Почти три года пронеслось после женитьбы Ибрагима.

Ранней весной, когда снег еще не сошел, а на Оке показались промоины, Исса с братьями, посовещавшись и взяв десяток казаков, отправились по льду в малый набег на мещерские села. За главного в юрте оставили Ибрагима. А кого же еще? Десятником стал Ибрагим, Исса его над десятком поставил пусть не за отвагу, но за острый ум. Ибрагим – человек степенный, семейный, с детьми. Сын у него Мустафа и дочка Зухра. Мустафа уже верхом ездит, настоящим казаком растет, только волосом получился светлым, в мать.

Вернулись из набега казаки не очень довольными: померзли сильно, да и добычи мало взяли, зато привезли полон – семью мещеряков с реки Мокши. Род небольшой – всего три мужа, да баб пяток, столько же малых детей. Остальные разбежались. Мужей привезли на санях связанными, бабы шли сами. С полоном пригнали стадо: десяток черных коз и двух тощих рыжих коров. Были еще свиньи, но их не взяли: свинья – грязное животное.

Исса потер обмороженный нос и послал десятника Ибрагима в деревню мещеряков за старостой, чтобы слова переводил. Староста пришел, на пленников посмотрел без интереса. Перевел им, что все они теперь сабанчи, то есть работники, и принадлежат улану Иссе и его братьям, и если будут хорошо работать, то и жить будут хорошо. А будут работать плохо, лениться, или задумают сбежать, то улан Исса станет их бить плетками так, что шкура со спины клочьями слезет.

Староста закончил говорить, пленники послушно закивали. Исса дал знак, сабанчи освободили от пут. Выбрались из телеги, все малого роста, но крепки и коренасты, волос светлый, глаза голубые или серые – мокшане.

В первую ночь пленники спали в овине с овцами, Исса велел дать им побольше дров, чтобы не померзли, и Ибрагим с двумя казаками сторожил ночью овин, вдруг мокшане вздумают убежать. Но бежать они не пробовали, только бабы громко выли – оплакивали свободу.

Утром после намаза Исса велел хорошенько накормить пленников, после сытного завтрака им дали пилы и заступы, и мокшане стали рыть себе жилье – землянку. Место выбрали им привычное, на берегу, в песчаной косе, вырыли глубокую яму, в рост десятилетнего отрока, укрепили березовыми бревнами стены, сделали двускатную крышу с дырою. Под дырой устроили очаг из речного камня. С печью возились долго: сначала грели глину, потом сплели из прутьев каркас и обмазали его со всех сторон той глиной. Не дожидаясь, пока глина высохнет, затопили очаг, а вход завесили старой лосиной шкурой. Дотемна топили, кашляя от дыма, а к ночи жилище согрелось, весь полоненный род там и заночевал. Только одну девку Исса взял к себе в юрту – прислуживать его женам. Девка оказалась работящая, к хозяйству привычная, смышленая. Всю черную работу жены Иссы свалили на нее. А как сделает что не то, так они ее – за косы. Взяли по бабе в помощь своим женам и братья Иссы. Ничего, что бабы с малыми детьми: своих укачивают, так и за хозяйскими присмотрят.

Всю следующую неделю жена Фатима пилила бедного Ибрагима: вот у других мужья о женах своих думают, сабанчи им приводят, а она все сама, все на ней, и дом, и двор, и кухня, и дети. У нее от черной работы все руки в мозолях…

Никаких мозолей на руках Фатимы Ибрагим не заметил, но разве разозленной бабе возразишь? Себе дороже. Почесал макушку Ибрагим, надо же, совсем отатарилась жена, и пообещал: поедет скоро с молодым карачой Каракачой в Москов-град, так обязательно добудет сабанчи для любимой жены.

В ту ночь Фатима была особо ласкова к Ибрагиму, а потом, засыпая, бормотала – все мечтала о сабанчи с длинными толстыми косами…

После смерти царевича Даньяра касимовским правителем стал царь Нурдовлат (Нур-Девлет, Нур-Даулет, Мердоалет), сын первого крымского хана Хаджи-Гирея. Да, именно царем его именовали в официальных договорах с московским князем, потому что он уже был действующим правителем – крымским ханом.

Историки до сих пор не сошлись во мнениях, почему новый хан в Касимов был выбран именно из крымской ветви чингизидов. Логичней было искать в Казани, среди ближайших родственников Касима, или в той же Елатьме, где жил его племянник Мустафа. Однако казанский хан Ибрагим вел враждебную Москве политику, а Крым наоборот был самым верным союзником. Тогда и завязалась политическая интрига, во многом определившая судьбу нашего государства. И начнется история… с московского «представления».

Холодной осенью 1479 года жители Москвы стали свидетелями необычного зрелища. К городу медленно приближались полсотни татар. Судя по богатым доспехам и породистым коням – знатные персоны. Что за гости такие? Если к князю по делу, то они опоздали: великий князь Иван Васильевич уж седмицу (неделю) как в Новгород уехал. Вдруг с кремлевской башни протрубила труба. Ворота башни распахнулись, и в сторону приближающихся татар выехала длинная вереница всадников царского двора с родовитыми боярами во главе. Остановившись перед гостями, бояре спешились и разом сняли свои высокие шапки. Невиданная честь!

Явно удивленные гости в сопровождении почетного караула великокняжьего полка проследовали в Кремль к княжьим палатам, где их уже ждали первые бояре и князья. Ступени Красного крыльца были покрыты дорогими персидскими коврами. Собравшиеся зеваки перешептывались: «Воистину, прием, достойный царских особ… Неужто сам хан из Орды пожаловал? А отчего тогда с ним так мало войска?»

Примерно так прибыл в Москву крымский хан Нурдовлат с братом Айдаром, сыновьями Бирдовлатом и Сатылганом и небольшой свитой. Хан тот был «отставной»: его сверг с крымского престола родной брат Менгли-Гирей не без помощи турок. Нурдовлату пришлось спешно бежать из Крыма в Киев, который тогда принадлежал Литве. Литовский князь Казимир не хотел портить отношений с турецким султаном, а потому встретил опальных Гиреев прохладно. То есть, живите, как обыватели, но ни на какие льготы не рассчитывайте. Низвергаться из ханов в обычные жители обидно. И очень кстати братьям поступило предложение от Ивана III, который обещал принять их с радушием и гостеприимством.

Татищев пишет: «Той же осенью после отъезда великого князя в Новгород пришли к великому князю Иоанну Васильевичу и к сыну его великому князю Иоанну Иоанновичу из Поля два хана служить, Мердоулат с сыном Бердоулатом да брат его Айдар, дети хана Анчи-Гирея крымского».

Как видим, Иван III обещание выполнил и, хотя сам был в Новгороде, приказал встретить братьев по-царски с проявлением всех возможных знаков уважения как к монаршим персонам. Нурдовлат был и восхищен, и несколько обескуражен приемом. Недруги Ивана III – хан Орды Ахмат (Ахмед, сын того самого Сейид-Ахмеда) и литовский князь Казимир, узнав от московских соглядатаев о столь пышном приеме, радостно потирали руки: новый крымский хан такого московиту не простит! Конец союзу Крыма с Русью!

Они не догадывались, что Иван Васильевич с Менгли-Гиреем давно договорились. Сохранилось письмо, в котором крымский хан просит князя Ивана забрать из Киева своих беглых братьев, чтобы литовцы не использовали их в своих подлых целях. Здесь обратим внимание на время событий: 1479 год – канун знаменитого Угорского стояния. Иван III знал о готовящемся походе на Русь хана Ахмата, и великий князь отчаянно искал союзников.

Хана Нурдовлата со свитой поселили в лучших палатах и снабдили всем необходимым. Судя по письмам Ивана III крымскому хану, такое содержание обходилось недешево: «…с немалым убытком для казны моей», – жаловался князь. А гости, быстро освоившись в Москве, ни в чем себе не отказывали, гуляли и бузили, доходило до поножовщины. В одной из драк татарин из свиты зарезал старшего сына хана – Бирдовлата. За что был тут же обезглавлен лично отцом: «Той же зимой марта в 15 в среду на пятой недели поста Бердоулата царевича, Мердоулатова сына, зарезал татарин его же; и тому татарину Мердоулат, отец Бердоулатов, сам голову отрезал».