Слукавил Ибрагим, не читал он Корана перед сном, потому что читать так и не научился. Фатима пробовала его обучить, билась, билась, но все без толку. Да и зачем казаку грамота? Молитвы Ибрагим с детства знает наизусть, еще дед научил, а суры из Корана прочитает мулла в мечети.

Другое дело счет. Без знания счета тебя любой купец на базаре обманет. Так что считал Ибрагим хорошо, а читать совсем не умел. Но слушать любил, особенно о сотворении мира и о вселенском потопе из Ветхого завета. Фатима объяснила, что Ветхий завет признается не только мусульманами, но и иудеями с христианами. Мудрая книга, много там разных чудес. А из Корана запомнилось ему почему-то дерево Заккум, что упирается корнями в геенну огненную, а плоды у него, как головы дьявола, и служат пищей для падших.

И снова плохо спит по ночам Ибрагим. Вдруг задумает кто на Мусиной горе лес валить? Там хороший лес. Вдруг найдут под сосной его сокровища? Решился. Поехал ранним утром, вырыл суму, перепрятал на берегу Оки под камнем. И все оглядывался, не видит ли кто.

Снова ночь не спал, все думал: а если поднимется Ока, и унесет течением суму? Понимал, что разлив только весной будет, но мало ли, Ибрагим замешкается? Снова вырыл и перепрятал сокровища, теперь уже совсем близко, под полом в юрте. И опять проснулся в поту: вот уедет завтра в село, а в юрту воры залезут, мещеряки-безбожники. Да, они на Уланову гору и сунуться боятся, но вдруг дерзкие найдутся? Они первым делом под полом в юрте искать станут… Заворочалась Фатима, недовольная в бок его локтем ткнула, отвернулась и засопела. А Ибрагиму все скверное мерещится. Вот скоро невестка приедет в гости, будет прибирать в юрте, понесет ковер сушить и заметит, что доски под ковром недавно заново прибивали. Найдет суму и разболтает всем о деньгах, женщины такие болтливые…

Утром Ибрагим послал жену на базар, а сам снова вскрыл пол и перевез тяжелую суму на луговой стан, зарыл в роще в неприметном месте под старым пнем. Вроде успокоился, неделю спал без тревог. Но тут вдруг сон.

Приснился ему покойный улан Исса. Ничего не говорил, только сидел в своем засаленном халате, смотрел на Ибрагима и улыбался своей привычной заспанной улыбкой. Нет, Ибрагим помнил клятву, что дал Иссе перед его кончиной. И в мыслях не было долю Иссы присваивать. Просто… решил не торопиться. Отдаст его сыну, когда время придет. Но ведь не зря ж Исса во сне явился.

После утреннего намаза подошел Ибрагим к мулле, пересказал сон. Мулла посоветовал посетить могилу усопшего и сказать над ней поминальные слова. Что, ехать под Муром на могилу Иссы?

Но вскоре стала понятна Ибрагиму причина странного сна. Большая беда пришла в семью бывшего уланского десятника Иссы. Слишком горяч оказался сын его Ахмед, затеял ссору с сыном ширинского мурзы Алибеком. Из-за ерунды поссорились: спорили, у кого конь лучше, а дошло до драки, и схватились за сабли. Первым саблю как раз Алибек выхватил, но куда ему против Ахмеда, который уже в нескольких походах побывал, а у Алибека еще пух на щеках. Вот и поплатился юнец головой, упал с рассеченным горлом. Кинулись было на улана нукеры мурзы, а он саблей отмахнулся, вскочил на коня и был таков. Но беда в том, что гнев рода Алибека теперь падет на весь род Иссы. Если не найдут Ахмеда, то пострадает его семья, дядья и братья заплатят своей кровью. Закон кровной мести!

Тем же днем на похороны Алибека начали съезжаться ширины с округи, все при оружии, словно в поход собрались. Сам ширинский бек из своего села Шорин приехал в Ханкерман со всеми мурзами. Отцу покойного слова соболезнования говорил. А после похорон старики в доме у муллы собрались решать, как поступить. Карачей на совет тоже позвали прямо с поминок. Карача Аваз защищать Ахмеда отказался: хоть Ахмед из рода кыпчаков, хоть и кормится их род с лугов, что в кыпчакском юрте, но звания он уланского, а улана может судить только хан. Сам салтан Даньяр нынче в Москве при великом князе, а его советники пока решения не приняли. Боятся без хана что-либо решать, а до Москвы далеко.

Долго совещались старики, вызывали свидетелей той ссоры на базаре, все до мельчайших подробностей выспрашивали. Приняли, наконец, решение: виновен улан Ахмед сын Иссы в убийстве, но поскольку убийство было не подлым, а сам Алибек первым за саблю схватился, то его отцу и решать, как с виновным поступать. Захочет – убьет, захочет – простит с наложением штрафа. Старейшины все же больше советовали штраф, ведь и сами когда-то были молодыми, горячими. Только Ахмед должен сам сдаться судьям в три дня – до первых поминок, а не явится, его родня кровью ответит.

Следующим утром, помолившись, отправился Ибрагим за Оку, снова вырыл суму, достал оттуда один куль. Уложил в седельную сумку. К полудню был уже в селе Иссы. Словно вымерло село, все ворота закрыты и даже собаки не брешут. Только ворота главного двора широко распахнуты. Младший брат Иссы Махмуд ждет своей участи. Он теперь старший в роде, ему и отвечать за Ахмеда. Увидел Ибрагим белобородого старца перед юртой одного на ковре с поминальными блюдами, и не сразу признал в нем брата Иссы! Не столь уж стар Махмуд, просто в эти тяжелые для рода дни придавило его горе к земле, состарило… Но нет в его глазах страха, только покорность судьбе и смирение. Положился он полностью на волю Аллаха.

Спешился Ибрагим, низко поклонился, занял место напротив Махмуда. Приложил руку к груди Махмуд, благодарит за то, что приехал. Гость – это всегда праздник, гость в трудную годину – праздник вдвойне. Не стал долго тянуть Ибрагим, выложил куль на ковер, раскрыл. И рассказал о кончине Иссы и о его последней воле. Покатились слезы по щекам Махмуда, аж помолодел ликом, шепчет он слова благодарности, в небо смотрит, Всевышнего благодарит.

Той же ночью проснулся Ибрагим от громкого стука в ворота. Так заспанный в одном халате ворота и открыл. А за воротами люди с факелами, много. Как увидели Ибрагима, на колени попадали. Узнал Ибрагим Махмуда и его сыновей, и племянников, сердится, велит немедленно встать. А те не унимаются, благодарят, спасителем рода называют. И пуще всех… Ахмед, первым за колени обнял, руки ему целует.

Принял мурза, отец Алибека, золото, что принес Махмуд за смерть его сына. Сначала кривился, брать не хотел, а увидел, сколько в куле золота, и взял. Потому что детей у него много, больше десятка от трех жен, а золота совсем мало. И простил Ахмеда, который сам к мулле с повинной пришел, признал, что несчастье случилось в юношеской горячке, и даже обнялся с ним при свидетелях. Не будет кровной мести.

В вечном долгу теперь весь род Иссы перед Ибрагимом. Сказал это Махмуд и велел позвать свою младшую дочку. Дочке почти шестнадцать лет, уже угадывается в ней женщина, личико милое. Имя прекрасное – Ленара, что значит светлая, подобная свету, ниспосланному Аллахом. Сказал Махмуд, что через полгода станет она женой Ибрагиму без всякого калыма. Позвал Ибрагим жену Фатиму, взглянула она на девушку, руки ее рассмотрела, за плечи пощупала, кивнула. Трудно ей одной за всем хозяйством следить, хорошая помощница пригодится.

Старость – не радость. Хоть и окружены старики в обществе правоверных заслуженным почетом, а в семьях заботой, хоть и уважают в Ханкермане старого улана Беркузле, а мало радости готовиться к неминуемому уходу. Но готовиться нужно, ибо сказано в Коране: каждая душа вкусит смерть.

После утреннего намаза в мечети Ибрагим Беркузле сделал щедрое пожертвование и еще раз обратился к наибу о своем месте на кладбище. Помощник муллы понимающе кивнул: это хорошо, это правильно, когда старики заранее пекутся о достойном окончании своих дней, куда хуже, когда все делается в спешке. И могилу вырыть, и мертвеца обмыть, сопроводить, успей все в один день до заката.

Получив разрешение выбрать любое место близ могил усопших кыпчаков, старый Ибрагим отправился на кладбище.