Матвей же имел добрый надежный «наган». Превосходство «маузера» по многим характеристикам признавал, но пистолет больше для боевых действий на фронте, чем в городских условиях. Тяжел, велик по размерам, для скрытного ношения не пригоден, да и патроны импортные еще поискать надо.

Группа Скворцова, куда входил Матвей, входила в отдел по борьбе с контрреволюцией. Под это понятие любого человека подвести можно. Слова недовольства высказал человек – уже агитация против власти. Коли дворянского звания, хоть и достатка скромного – классовый враг, подлежащий уничтожению. Если лавку имел, значит, мироед, к ногтю его, ату!

Скворцов вообще нашел решение примитивное, но как он считал – удачное. Где-то раздобыл телефонную книгу. В ней не только номера телефонов, но и адреса, с указанием рода деятельности – мещанин, купец второй гильдии, враг. Пролетарии телефонов не имели, поэтому можно было объезжать всех по списку. А дальше – по обстоятельствам. Барабанили в дверь, кулаками и ногами.

– Именем революции – откройте!

Если не нравилась физиономия хозяина, могли доставить в кутузку или забрать ценные вещи. Кто-то честно сдавал изъятое, но безнаказанность, бесконтрольность толкала людей морально неустойчивых к хищениям. Изъятые ценности зачастую принимались без описи, взвешивания, оценки. В сейфах начальников отделов или подотделов ценности хранились баснословные и до казны дошли далеко не все.

Аресты были, пришлось Матвею отвозить несчастных на Гороховую. Освободился поздно, устал, хотелось кушать и спать. Вспомнил о встрече со штабс-капитаном. Не хотелось, но поехал, раз обещал. Довольно далеко, по Невскому проспекту через весь город. Подъехал к лавре, а куда дальше?

Заглушил мотор, выбрался из машины, подошел к воротам. Они заперты, но калитка рядом приоткрыта. Толкнул, прошел, взошел по ступеням, перекрестившись, шапку стянул. Но оглянулся – нет ли посторонних. Не положено чекисту шапку ломать перед образами святых. Религия – опиум для народа, как утверждали большевики. С усилием открыл тяжелую дверь. Откуда-то сбоку человек шагнул, не служитель, поскольку не в подряснике, а в цивильном.

– Гражданин, храм закрыт для посещений, службы закончились, поздно уже.

– Мне назначено.

– Минуточку.

Человек ушел, вернувшись, сделал приглашающий жест.

– Прошу за мной.

Прошли в придел, в небольшую комнатку. Здесь находился штабс-капитан Ермаков и еще один мужчина, незнакомый Матвею.

– Присаживайтесь, господин ротмистр. Или вас следует называть товарищем ныне?

– Как вам будет угодно.

– Насколько нам удалось узнать, ныне вы служите большевикам?

– Вообще-то я после возвращения, довольно трудного, из Франции через Финляндию, из экспедиционного корпуса, вернулся на Родину, но уже в другую страну. Полиция и жандармерия распущены, и их сотрудники не имеют права работы в государственных структурах. Пришлось устроиться шофером в гараж флотского экипажа. Не скрою, по поддельным документам. Так что я уже три месяца как пролетарий.

– Занятная история. Но сейчас вы в Чрезвычайной комиссии служите?

– Воля случая, можно сказать – случайность.

Мужчины переглянулись. Сейчас свет от свечи попал на лицо мужчины под другим ракурсом. Что-то неуловимо знакомое. То, что лично не встречались, это точно.

– Не желаете помочь нашему движению?

– Хочется конкретики. Что за движение, цели, задачи?

– Чувствуется бывший сотрудник Охранного отделения, – улыбнулся незнакомец.

Мужчина не представился, но явно был главным, потому как штабс-капитан буквально смотрел ему в рот.

– Сейчас задача у всех патриотических сил, какую бы позицию они ни занимали – эсеры, монархисты, бундовцы, – одна, это свержение власти большевиков. Сами видите – кровь безвинных граждан льется рекой. Лучшие люди стараются покинуть Россию – пароходами, железной дорогой в Маньчжурию, даже пешком в Финляндию. И лучше большевиков, особенно облеченных властью, уничтожать. Массовый террор! За одного убитого или замученного гражданина – один уничтоженный большевик. Лучше не рядовой, это заблудшие овцы, а функционер. Они сущее зло! Их немного – две, три сотни, пусть тысяча. И уничтожить их физически вполне реально.

Незнакомец говорил убедительно, грамотно, чувствовалось образование, а еще способности организатора. Пока он говорил, Матвей смотрел на лицо. Мучительно пытался вспомнить – кто он? Проходил по картотеке? Там есть фотографии, если человек задерживался полицией или Охранным отделением. Но бесчинствующие после февраля толпы граждан сожгли все архивы, картотеку. Добропорядочным гражданам бумаги не мешали, верховодили уголовники. Они имели свой интерес. В Охранном отделении хранились данные и на уголовников, поскольку они зачастую оказывали услуги политическим, иногда не подозревая о подоплеке. Но главное в картотеке Охранки – архивы на политических. И незнакомец, если хоть раз попадал в поле зрения Охранки, должен там быть. Картотеки нет, проверить негде, надо напрягать память. Сложно, ибо он уже два года в отделении не был. Часа два шел разговор, выяснили позиции друг друга, Матвей обещал подумать и дать ответ. Беспокоиться начал, что за это время прихватит воду в радиаторе, а новый взять негде. Откланявшись, ушел.

Уже к гаражу подъезжал, как вспомнил. Да это же Борис Савинков! Родился в 1879 году в Харькове, закончил гимназию, учился в Санкт-Петербургском университете, из которого был исключен за участие в студенческих беспорядках. Образование продолжил в Германии. В 1903 году вступил в партию эсеров, затем вошел в боевую организацию партии, был правой рукой Азефа. После ряда терактов уехал за границу и вернулся в апреле 1917 года. Из партии эсеров был исключен в октябре 1917 года, после Октябрьского переворота находился в Гатчине, наезжая в Петроград, где пытался организовать сопротивление большевикам. В конце марта 1918 года перебрался в Москву, где создал организацию офицеров, Союз защиты Родины и «Свободы», собрав восемьсот человек. Серьезная сила, поскольку офицеры имели оружие, боевой опыт и были настроены решительно. Уже были продуманы планы восстания, но нашелся предатель, в мае заговор был раскрыт, его участники были арестованы чекистами. Но Савинкову судьба явно благоволила, он смог избежать ареста, уехал в занятую чехами Казань. В 1919 году снова появился в Петрограде, проживал на Петроградской стороне, в угловом доме по Большой Зеленина и Геслеровского переулка. ЧК узнала о его появлении в городе, расклеили листовки во всех людных местах с его фотографией и обещали награды за выдачу. Савенков смог бежать в Варшаву. ОГПУ стало разрабатывать план «Синдикат-2», чтобы выманить Савинкова в Россию. План оказался удачным, Савинков поверил, что в Петрограде создана контрреволюционная организация, и он мог претендовать на роль руководителя. Тщеславие погубило многих. Борис вернулся, 16 августа 1924 года был арестован в Минске, судим, приговорен к расстрелу, который был заменен тюремным сроком. Седьмого мая 1925 года в 23–20 в здании на Лубянке он выбросился из окна пятого этажа.

У Матвея была единственная встреча со знаменитым террористом.

Почти каждый день после Октябрьского переворота приносил серьезные события. Четвертого декабря 1917 года парламент Великого княжества Финляндского продекларировал намерение о независимости и суверенитете народа Финляндии. И предпосылки были. Еще первого сентября 1917 года Временное правительство провозгласило полную и окончательную ликвидацию монархии и создание Республики. Поскольку империя официально пала, 18 декабря 1918 года независимость Финляндии была признана Советом Народных Комиссаров и 22 декабря ратифицирована ВЦИК. В первую же неделю января 1918 года независимость Финляндии признали восемь стран. Для подданных бывшей империи плохо. Кто жил в княжестве из русских, должны были решать – принять финское подданство или вернуться в Россию. А те, кто был испуган происходящими в стране событиями и готовились хоть пешком, прихватив самое ценное, перейти границу, осознали, что опоздали. Конечно, граница еще не была толком оборудована и «дыры» в ней были, особенно по границам морским. Для людей, несогласных с новой властью, но не готовых бороться с ней с оружием в руках, настали тяжелые времена. В городе грабежи, как со стороны власти, так и уголовных банд.