Да еще из Европы приходили слухи о появлении болезни, от которой вымирали целыми городами. Появилась в Испании, потому получила название «испанка», в 1918 году, бушевала в Европе и мире три года, за которые умерли более ста миллионов населения. Россию эпидемия почти не задела.

Границы закрыты, да и были бы открыты, желающих приехать нет. Свирепые расправы и казни новой власти приводили к оттоку населения. Бежали семьями, кто хотел и мог, но средства для жизни хотя бы на первое время имели не все.

Правительства европейских стран эпидемией были напуганы, по экономике тоже удар сильнейший. И коалиция против большевистской России распалась. Эпидемия спасла большевиков.

По весне начался перенос столицы из Петрограда в Москву. Причин было несколько. Во-первых, с образованием независимой Финляндии от границы ее до Петрограда расстояние всего 35 километров, один дневной переход пехотинца. Во-вторых, начавшееся 2 марта немецкое наступление создало угрозу столице, немцы приблизились на дистанцию артиллерийской стрельбы. Начались проблемы с подвозом продовольствия в город. Постоянные проблемы доставляли многочисленные дезертиры с фронта и матросы Балтфлота. Своих командиров они либо изгнали, либо расстреляли. Правили на кораблях избранные комиссары, как правило, из своих, из матросов. На отлучки в город с оружием членов экипажей смотрели сквозь пальцы. Постреляют буржуев, какая в том беда?

Седьмого марта создали Петроградские учреждения, уже не столичные, а городские, например ЧК городское было образовано 7 марта. Чекисты с Дзержинским во главе уезжали в спешке, забирали документы, следственные дела, а об арестантах по делам забыли. 10 марта Урицкий назначен председателем ЧК, а 18 марта было создано областное Петроградское правительство. Комиссаром внутренних дел был назначен Моисей Соломонович Урицкий.

Само правительство во главе с Ульяновым выехало из города тайно. С остановочного поста «Цветочный» 10 марта отбыл пассажирский поезд № 4007, что по Николаевской ветке, в 350 саженях от Забалканского (ныне Московского) проспекта. Организатором спешного отъезда был бывший царский генерал Бонч-Бруевич. Охраняли поезд латышские стрелки. Именно они разоружили на одном из полустанков матросов-анархистов, намеревавшихся «пощипать» пассажиров поезда. Поезд 11 марта прибыл в Москву. После Петрограда двухмиллионная Москва показалась провинциальным городом. Три века она была на вторых ролях.

Испуганные немецким наступлением почти по всему Восточному фронту большевики подписали сепаратный мир в Брест-Литовске. Страны Антанты были возмущены. С немецкой стороны договор еще подписывали Австро-Венгрия, Османская империя, Болгария, все союзники Германии. России пришлось отдавать и земли – Польшу, Украину, Бессарабию, Белоруссию, а также 280 тонн золота в виде контрибуции, пшеницу. Фактически русским золотом Германия через несколько месяцев расплатилась со странами Антанты за поражение.

Конечно, Матвей не знал о подписании Брест-Литовского мира, а вот отъезд руководства ВЧК в Москву его коснулся. Как всегда – реорганизация, перетряхивание штатов, смена сотрудников. Матвей вовсе не порывался перебираться в Москву, да и кто он был? Рядовой сотрудник, из начинающих, даже не член партии, из сочувствующих.

Была такая группа, позже ее назовут кандидаты в члены партии. К штабс-капитану Ермакову в лавру Матвей не ходил. Вполне мог доложить о попытке вербовки Савинковым, о Ермакове. Вполне возможно, что их бы арестовали, а его поощрили. Но на первом же допросе Ермаков мог его сдать, указав настоящую фамилию, место службы. Да и была еще порядочность по отношению к офицерскому корпусу. И твердое убеждение – своих предавать нельзя. Он сейчас чекист, но не пролетарий и методов работы Чрезвычайной комиссии не разделяет. Вместо аналитической работы, вещественных доказательств вины подозреваемых – жесткие наказания лишь за принадлежность человека к какому-то классу. И самое легкое – исправительные работы в тяжелых условиях, либо расстрел. Уж очень легко большевики относились к человеческой жизни.

Ленин, проживший большую часть жизни за границей, к российскому народу относился жестко, не жалел.

В апреле 1918 года Матвей угодил в перестрелку, сам того не ожидая. Один из доносчиков, которые были при любой власти, написал анонимное письмо, бросил в ящик для подобной корреспонденции у дверей ЧК. В письме точный адрес – номер дома по улице Тележной и квартиры. «Доброжелатель» сообщал, что видел, как в окне мелькнуло лицо бывшего полицейского чина. Нигде не работает, на каждом углу хулит новую власть, а по ночам в подозрительную квартиру ходят мужчины. Наверняка готовят заговор против мировой революции. Потому просит уполномоченные власти полицейского проверить.

Начальник отдела письмо Матвею вручил.

– Бери Вахрушева и проверь. Сдается мне – счеты сводит «стукач», ибо никакой конкретики.

Вахрушев был молодым сотрудником, только после стажировки. Ну да проверка не предполагала противодействия. Заехали на машине во двор. Вышли, осмотрелись, искали нужный подъезд. Матвей и сам увидел, как в окне четвертого этажа шевельнулась шторка. Совсем немного, но форточка в окне закрыта и сквозняка быть не должно. Стало быть, приглядывает кто-то, осторожничает. Поднялся по лестнице. Вахрушев сапогами топал, как слон. Матвей ему попенял.

– Ты бы потише шел. Если в квартире настоящий враг, насторожится, успеет скрыться через черный ход.

– Возьмем!

Самонадеян парень, что плохо. И старшего товарища слушать не хочет. Матвей по опыту знал, что такие кончают плохо. Да ладно бы сам, а то и сотрудников подставит, большой кровью кончиться может.

Вот и четвертый этаж, нужная квартира. Вахрушев первым шел и остановился перед дверью, покрутил ручку-бантик дверного звонка. Ох, не следовало ему перед дверью стоять. Выучки не было, да и кому учить? Полицию и жандармов разогнали, а у пролетария специфических знаний и навыков нет. Дверь не открывали. Вахрушев стал стучать кулаком.

– Именем революции, открывайте! Петроградская ЧК!

Три выстрела через дверь, щепки полетели. Все пули достались Вахрушеву в живот. Упал, на куцей куртке белеет вата в пробоинах. Почти мгновенно бледным сделался.

Матвей не медлил, через дверь открыл огонь из револьвера. Пять выстрелов веером. Попал! Ибо кто-то упал. Матвей от двери в сторону, за притолоку. Опыт захвата террористов, боевиков и прочего отребья был. И главное – осторожность. Откинул дверцу барабана, вытряхнул на ладонь стреляные гильзы. На пол бросать, как сделал бы тот же Вахрушев, нельзя. Гильзы зазвенят, и противник поймет, что барабан револьвера пуст и самое время прорываться. С ладони в карман ссыпал, потом во дворе можно выкинуть. Из другого кармана вытащил пачку патронов еще военного производства. Дозарядил барабан. Он специально не выстрелил все семь патронов. Случись неожиданность, у него два патрона в запасе. Жизнь научила, причем учителем она была жестоким, опыт на крови, на смерти.

Ударил сильно ногой по двери. Простреленная во многих местах с обеих сторон, удара она не выдержала, сломалась по пробоинам. Дыра достаточная, чтобы суть руку и отпереть запор. Так и сделал, на ощупь. Потом за притолоку заглянул. В коридоре на полу тело мужчины. Недвижим, рядом револьвер валяется. Осторожно ступая, подошел, ногой револьвер отшвырнул. Бывший полицейский, если это был он, мертв. Но в квартире могут быть еще люди. Тихо ступая, обошел комнаты, потом кухню, ванную. Больше никого.

В квартире телефон на стене, снял трубку, покрутил ручку.

– Барышня, мне бы ЧК. Да, на Гороховой.

Когда ответили, доложил:

– Матвей Митрофанов у аппарата. На адресе нас обстреляли, Вахрушев убит. Стрелявшего я застрелил. Что делать?

– Погоди, не вешай трубку.

Слышен приглушенный разговор, видимо советовались.

– Митрофанов?

– Я.

– Организуй там соседей, тело убитого Вахрушева в отдел доставь. В квартире еще кто-нибудь был?

– Нет.

– Ну и черт с ним!