А Мустафа мысленно уносится на двадцать шесть лет назад – к скорбному часу смерти отца, потом касается пальцами косого сабельного шрама через всю щеку. Это память от похода в степь на Большую орду. В славный поход сходил тогда Мустафа с Сатылганом…

И с Мухаммед-Амином ходил, едва в брянской земле лежать не остался, еле залечили рану под ключицей. Надо же, вспомнил – и заныла!

Вокруг бегают дети, вот купец провел пару верблюдов, навьюченных богатыми тканями, мимо прошли молодые казаки, смеясь и подначивая друг друга, – жизнь кипит, но Мустафа почти не замечает этой базарной суеты, он снова улан Джаная, снова бьется с казанцами, прикрывая русское войско.

А что после смерти Джаная началось? Беспорядок. Вздыхает Мустафа, сочувственно кивает Хасан.

Да-да, как раз тогда, в 1512 году, из степи явился непутевый Хайрула, внук отцовой сестры. У Ибрагима в прошлой жизни, до Касимов-града, была семья, правда, почти всех забрал мор, а вот старшую сестру Зию успели отдать замуж в другой юрт, это ее и спасло.

Так что Хайрула тоже родня – внучатый племянник Ибрагиму Беркузле, а значит двоюродный племянник Мустафе и братьям его Захиру и Махмуду…

Напрасно вспомнил Мустафа брата своего Захира! Погиб Захир.

Братья Беркузле служили уже салтану Шейх-Аулуяру. Махмуду салтан дал задание спасти наследников и жен. Махмуд справился! Живы старший Шах-Али и младший Джан-Али. Махмуд Беркузле отбыл за подмогой, а вот средний – Захир – погиб, защищая Касимов.

И случилось это два года назад.

А еще… Пал тогда Касимов-град. Многих крымцы убили, многих увели в полон. Увели и семьи Мустафы и Захира. Страшное горе поразило казака, еле в себя пришел. А уж каким чудом выкупил своих у крымцев – вовсе удивительная история. Спасибо за то и дервишу, которого Мустафа привечал, и боярину Шереметеву, под чьим началом когда-то он бился, и юному салтану Шах-Али, проявившему милость к бедному казаку.

Невыразимо переживал Мустафа, едва не умирал от горя, но не терял надежды. И вот возвратили ему семью! На санях с кибиткой приехала семья Мустафы: матушка и жена с дочкой, целые, здоровые. А за ними семья брата Захира тоже в кибитке – жена с сыновьями Назаром и Ахмедом. Все, все вернулись! Теперь это его большая семья, пусть на том свете будет спокоен брат Захир.

И вот как увидел их Мустафа, тут его и разбил удар. Подкосились ноги. Последнее, что запомнил – большого ворона на воротах усадьбы. И свет в глазах померк.

Аллах милосерден: выжил Мустафа. Правда, совсем слабым остался. Но упорный казак верит, что наберется сил. Правда, Хасан?

И ворон кивнул. Ворон Мустафу понимает.

В этот момент Мустафа увидел на противоположной стороне улицы беспокойного Хайрулу. Куда это он там крадется? Что задумал?

Восемнадцать лет Хайруле, а к военной службе негоден. Несерьезен, даже дураковат. Мустафа с раздражением вспомнил, как несколько лет назад Хайрула на этой самой улице стал посмешищем для казаков и молодого Шах-Али. И виновник-то кто? Хасан!

Гневно забурчал Мустафа на ворона, тот понял, что ему припомнили что-то нехорошее, и взлетел на ветку ближайшего дерева, оставив старого казака в одиночку вспоминать позор Хайрулы. Да, было дело. Поехал Мустафа в город, взял с собой Хайрулу. Оставил сторожить коней, а тот и задремал на базаре. Тут к нему ворон и подлетел. Пристроился на жердине и давай халат стеганый ему на спине клювом драть. Только тут осторожность нужна, чтобы не проснулся. А так проснется казак, а у него из спины клочья ваты торчат. Смешно же! И точно, все смеются.

Проснулся казак Хайрула, а вокруг народ пальцами на него показывает. Крутит головой Хайрула, ничего не понимает, а народ пуще заливается, на его спину глядя. Вскочил казак, увидел обидчика – черного ворона. Сидит на земле, голову наклонил, клюв открыл. Хотел его пнуть Хайрула со всей злости, да не попал. Ворон вспорхнул, а Хайрула равновесия не удержал и лицом прямо в грязь грохнулся. Еще громче смех! Ворон словно только этого и ждал, на плечи Хайруле запрыгнул и в самую маковку его клювом тюкнул.

Казаки вокруг чуть ли не с ног со смеху валятся, даже не заметили, как повозка с юным царевичем у коновязи остановилась. И звонким смехом заливается отрок Шах-Али, глядя, как пытается настигнуть ворона Хайрула. А ворон делает вид, что крыло подбито, ковыляет по земле, прихрамывает, но в руки непутевому казаку не дается. Покраснел от злости Хайрула, к кобыле своей бросился, плеть схватил.

Смекнул ворон, что плеть – уже не шутки. Каркнул «Рахмат», да и взлетел на свою сосну. Не могут остановиться казаки, смеются, слезы утирая. Скинул с себя Хайрула халат, смотрит на дыры в спине, чуть не плачет от обиды.

Подходит к нему улан юного царевича, тоже смеется, что-то ободряющее на ухо шепчет. Бросил Хайрула разодраный халат, ладони лодочкой сложил. Да и отсыпал улан в эту лодочку звонкого серебра из мошны от щедрот царевича. За забаву и на новый халат.

Все это вернувшемуся из торговых рядов Мустафе Хайрула сам рассказал. Позорище же, а он радостный: смотри, дядька, сколько денег можно на смехе заработать!

Снова вынырнул из воспоминаний Мустафа, поморщился, будто зуб заболел: ох, негоден племянничек.

А Хайрула тем временем куда-то делся.

Вздохнул Мустафа, встал со стоном и отправился, опираясь на палку, к дому. А жаль: рано ушел казак, так бы увидел, чем давний позор Хайрулы ворону аукнулся.

Подвели Хасана его тогдашнее озорство и неуемная говорливость – из-за них угодил он в клетку. Приглянулся ворон юному царевичу. Во время верховой прогулки заметил Шигалей, как на базаре Хасан выпрашивал лакомство у торговцев, сообщая: «Аллах велик!» За такие слова любой правоверный ворона угостит. Тогда Шах-Али и вспомнил, как потешно ворон дразнил Хайрулу. Вот и приказал царевич изловить птицу на радость младшему брату – царевичу Джан-Али.

Но умен Хасан, в руки людям никогда не давался, улетал сразу, да только сгубила его страсть к блестящим вещичкам. Заметил он под своей сосной перстенек с ярким камушком, слетел к нему с радостным карканьем и уж собрался подхватить, тут-то сеть на него и набросили. Изловил птицу лукавый Хайрула. Поймал и с поклоном преподнес царевичу, за что получил щедрую награду.

Так и попал Хасан в большую клетку. Удивительно, но в клетке Хасану понравилось. Пару дней он просидел, обиженно забившись в угол, а потом освоился и привык. Главное, кормили хорошо – свежим мясом сколько влезет. Стоило клюв о клетку поточить, сразу еду несли. А юный царевич еще баловал сладкими лепешками и орехами, и тогда Хасан говорил «Рахмат». Иногда на забаву в клетку Хасану запускали живых мышей и наблюдали, как ворон настигает и бьет их своим огромным клювом. Шигалей с братом задорно смеялись…

Не пропал и Хайрула. Вскоре стало известно, что юный Шах-Али уезжает царствовать в Казань. Никого из рода Беркузле не взял с собой царевич. Только Хайрулу – служить при вороне.

Единственное, что огорчало поначалу ворона Хасана в Казани – разлука с заветным дуплом, что осталось в Касимове за Старым кладбищем. Много блестящих штучек собрал там Хасан, иногда прилетал, разгребал жухлую листву клювом и любовался своими сокровищами. Потом снова забрасывал их сверху травой и листьями.

Но и в ханском дворце Казани, куда его привезли в клетке, нашлось много интересного. Дверь золоченой клетки Хасана почти никогда не закрывали, и он важно вышагивал по дворцовым комнатам. Ну да, порой пропадала разная мелочь: серебряная ложка, пуговица с кафтана, забытый на подносе перстенек, монетки. На такие пустяки почти не обращали внимания. Дворец хана ломился от сокровищ, Казань была очень богата!

…Отдыхает после сытного обеда великий хан казанский Шах-Али. Съедено и выпито изрядно, самое время поспать до намаза. Прилег было на мягкую кушетку, да сон что-то не идет. Позвать музыкантов? Да ну их, скучные. К наложницам спуститься в сад? Болтают много.