Наверху – баронская спальня. Окна здесь из настоящего стекла в свинцовых рамах. В юрте такое ни к чему, а вот если дом на Оке ставить, то очень пригодится. Жаль, тяжелые рамы, с собой не уволочь. У стен спальни стоят раскрытые сундуки, знать, хотела баронесса все свои наряды с собой забрать. Куда ей столько?

Сидит баронесса на лавке у окна, бледна, как смерть, на Раиса затравленно смотрит, от страха трясется. Зря она так за честь свою беспокоится. Глянешь – ни рожи, ни кожи, волос редкий, грудь висит. Раис такую и в наложницы даром не взял бы. Другое дело ее служанка, эта хороша. Но пока не до нее.

Запер пленниц Раис, подергал дверь за ручку, ключ спрятал на груди. В соседней комнате слышится веселый смех – Петр-толмач на широкой кровати под балдахином валяется голый в обнимку с еще одной служанкой и кувшином красного вина. Пьян и весел Петр. Похлопал захмелевшую подружку по румяной щеке, потянулся с ложа еще за вином, а спина-то у Петра сплошь в старых шрамах от батогов – память о бывшем хозяине.

Спустился Раис во двор, проверил посты, особо те, что у ворот и у железных дверей, которые ведут в подвал башни. Баронская тюрьма, там барон держал своих личных врагов и неплательщиков. А теперь сам связанный валяется со своими сержантами.

Начеку посты, знают татары, что поблизости рыщут ливонские разъезды. Оставшись довольным, Раис пошел с докладом к мурзе.

Жарко в каминном зале, не жалеют дров татары, в каждом камине жарится по барану, истекая жиром. Мурза Тохта сидит на баронском троне в баронской же короне, смеется, глядя, как кто-то из казаков пытается натянуть на себя полный рыцарский доспех. Ну и доспех, одних ремней две дюжины. И наплечники здесь, и налокотники, и кираса, юбка из стальных пластин, набедренники, железные наколенники, даже остроносые сапоги и те тоже из железа. Кое-как водрузили доспех на татарина общими усилиями, ремни затянули, напялили ему на голову шлем, опустили забрало. Попытался казак шаг сделать, да так и грохнулся на пол. Вот смеху!

Выслушал мурза доклад Раиса, рукой махнул, велел отдыхать. Завтра трудный день.

Где-то грохочет война, а в Касимове царит мирная тишина, лишь иногда нарушаемая тревожными вестями с запада, где воюют касимовцы…

Маги-Салтан макнула перо в чернила, и высунув от усердия кончик языка, вывела последнее слово. Отложила перо и прочитала написанное: «Един есть Бог живой и вечный и неутомимый, и всяческая как на небесах и так же на земле его суть, и без воли его нет спасения человеку, Он ведает все что делается людьми и все что уже сделано ими, люди же знают только то, что Он соизволил открыть им. Царство Его обнимает небо и землю и Он зиждет его без труда, потому что всемогущ и славен».

Сура из священной книги Коран. Написано почти без помарок и строчки все ровные, красивые. Мулла должен остаться доволен. Когда проснется…

Маги-Салтан покосилась на задремавшего в кресле муллу, соскользнула с лавки, подбежала к окну и осторожно глянула вниз. В саду под дворцовой башней раздавался задорный девичий смех, то дворовые девчонки – дочери уланов и дворцовой прислуги – развлекались игрой в жмурки: завязали одной глаза платком и теперь разбегались по сторонам, хлопая в ладоши, а она их ловила.

Здорово как! Вот бы с ними побегать по свежей травке, посмеяться, поболтать, посплетничать… Подумала и своих же мыслей испугалась. Как можно о таком думать?! Она – не простолюдинка, не дворовая, она – касимовская царевна! Самого хана Шах-Али приемная дочь!

Мулла заворочался в кресле, спросонья хлопая глазами, Маги-Салтан тут же отбежала от окна и заняла свое место за столом, взялась за перо, сделала вид, что пишет.

Трудное дело быть касимовской царевной. Каждый день кроме пятницы занятия с муллой. Коран читать, суры учить. Ветхозаветных пророков одного от другого отличать. Деяния пророка Мухаммеда знать до малейших подробностей. Арабскими буквами писать без помарок. А еще считать: прибавлять и отнимать, умножать и делить. А еще знать, куда и как встать, когда позовут с женской половины в мужскую, какому гостю как поклониться, какое слово сказать. И после занятий не погулять, не побегать в саду с девочками, в лучшем случае ходить неспешно с няньками под охраной уланов. И поговорить не с кем, сестру Хан-Салтан в прошлом году Аллах призвал, сгорела от лихорадки. А с няньками говорить скучно. Разве что с вороном Хасаном, но он что-то давно не прилетает. Скорей бы уж дядюшка приехал, что-то он в Москов-граде задержался…

Мулла окончательно проснулся, взял пергамент, прочитал написанное принцессой. Кивком оценил, принялся диктовать дальше: «Я послал тебя просветить род человеческий, неверные же, услышав, что ты проповедуешь учение Алкорана, захотят смутить тебя взорами своими и, завидуя тебе, станут говорить, он одержим бесом».

Маги-Салтан вздохнула, заскрипела пером и вдруг услышала громкий шум и крики с улицы. Мулла, кряхтя, встал, подошел к окну, глянул вниз, сказал с улыбкой:

– Великий хан вернулся.

Стремглав спорхнула Маги-Салтан по каменным ступеням дворца, выбежала во двор. Любимому дядюшке уже помогли спуститься с лошади, он шел навстречу, широко раскинув руки для объятий. Подпрыгнула, обняла за шею, заливаясь счастливым смехом. И хан встрече рад, улыбается, дает знак уланам, поднесли они кованый сундук, откинули крышку. Подарки для приемной дочки из Москвы привез.

Чего тут только нет! Настоящее сокровище для двенадцатилетней невесты! Белила и румяна из земли немецкой в специальном коробе. Платки и шали ярких расцветок. Шальвары атласные из самой Персии! Калфак, вышитый жемчугами. Чулпы, сережки и перстеньки в резном ларце. Сапожки мягкие из красной кожи. Шапка соболья с пером диковинной птицы. Зеркальце в серебряной рамке с витой ручкой – на себя красавицу смотреть!

А в отдельной корзине лакомства: пряники медовые, орехи да финики сладкие.

Не удержалась Маги-Салтан, надела соболью шапку и в зеркало на себя глянула. Красота неземная! С вызовом посмотрела по сторонам. Глядят на нее уланы Шах-Али во все глаза. А девчонки-то дворовые с какой завистью смотрят.

Нет, все-таки хорошо быть принцессой касимовской!

Красив каменный дворец Ханкермана, великолепна его каменная башня. Есть в подвале башни тайная комната без окон. Ту комнату закрывают две двери: одна дубовая с решеткой, вторая и вовсе железная. Двери запираются хитрыми немецкими замками, а ключи хранятся только у самого Шах-Али да у двух его самых ближних советников. Причем у каждого ключ лишь от одной двери. Хоть и доверяет великий салтан своим визирям, но так надежней. Днем и ночью охраняют вход самые преданные уланы, но ни один из них не видел, что хранится в заветной комнате. А ворон Хасан видел!

В подвале есть хитрые окошки для доступа свежего воздуха, чтобы не образовывались сырость и плесень. Узкие окошки, человеку не пролезть. А Хасану – запросто. Любит ворон посещать ту комнатку, он любопытен и очень падок до блестящих штучек. Но обычно там совсем темно, и только когда великий хан спускается в подземную комнату, она освещается факелами или масляными лампами. Вот и сейчас, едва услышав скрежет ключа в замке, чуткий Хасан слетел с верхушки башни и проскользнул в узкий лаз.

Обычно Шах-Али спускается в свою казну с двумя верными нукерами и, сверяясь с принесенными записями, отсчитывает им серебро из большого сундука, что хранится в коридоре меж двумя дверями. Значит, после полуденного намаза будут выдавать жалование двору и казакам.

Иногда салтан приходит в подвал один, плотно запирает за собой обе двери, зажигает факелы и лампады, открывает крышки и долго ходит меж ящиков, ларей и сундуков, шаркая подошвами турецких туфель с загнутыми носами. Бурчит чего-то, видимо, складывает или умножает в уме.