– Здесь, дочь моя, то, что дороже всякого золота, мехов, тканей. Что сильнее всего!

– Что же это? – шепотом спросила девушка.

Салтан вытащил из короба саблю в тяжелых золотых ножнах, украшенных самоцветами. Обнажил остро отточенную сталь, полюбовался узором на клинке.

– Это оружие! Силой оружия добыто все это, – Шах-Али указал саблей на сундуки с сокровищами. – И только силой оружия все это можно сохранить. Но что оружие без ума? Без мудростей? Свитки мудростей вместе с Кораном хранятся в моей дворцовой библиотеке, но их, заметь, никто не ворует. Мало кто верит в их ценность. А ведь только мудрость позволяет сделать оружие еще сильнее!

Отложив саблю, хан вдруг улыбнулся, достал из сундука длинноносый пистолет, быстро насыпал пороху на полку из рога с серебряной чеканкой, ловко взвел курок и навел дуло на факел на стене.

Раздался грохот, факел осыпал сокровищницу искрами, девушка испуганно зажала уши руками, а ворон выронил камень из клюва.

– Ну, прости, прости, испугал мою девочку! – Шах-Али рассмеялся, разгоняя дым ладонью и пряча пистолет обратно в сундук. – Смотри-ка лучше, что я тебе сейчас покажу.

Салтан, все еще посмеиваясь, подошел к отдельно стоящему ларцу, покрытому тонкой резьбой и сурами из Корана, откинул крышку, что-то из него достал.

– Ну, как тебе великий хан казанский? – весело спросил Шах-Али.

Девушка неуверенно хихикнула, а Шигалей повернулся лицом к большому зеркалу в тяжелой раме, словно специально установленному у двери под факелом. На голове у хана была высокая царская шапка, в руках – золотой ханский жезл, символ высшей казанской власти.

Шах-Али уже не улыбался, он грустно смотрел на свое отражение в драгоценном венецианском зеркале.

И ворон вдруг заметил, как по щеке великого хана скатилась слеза…

Знает Маги-Салтан, что поступает скверно, а ничего с собой поделать не может. Не слушает увещеваний разума девичье сердечко, гулко колотится, едва почувствует любимого. Сердечко-то не обманешь!

Маги-Салтан исполнилось восемнадцать лет, она уже завидная невеста. И созрела вполне, все естество девичье просит любви. Но не торопится дядюшка Шах-Али выдавать ее замуж, все ждет веления великого князя, царя Ивана. За кого скажет, за того и пойдет. И будущий муж вместе с ее рукой все царство и получит. Говорят, что просит ее руки сам Девлет-Гирей, крымский царевич. Он – великий воин, молод и видом хорош, но…

Не о нем помыслы касимовской принцессы, не он во снах к ней на ложе приходит, слова ласковые говорит. А совсем другой, тот, что совсем рядом…

Когда же все это началось? Да как обычно, весной, когда вишни и яблони в ханском саду под башней начали сбрасывать цвет. Гуляя с нянькой по этой красе, наткнулась Маги-Салтан на птенца дрозда-рябинника, едва на него не наступила, вот и вскрикнула от неожиданности. Из кустов тут же выскочил улан с обнаженной саблей. Красив и молод, усы тонкой ниточкой над верхней губой, крутит головой, ищет неведомого врага, жизнь свою готов за принцессу отдать без раздумий. Вот тут и екнуло девичье сердечко. А когда птенца ему передавала, коснулись едва руками, и в глазах сразу пелена, груди для дыхания не хватает. Ах, какой он ладный, ловкий, мигом влез по стволу, положил птенца в гнездо и обернулся. Ах, как хороша его улыбка!

С того дня и потеряла покой касимовская принцесса. Как в охранной смене есть красавец-улан, так радостный день: и солнце светит ярче, и ветерок ласковей, и глаза у Маги-Салтан словно искрятся. А нет его в смене, хмурый день, все плохо, все из рук валится.

Зовут Мустафой-Ибрагимом. Она даже разузнала о нем некоторые подробности. Восемнадцать лет. Потомственный воин, еще его прадед служил первому касимовскому салтану!

Не сразу Мустафа-Ибрагим распознал такое расположение к себе, но ведь и он молод, и его сердце не камень. Заметил он взгляд «с искорками» и искреннюю улыбку. Да и как не влюбиться в такое совершенство?! Только не может он даже слова сказать о своей любви. Запрещено принцессе одной на улицу выходить, ее непременно должны сопровождать нянька или мужчина-родственник. Но дядюшка все в делах и походах, а как явится во дворец, то все больше лежит – хворает. Старенький он уже и весом тяжел. Но таким уж создал его Аллах!

Маги-Салтан пробует баловать любимого подарками. Пытается делать все скрытно по девичьему разумению, да разве утаишь? Вот кинжал подарила в серебряных ножнах якобы за лихую джигитовку и пояс нарядный, золотом шитый. У дядюшки этих кинжалов и поясов два сундука. Но не носит подарок дорогой лихой улан – опасается сплетен да слухов. Откуда у простого улана пояс, шитый золотом?!

Вот уж год длится тайная любовь, а ни разу не остались молодые наедине, ни разу не поговорили. Только обмениваются тайными знаками. Выходит Маги-Салтан утром из дворца, а на башне дежурит Мустафа-Ибрагим. Остановится, глянет мельком, вздохнет глубоко, руку к сердцу приложит: «Сердце мое – твое!» И улан в ответ поклонится низко, приложит руку ко лбу: «Все мысли мои о тебе!»

Но сегодня вечером хочет Маги-Салтан услышать эти слова своими ушами, а не разгадывать жесты. Решила она побаловать своих нянек, купила им большой кувшин пенного меда. Няньки любят мед, хорошо спать будут, крепко, тем более что Маги-Салтан добавила туда сонной травы. Только догадался бы любимый сегодня после смены караула заглянуть в заветное место и прочитать ее записочку: «После вечернего намаза приходи к тому дубу».

Маги-Салтан знает, что любимый стал учиться грамоте недавно, и послания надо писать проще. Куда уж проще, и дуб «тот» только один, на берегу, на ветке «того» дуба любит отдыхать говорящий ворон Хасан.

Выпили няньки после сытного ужина чая, да и повалились на дворцовые ковры спать с блаженными улыбками на устах. Подействовала сон-трава!

Недолго думала касимовская принцесса, на цыпочках спустилась во двор, быстро проскользнула к тайной калитке в дворцовой стене. Легко открылся смазанный замок, а за калиткой привязана молодая лошадка. Забралась Маги-Салтан в седло, накрыла голову глубокой накидкой. Узнает кто из поздних прохожих – быть беде, только когда это влюбленных останавливало?..

Смотрит ворон с ветвей дуба и удивляется. Вот молодой улан и юная принцесса. Они полны сил и красивы, их тянет друг к другу… Но стоят молодые, держатся за руки, смотрят друг другу в глаза, слова говорят. Не смеет молодой улан даже обнять любимую, хоть сердце стучит так, что отсюда слышно.

Не понять ворону, что огромная пропасть пролегла между этими двумя молодыми людьми, что она шире и глубже реки Оки, поблескивающей в лунном свете. И пропасть эта – происхождение. Никогда простому казаку, пусть и принятому в уланскую сотню, не стоит и мечтать о высокородной невесте. А если она еще и потомок великого Чингисхана…

Заскучал Хасан, пристроился поудобнее на ветке, задремал.

Час перед рассветом – самое трудное для охранников время. Такая тишина, таким покоем веет с покрытой дымкой Оки, что глаза слипаются сами собой. Но крепится улан Мустафа-Ибрагим Беркузле, правнук Одноглазого, борется со сном, зорко следит с дворцовой башни за внутренним двором и за дорогой перед воротами Ханкермана.

Вечером дворцовую стажу предупредили, чтобы в эту ночь она была особенно внимательна. На утро у хана намечено дело. Вот прозвучала команда начальника дворцовой стражи, и двор перед башней вдруг осветился десятками факелов, подъехали к едва заметной двери две большие арбы.

Чуток сон у лесного ворона, дремавшего на куполе башни, сразу услышал он знакомый скрежет ключей в немецких замках. Слетел Хасан к заветному окошку, протиснулся в узкий лаз. Надеется получить еще один блестящий камушек. Но сейчас великому хану не до бесед с мудрым вороном, стоит он с факелом у двери, указывает нукерам, какие сундуки брать. Торопятся нукеры, выносят к арбам ящики и сундуки, сгибаясь от тяжести. С огорчением заметил Хасан, что его любимый сундучок с блестящими камнями вынесли из подвала первым делом.