– Тебе же лучше, – объяснил он, пряча саблю. – Скажешь, от погони спасался, раны получил, потом в лесу прятался. Раненого в дозор не пошлют. Ты теперь Асланбеку очень нужный человек.

Ускакали ногайцы, оставили молодого улана одного.

Поморщился Раис от боли, левой рукой пошевелить не может – онемела. Проехал через рощу и тут же увидел огни костров – русский лагерь. Что же теперь делать? Немедленно рассказать все отцу или своему сотнику? Зажмурился, а перед глазами человек, нанизанный на кол. Такая же судьба ждет и его дядьку. А дядька его маленьким носил на руках, потом учил воинской науке. Что важнее: клятва, данная хану, или жизнь родного дядьки? Подумал Раис и тронул лошадь каблуками сапог. Пусть Аллах укажет правильный путь…

Радостно встретили в уланском стане Раиса, вся сотня собралась, точнее, что от нее осталось. Помогли спуститься с коня и давай расспрашивать, что и как. Что с дозорным десятком случилось, где остальные, как сам спасся. Сотник Али-Мурза прискакал, тоже рад, улыбается, обнимает Раиса, как родного сына. Тут же велит лекаря звать, лечить раны.

В скором времени прискакал Бахтияр, прямо из дозора. Соскочил с коня, прижал сына к груди. Ведь почти похоронил Раиса, совсем надежду потерял.

Плохо спал ночью Раис Беркузле. Да, почитай, совсем не спал от дурных мыслей: «Что с дядькой, цел ли? Жив ли? Почему я не признался сразу во всем отцу? Придет ли лазутчик от ногайского мурзы? И почему Асланбек выбрал в соглядатаи именно меня, а не дядьку Назара или того же Рашида?.. Они отказались, а я согласился? Потому что я молодой и слабый, смерти боюсь? Так я же ради дядьки…»

Мучится молодой казак, и непонятно, какая боль сильнее: душевная от вынужденного предательства или телесная от раны на плече.

И еще, очень странное задание дал ему мурза все вызнать о хане Шах-Али. Чего вызнавать? Шах-Али ратным трудом себя не обременяет, войско в лихие атаки не водит, смотры без надобности не устраивает. Часто отправляется к женам в град Свияжск, через неделю возвращается с речным караваном, привозит припасы. А как приедет, в шатре сидит и беседует с сеитом касимовским, или вовсе – играет с говорящим вороном. Нередко хан приглашает к себе на обед татарскую знать и князей темниковской орды. Татар-перебежчиков особо привечает. Мурзу Камая Хусейнова, что из Казани со своей сотней перебежал, щедрыми дарами наградил и теперь держит при себе. Обещает ему большой пост в новом диване, когда урусы возьмут Казань. Так о том все знают, нет здесь секрета…

Провалился в полудрему Раис и тут же приснился ему страшный сон. Будто идет он по улице Касимова, а все на него смотрят. И казаки, и их жены, и белобородые старики. Плохо смотрят, с презрением, предателем называют. Подвел ты наше славное ханство, предал Шах-Али, но еще сильней подвел ты свой род. Все встречные выказывают Раису презрение. И семья его тоже! Отец ворота приоткрыл, сына-предателя увидел и в ноги ему плюнул. И нечем ответить Раису, проклят теперь он и потомки его на веки вечные, ибо нет греха тяжелее, чем предательство.

Проснулся, лоб мокрый от холодного пота.

Вот и подал Аллах знак, теперь прочь все сомнения. Растолкал отца и тут же во всем признался.

Выслушал сына Бахтияр Беркузле, приобнял бережно, чтобы раненое плечо не задеть.

– То-то я и почувствовал, сынок, что давит на тебя что-то… Правильно сделал, что рассказал. Сейчас все-таки ляг, поспи, а там видно будет. Повинную голову сабля не сечет.

Снял камень с души Раис, почувствовал себя намного легче. Тревожно за дядьку Назара, страшновато за себя, но зато не стал он настоящим предателем. Настолько свободней задышалось Раису, что даже боль в плече отступила. Не подвёл он ни ханство, которому клялся служить, ни свой славный род. Успокоился Раис и заснул наконец-то.

К вечеру вернулся Бахтияр и сразу повел к юрте Али-мурзы. Вошел отец в юрту, поклонился и сказал, что хочет говорить с сотником о тайном. Мурза отослал нукеров из юрты движением пальцев. Позвали Раиса. Упал на колени Раис и во всем признался. О плене рассказал, о яме, о сосновых колах и о задании Асланбека.

– Все, как ты говорил, – обратился к Бахтияру Али-мурза и пристально посмотрел в глаза Раису. – Молодец, что сам признался, иначе позор пал бы на весь род Беркузле.

Велел мурза собираться к хану.

Впервые Раис в шатре у хана Шах-Али. Большой шатер белого войлока, на полу драгоценные ковры, на столбах оружие и богатые латы. Большие сундуки с казной у войлочных стен. Сам хан в золототканом халате, в белой чалме. Сидит на ковре, подушками обложенный, вроде и не слушает Раиса, на ворона своего смотрит. Ворон в большой золотой клетке, сидит на жерди, клювом постукивает. Говорят, ворону сто лет, и он знается с шайтаном.

Закончил свой рассказ Раис, снова уперся лбом в пол. Хлопнул отец его по плечу, им обоим велели ждать снаружи. Долго томились отец с сыном, наконец, вышел из шатра Али-мурза. Улыбается, велит возвращаться в стан.

– А завтра на рассвете, Раис, чтобы у меня был. Есть для тебя работа.

Ездит Раис по татарскому стану, выполняет мелкие поручения Али-мурзы, и постоянно вглядывается во встречные лица. Вот уже неделя прошла, а человек от Асланбека не появился. Не передумал ли мурза, жив ли дядька? Вечером заехал Раис на кузню при Арском городке подковать лошадь, вдруг окликает его кто-то. Улыбчивый татарин Мурат из орды Хусейнова тоже приехал в кузню. Оставили татары лошадей кузнецам, сами в тенек отошли, казак бурдюк с собой прихватил, хочет угостить Раиса кумысом. Выпили, тут и передает Марат Раису привет от дядьки Назара и от мурзы Асланбека. Вмиг побледнел улан. Потом выдохнул облегченно: значит, жив дядька Назар.

Начал Раис быстро рассказывать, что недавно Шах-Али ездил в Свияжск, вернулся с множеством пушек и добрым лесом. Будет из того леса мастер Выродков ставить высокий тын, и оттуда русские станут бить по городским воротам из пушек. Рассказал, что после последнего штурма много урусов и черемисов под стенами мертвыми осталось. Оттого не хотят больше их князья идти на стены, хотят обратно в степь. За что князь Иван велел некоторых князей повесить другим в назидание. Еще Раис припомнил, как приезжали к Шах-Али князь Курбский да князь Серебряный, Шах-Али для них пир устроил, для чего велел сколотить столы и лавки. Не привыкли урусы на коврах пировать, столы им подавай. Всю ночь пировали, едва успевали открывать бочки с медом.

Смеется казак Мурат, головой качает, запоминает. И вдруг стал серьезным. Говорит:

– Про Шаха-Али мурзе Асланбеку и так все ведомо. Узнай, где у князя Ивана мастера минных дел в лагере стоят и где они роют минные подкопы под городские стены. Мурза так и велел передать: «Узнаешь, где пороховые мастера у князя Ивана стоят и где роют – щедро награжу! А иначе сидеть тебе на колу!»

Сказал и ушел, оставив бурдюк.

Не сразу поднялся на ноги Раис Беркузле – задумался. Вроде бы, все верно делал, лишнего не сболтнул. Все, как научил Али-мурза. Будет что ему и отцу рассказать!..

Еще через пару дней Мурат как бы случайно встретил Раиса у кабака. Начал без долгих вступлений, даже не поздоровался:

– Что с поручениями Асланбека?

– Минные мастера немчин Бутлер и литвин Розмысл живут на тайном дворе при великом князе, куда чужой не пройдет. Над ними – боярин Курбский. Мастеров своих оберегает денно и нощно, при каждом неотлучно по десятку стрельцов, да полусотня казаков. А где минный ход роют – неизвестно. Сейчас везде роют – тын ставят. А вот куда мину будут закладывать – поди, узнай.

Выслушал это лазутчик и ответил нетерпеливо:

– Мурза будет недоволен. Укажешь точное место, если жизнь дядьки дорога. Слово Асланбека передаю: «Сроку тебе – три дня».

Уже волноваться начал Раис, когда к вечеру третьего дня показался у кузни казак Мурат. Спешился, стал слушать. Рассказывает Раис, торопясь: