Уселся рядом с пнем Махмуд, смотрит на ворона, размышляет. Значит, слухи не врут – Шах-Али скоро вернется в Касимов. Иначе откуда здесь ворон?

Возвратился домой Махмуд, позвал дворовых, послал по дворам улан, чтобы к встрече хана готовились. Пусть знает хан, что его здесь помнят и ждут. Беркузле всегда верно служили касимовским ханам.

Эх, не дожил до этого дня брат старого Махмуда славный Мустафа. Как он мечтал о Казани! И вот сбылась его мечта: уланы Беркузле несут службу во дворце великого хана. Двести знатных касимовцев прибыли в Казань с Шах-Али и полная уланская сотня.

Город, конечно, поразил старого Махмуда, а уж он за свои шестьдесят один год жизни чего только не повидал. Много о Казани говорили, и сын Назар рассказывал, но своими глазами увидеть – совсем другое дело. Богатый город, красивый, на площадях дворцы и мечети, земли вокруг плодородные, а базар – словно из волшебной сказки. Много персидского товара, встречается даже товар из Индии и страны Китай. Все есть! Только плати!

А платить уланам в Казани почти ничего не надо. И доспехи, и лошади, и стол – все за счет казны. Но хмурится уланский сотник Алп-Азей-Мурза: слишком уж неумно расположены в Казани уланские казармы. В глубине двора позади ханского дворца за глухой стеной с узкими воротами. Эти ворота можно запросто перекрыть малыми силами, и не выберешься со двора, запрут. А русских стрельцов и вовсе поселили в дальней стороне города у Арских ворот. Если тревога, то пока до дворца добежишь, хана три раза зарезать успеют. Одного уже зарезали.

Говорят, очень переживал сотник Алп-Азей-Мурза, когда узнал о смерти Джан-Али в Казани. Упрекал себя, что не поехал с юным царевичем, не обеспечил его охраны. Ведь с детства его на руках носил, возил его в своем седле на войсковые смотры. Оттого Алп-Азей-Мурза часто ссорится с начальником дворцовой стражи Мухтар-Тимуром. Тот к Шах-Али свою, казанскую охрану приставил. Теперь хана повсюду сопровождают трое нукеров с обнаженными саблями, ходят за ним едва ли не в гарем. А касимовских уланов Мухтар-Тимур старается вообще не пускать во дворец. Смеется, что уланы – всадники, а верхом во дворце не положено.

Так что служба у касимовских уланов в Казани не хлопотная. С утра заступил на пост перед дворцовыми воротами и никого не пускаешь, пока начальник дворцовой стражи не прикажет. Иногда сопровождаешь хана на прогулках по городу. А за крепостные ворота хан и вовсе не выезжает. Еще сторожишь дворцовый яблоневый сад. В саду хорошо: беседки, ручьи журчат, птички поют. А вечером сменился и делай что хочешь, отдыхай, развлекайся. Тем более жалование такое уланам положили, что есть возможность отдохнуть очень хорошо. А соблазнов много! В караван-сараях свет и музыка до утра, полуобнаженные танцовщицы извиваются в пляске, готовы исполнить любую твою прихоть.

Но опытный десятник Махмуд Беркузле одергивает сына Назара, да и остальному десятку воли не дает. Расслабляться не надо. Казань им по-прежнему чужой город. Казанская знать на касимовских уланов смотрит недобро. Да и простые жители, бывает, кричат вслед обидные слова. Как бы беды не вышло.

И беда случилась! Слухи оказались правдой! Пришла к городу ногайская орда. Но не она страшна, казанская крепость любую орду остановит. Стены высокие, башни крепкие, на них русские пушки. Внутри Казани измена, вот что страшно! Что толку в стенах и пушках, если ночью ворота настежь открыты.

В уланских казармах бьют в железный чан, просыпаются уланы, бегут на конюшню, не успев надеть доспехи. Так в белых рубахах с обнаженными саблями и построились во дворе. Да поздно: воины Мухтар-Тимура перекрыли ворота из казарменного двора, выстроились со щитами с несколько рядов, ощетинились копьями. К такому ежу и не сунешься.

Сотник Алп-Азей-Мурза словно заранее знал, что такое случится, не зря он настоял, чтобы русские стрельцы ночевали в дворцовых казармах. Выстроились спешно стрельцы перед воротами и дали первый залп. Не успел дым рассеяться – второй. И развалился еж, не помогли дворцовой страже золоченые щиты. Остальных, кто выжил, уланы смели.

Повел своих в атаку Алп-Азей-Мурза, на помощь тем, что охраняют дворцовые ворота, держатся из последних сил. А во дворце уже огни, звенит сталь, касимовские уланы бьются с дворцовой стражей, защищают своего хана.

Успел уйти из Казани Шах-Али со всем своим двором, погрузились на челны уцелевшие уланы и стрельцы. С берега ногаи посылали в них стрелы, а беглецы укрывались от них за тюками с ханским добром. Только когда челны из реки Казанки в Итиль-реку вышли, отложили касимовцы свои луки, взялись за весла. Долог путь по Волге и Оке до Ханкермана, придется грести против течения. Вместе с русскими стрельцами налегают на весла уланы Махмуд и Назар. Что ж, тоже служба.

Уж как мечтал Бахтияр Беркузле, младший сын Махмуда, побывать в Казани, а все не судьба. Когда отец с братом поехали в уланской сотне с Шах-Али, его оставили в Ханкермане – десятком командовать. Пусть долгожданное повышение по службе, почета и уважения больше, но что это за служба – почти пустой дворец охранять. Три года назад в грязный поход на Казань с великим князем ходил, тоже Казани не видел. Был в охранении пушек, пока войско обратно не повернули. И вот теперь совсем близко до Казани, всего два перехода, а тут приказывают идти к Васильсурску и ждать. Чего ждать? Кого ждать?

Ждут в Васильсурске касимовские уланы, а чего ждут, сами не знают. И вот дождались.

Давно уж не мальчик Бахтияр, тридцать шесть недавно исполнилось, у самого дети, так что в бабкины сказки давно не верит, но сегодня утром своими глазами увидел чудо.

Причалила к пристани большая гребная галера на десять пар весел. А на галере той… Бахтияр аж глаза протер, не мерещится ли? Нет, точно, посреди палубы терем! Из чистого хрусталя! Такое только в сказках бывает!

А вот и не в сказках. Русские стрельцы рассказали Бахтияру, что в тереме казанская царица Сююмбике с сыном Утямышем в Москов-град едет. Сами казанские татары с поклоном и смирением послали ее русскому царю. И касимовские уланы будут ее сопровождать и охранять от Васильсурска до Москвы. К тому же, великий государь приказал царице казанской Сююмбике в светлое время быть на палубе, чтобы все с берега видели, кого на галере везут. А если дождь или ветер, может укрыться царица в хрустальном тереме, через который ее особу видно.

Разве не сказка?

Оставили своих коней уланы, погрузились на галеру, поклонились казанской царице. Кивнула в ответ царица, ласково улыбнулась татарам, на красные кафтаны стрельцов посмотрела с презрением.

Сказочной красоты женщина, даже когда сердится, прекрасна!

Не любит десятник Бахтияр водных походов, а вот сейчас рад, что путь до Москов-града против течения так долог.

Жаль, что сын Раис не смог с ним отправиться, ему военачальники другую задачу уготовили.

Двор хана Шах-Али съехал из Ханкермана еще зимой, привычно оставив город на попечение сеитов. Говорили, встал хан на реке Суре с большой силой, снова с русским князем на Казань собирался. А весной, как затрещал лед на Оке, так и уланам велели собираться в поход. Не дело уланов обсуждать приказы своего сотника, да только удивительно: разве ходят походом в распутицу? Дороги нет, а каждый малый ручеек превращается в бурную реку. Но что судить зря, собрались уланы в указанный срок у старого дворца, как положено, в доспехах, при оружии, саадаках, у каждого по паре сменных лошадей. И тут говорят, что лошадей нужно дома оставить. Как так? Где видано, чтобы уланы в поход пешком шли? Но говорит сотник Али-Мурза, что не пойдут, а поплывут уланы, и указывает плеткой на причаленные к берегу струги.

Стыдно признаться, но девятнадцатилетний улан Раис Беркузле побаивался плыть на струге. Под ногами не твердь земная, а шаткие доски. Устоят ли челны против мутных волн, меж которыми еще толкаются льдины? А он плавать не умеет. Но дядька Назар только рассмеялся и первым забрался на струг. Сказал, что так даже лучше, чем на лошадях, – спать можно и седалище не устает.