Успели касимовцы, перехватили ногайцев у брода. Громко хлопают пищали, плюются свинцом, жадные ногайцы валятся с седел. Но много их, уцелевшие хватаются за луки. Свистят стрелы, ржут лошади, и вот уже потери в касимовском полку.

Едва начался рассвет, а ворон Хасан уже летает над рекой ниже брода, что-то влечет его зорко осмотреть отмели. Вот и казак со стрелой в груди лежит в воде.

Слетел ворон на берег, приблизился.

Вдруг дрогнули ресницы, шевельнулся воин, застонал. Э, да это же друг салтана Мустафа Беркузле! Пробила острая ногайская стрела его кольчугу. Мустафа всегда был добр к Хасану, бок его раненый вылечил, вкусным угощал. Жаль сокольничего. Но и помочь никак нельзя, если только…

Слышит Хасан голоса на дороге, видит всадников с факелами. Это касимовцы одолели врага, а теперь своих убитых-раненых ищут. Неужто не догадаются к реке спуститься? Нет, не догадаются, едут мимо.

И закричал тогда ворон Хасан, что есть силы закричал! Все известные ему слова вспомнил. Остановились всадники на дороге, услышали, удивились. И вот двое с факелами отделились от отряда и спустились к берегу. Заметили раненого на отмели, факелами машут, своих зовут.

Посмотрел Хасан, как Мустафу достают из воды и на руках бережно несут к коням. Каркнул громко и взлетел. Он свое дело сделал.

Отвоевался под Михайлов-градом Мустафа Беркузле. Выжить выжил, а здоровья не сохранил. Вынули из груди стрелу, рана долго заживала, гноилась, но, хвала Всевышнему и умению старого врача, заросла. Жаль только, левая рука не восстановилась: ни поднять толком, ни замахнуться. А если упорствовать, то начинает болеть. Хрупок человек.

Лечился Мустафа дома, в Касимове. Жена хлопотала, да все то плакала от радости, что муж остался жив, то сердилась на него, дескать, чуть ее вдовой не оставил, а детишек сиротами. Двое сыновей растут у Мустафы. Старшего восьми лет зовут Назаром в честь деда. Младшенькому шестилетнему Мустафа дал имя тестя – Саид. Растет смена, берегитесь, враги. А доченька, которой сейчас всего четыре года, Юлдус – истинная звездочка!.. Никак нельзя было умереть Мустафе, встал на ноги.

Когда оправился от слабости, стал думать, как прокормить семью. С голода они, конечно, не умрут – есть и стадо, и дом, и, если совсем станет худо, многочисленные родственники не оставят в беде. Только горды мужчины рода Беркузле, не привыкли нахлебниками быть, это им запретил сам одноглазый Ибрагим, которому пришлось помыкать горюшко… Много Мустафа не надумал, понял, что надо идти к салтану. Уж Алп-Арслан старого служаку не оставит.

Салтан приехал в Касимов через месяц-другой после выздоровления Мустафы. Мустафа явился к нему во дворец и рассказал все как есть. Покачал головой Алп-Арслан:

– Зря я тебя тогда отпустил, добрый мой друг. Но знаешь, заберу тебя в Москов-град. Будешь снова моим сокольничим. А если его с собой возьмешь, буду тебе два жалования платить.

Показывает царевич куда-то за спину Мустафе, тот оборачивается, а на подоконнике сидит ворон Хасан и внимательно слушает беседу.

…С той встречи быстро пролетели почти два года. Раньше столичная жизнь тяготила Мустафу, теперь дни его молодости давно миновали, стал он относиться ко всему спокойней.

В первый год было тяжеловато без семьи, но раз в три месяца салтан отпускал сокольничего в недолгий отпуск, а еще ему удалось пару раз взять с собой сыновей Назара и Саида. То-то раскрыли рты мальчишки, когда увидели величественную Москву!

А затем царь отпустил Алп-Арслана с семьей в Касимов! Вот была радость!

Вскоре после приезда произошел примечательный случай. Однажды поздней весной салтан Алп-Арслан привел в сад у мечети музыкантов и бродячего проповедника – дервиша. Но этот дервиш не был грязен и вонюч, как обычные дервиши. Он одевался в белую рубаху, повязанную черным поясом, на голове был белый колпак. Дервиш внимательно посмотрел на молодых женщин, дал знак музыкантам и вдруг начал кружиться на месте. Кружение сначала было медленное, потом он стал кружиться все быстрее и быстрее. Музыканты едва успевали поддерживать ритм, в котором кружился дервиш.

Вдруг музыка резко стихла, дервиш упал на спину, широко раскинув руки. Никто из людей ничего не заметил, и лишь Хасан вдруг увидел в воздухе расплывчатый силуэт. Это был младенец, мальчик, и он тянул свои пухлые пальчики в сторону юной Фатимы.

А дервиш вдруг распахнул глаза, рот его широко открывался, словно он силился что-то сказать, издавая неясное бормотание. И опять никто ничего не разобрал. Лишь Хасан четко услышал имя будущего салтана.

– Бур-р-рхан! – громко крикнул ворон, глядя на Фатиму.

По официальной версии, Сеид-Бурхан (Сеид-Бурган, Сейд-Бурхан) – последний касимовский салтан, окончание жизни которого совпало с фактическим закатом ханства. Носил звание царевича, но царством своим не управлял, и даже приняв христианство, остался салтаном. Он не мог ничего изменить, да и не пытался.

На касимовский престол царевич Сеид-Бурхан «взошел» в двухлетнем возрасте и «правил» под регентством своей матушки Фатимы-Султан из самого уважаемого в Касимове сеидского рода Шакуловых. Смута прошла, Касимов больше не затронули ни война, ни прочие потрясения, так что детство юного Сеид-Бурхана под опекой влиятельного деда и приглядом касимовского воеводы можно назвать вполне счастливым и беззаботным.

Хотя львиная доля бывших салтановых доходов (таможенные и судебные пошлины, доходы от винной торговли и кабаков) отправлялись в Москву, оставшихся средств на содержание невеликого двора хватало. Тем более, расходы резко сократились: овдовевшие жены салтана Арслана, карачи и их семейства разъехались кто куда, оставшимся царством фактически правил дед юного царевича Ак-Мухаммед сеид Шакулов.

Сеид-Бурхан получил хорошее домашнее образование, с детства отлично держался в седле, как правоверный мусульманин посещал мечеть. Жизнь в Касимове текла мирно, но скучно, развлечений было немного, разве что ярмарки в базарный день, да скачки, которые устраивали ногайцы, гнавшие из степей через Касимов в Москву табуны на продажу. Можно было еще выйти на высокий берег Оки и поглазеть на речные купеческие караваны с диковинным иноземным народом. И как-то теплым июльским вечером 1636 года касимовцы увидели плывущий по течению караван вооруженных пушками галер с людьми в странных нарядах. По их приказу гребцы налегли на весла и повели ладьи к берегу…

Чужаки спустились на берег, все в смешных европейских одеждах. Ни по-русски, ни по-татарски не говорили, зато имели грамоту от самого государя как посольство герцога Голштинского! О стране Голштинии здесь никто не слыхал, но судя по платью – немцы. И плыли те немцы в Персию налаживать связи по поставке в Европу шелка-сырца. Забегая вперед скажем, что ничего у них не получилось, но к счастью, в составе этого посольства шел в Персию очень любознательный человек и блестящий писатель Адам Олеарий, издавший впоследствии несколько книг о своих путешествиях. Из них нам наиболее интересно «Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию».

Чем так интересен этот труд для нас сегодня? Имеет ли он какую-нибудь ценность? Для историков это просто клад! Попробуем объяснить.