щита, укрепив неподвижно. Направлять прицел можно было только корпусом всего самолета. Все, хватит быть мальчиком для битья! И хорошо бы отомстить немцу за летнаба. Номер «Альбатроса» на крыле он запомнил – 510. Если удастся встретить, будет биться до последнего патрона. Около двух недель после неудачной разведки вылетов не было. Потом Андрею дали нового летнаба, подпоручика Зубова. Первый вылет на разведку и такая долгожданная встреча – с «Альбатросом».

Немец попытался сзади зайти, с хвоста. Но Андрей тактику немца уже знал. Сделал ранверсман – разворот на горке – и оказался с немцем на встречных курсах. Сразу огонь открыл. Через прицел смотреть невозможно, даже если встать в кабине в полный рост, приходилось корректировать стрельбу по дымным трассам. С непривычки не сразу получалось. Немец все ближе, надо нырять вниз, вверх уже не получится. Андрей дал левой рукой очередь, а правой резко толкнул рукоятку управления вперед. Разошлись чудом, едва не задев друг друга. Андрей разворот сделал, с креном, как уже привык. За немцем дымный след тянется, пилот пытается развернуть машину в сторону своего аэродрома. Вдруг вспышка, во все стороны летят куски самолета. Вероятно, огонь добрался до бензобака, и он взорвался. Это был именно тот «Альбатрос», с бортовым номером 510. Все же настигло отмщение немцу за Кагальницкого. Особо религиозным Андрей не был и подставлять вторую щеку не хотел, ближе к сердцу был другой постулат из христовых заповедей – «И аз воздам». Потому как считал – любое зло должно быть наказано.

Когда сели на своем аэродроме, Зубов сказал:

– Испугался немного я, думал, столкнемся. Друг на друга неслись, как быки на корриде.

– Я не самоубийца, за летнаба мстил. И ныне на сердце легче. Впредь прошу всегда ремнями пристегиваться, если на аэроплане выпасть не хотите, подпоручик.

– Я уже понял.

Конечно, место для установки пулемета не самое удачное. В первую очередь из-за того, что Максим стреляные гильзы вперед выбрасывает, под кожухом водяного радиатора. Встречным ветром легкие гильзы назад сносит, они бьют по козырьку кабины, по голове летнабу. Зубов деликатно промолчал, но не дело. Установить пулемет на вертлюг во вторую кабину, чтобы летнаб пулеметом управлял? Тогда обстрел будет возможен только по сторонам и назад. Огонь скорее оборонительным будет. А Андрею хотелось нападать самому и сбивать германские аэропланы, бить по ненавистным крестам.

Авиаразведка, аэрофотосъемка – это хорошо и дело нужное. Но Андрею самому хотелось наносить ущерб противнику, быть активной боевой единицей. С Германией у России отношения всегда складывались сложные. То воевали, начиная с псов-рыцарей, то дружили и торговали. А Романовы, речь о царской фамилии, так вообще в жены брали почти всегда немок, принцесс гессенских.