Ништадт, или Нюстад, а по-фински и вовсе Юуси Каупунки — небольшой городок к северу от Або (ныне Турку), на Ботническом заливе — был основан всего сто лет назад, в 1617 году, и городом переговоров стал нечаянно. После того как шведская эскадра была разбита русским галерным флотом под командой князя Михаила Михайловича Голицына, а на престоле шведском утвердился принц Фридрих, из Петербурга в Стокгольм в августе 1720 года поехал генерал-адъютант Александр Румянцев с поздравлениями новому королю. Там-то он и получил предложение собрать мирный конгресс в Або. Однако Петр пункт сей отклонил. В Або находился генералитет и все магазины русского войска, а посему быть-де там съезду за великой теснотою непристойно. И вот ближе других оказался городок Ништадт.

Когда русские министры приехали, шведы уже их ждали. Теперь они были куда сговорчивее, чем на Аландах. Уполномоченные шведской короны соглашались уступить всю Лифляндию, кроме Пернау и острова Эзеля, но уперлись перед проблемой Выборга. «Сей город — ключ Финляндии, — говорил граф Лилиенштет, — если он останется за Россиею, то и вся Финляндия навсегда окажется в воле его царского величества...» Но Брюс был непреклонен.

— Выбросьте мысли сии из головы, ваша светлость. Пернау принадлежит Лифляндии, и нам тама соседа иметь вовсе не нужно. И Выборга отдать вам нельзя.

Остерман, который вел себя в Ништадте гораздо скромнее и незаметнее, чем во время Аландского конгресса, сумел с помощью значительной взятки одному из высоких должностных лиц верно узнать, что шведы готовы в крайности уступить и Выборг. Надо было дать им время для куража... Но тут пришла депеша о том, что-де к ним чрез Выборг направляется царский генерал-адъютант Ягужинский с указом подтолкнуть заключение мира. Это был опасный шаг. Слишком хорошо знал Андрей Иванович как своего потентата, так и его генерал-адъютанта. Первый, по нетерпению своему покончить с затянувшейся войной, не задумается и уступить и тем сбросить главный камень преткновения с пути мирного договора. А другой, имея такой козырь в кармане, понятно, в один день обделавши все дела, завершит то, что готовилось им, Остерманом, с таким трудом и терпением... Этого нельзя было допустить. И Андрей Иванович разрабатывает свой план...

Комендантом Выборга в ту военную пору был полковник граф Шувалов, закончивший покорение Финляндии взятием крепости Нейшлот, человек Остерману ближний, дружитель. Его-то и подговорил немец-хитрован получше принять у себя Ягужинского, как тот приедет. Принять, угостить на славу и задержать елико возможно дольше, а его уведомить с курьером, когда ждать дорогого гостя... Остерман правильно рассчитал, что падкий на гульбу Ягужинский не найдет в себе сил отказаться от приглашения. Так все и случилось. Загнав лошадей, курьер привез известие, в котором говорилось, что за два дня Шувалов готов поручиться. Тогда Андрей Иванович велел передать шведам, что получил с курьером приказ покончить со всем делом за сутки, а не то прервать переговоры...

Доведенные до крайности шведы тут же согласились уступить Выборг. И, когда два дня спустя опухший от беспробудного пьянства Ягужинский вылез из курьерской брички перед ратушей Ништадта, договор был заключен и подписан.

Это известие как громом поразило генерал-адъютанта. А поскольку и у него были свои шпионы на конгрессе, то скоро вся механика сей затеи стала ему ясна. И в душе Павла Ивановича родилось раздражение, постепенно перешедшее в ненависть к Остерману. Это чувство было тем сильнее, что он ни к чему не мог придраться. Все было учинено в лучшем виде. С этого-то момента и стали два видных вельможи русского двора заклятыми врагами.

Возвращаясь из Выборга, лейтенант Соймонов на «Святом Антонии» получил приказ с проходившей мимо шнявы «Полюкс» идти к Лисьему Носу, где и дожидаться царского конвоя, чтобы, присоединившись, сопровождать его величество снова в Выборг. Господи, что там приключилось-то в столице за время его отсутствия?.. Оказалось, что царь в нетерпении от безвестности решил сам идти к главной крепости, чтобы разобраться с финскими границами.

«Слава те господи! — крестились чиновники в столичном городе. — Уйдет царь в Выборг, хоть маненько спокою изведаем». И потому с особой радостью провожали его корабли в путь. Однако радость та была преждевременной. Едва по левому борту показались Дубки — место невдалеке от Ораниенбаума, прозванное так по насаженным собственноручно Петром молодым дубкам, окружившим царский дом на возвышенном берегу, как показался верховой. Он трижды выстрелил вверх из пистолетов и, привстав на стременах, замахал белым платком, чтобы привлечь внимание идущих неподалеку кораблей.

Сигнал был принят. Петр распорядился подобрать паруса и спустить шлюпку, а гонца проводить к нему. Шатаясь от усталости, в забрызганном грязью платье, с черными кругами в подглазьях, гвардии Преображенского полка капрал Иван Обрезков проследовал за денщиком на шканцы, где подал царю запечатанный пакет...

Петр сломал печати, прочел донесение и велел ставить корабли на якоря, заявив, что ночевать будет на берегу.

Наутро, разослав денщиков с пакетами шаутбенахту[21] господину Сиверсу, стоящему у Красной Горки с галерным флотом, к капитан-командору Науму Сенявину, командовавшему эскадрой, и князю Михаилу Михайловичу Голицыну в Финляндию, объявил всем, что Северная война завершилась, и поздравил бывших при нем с Ништадтским миром... Затем велел готовить быструю на ходу бригантину для возвращения в Петербург.

Четвертого сентября, часу в пятом пополудни легкое суденышко, стреляя с минутными интервалами из трех пушек, с громким «трубным гласом» вошло в сонную Неву и направилось к пристани у Троицкой площади. Надо отдать справедливость проворству как духовных, так и знатных светских особ. Когда его величество, сбросив вместе с матросами сходни, ступил на берег, его встретила кликами приветствия уже немалая толпа. Тут же царь поздравил всех со счастливым миром и, повелев выставить угощение для народа, в сопровождении чиновных прошествовал в Соборную Святой Троицы церковь.

Блюститель патриаршего престола митрополит рязанский Стефан Яворский встретил монарха перед дверьми храма и сказал краткую речь, после чего начался молебен и пение под гром пушек с обеих крепостей и при оружейной пальбе собранных полков.

— Ну чем, чем возблагодарить государя? — шептал Апраксин стоящим рядом флагманам и министрам, — Думайте, канальи, думайте...

За последующей суматохой позабыли, кому в голову пришла счастливая мысль просить царя принять по сему случаю чин Адмирала от красного флага. Просьба пришлась Петру по душе. И он согласился...

Поднявшись после молебна на сколоченный тут же рундук, царь снял шляпу и поклонился собравшимся.

— Здравствуйте и благодарите бога, православные! — сказал он громко. — Благодарствуйте, что толикую долгую войну, которая длилась двадцать один год, всесильный Бог прекратил и даровал нам счасливый и вечный мир!.. А ну, подай ковш, — велел он денщику Алешке Татищеву. И, когда тот зачерпнул из кади простого вина и подал, поднял оный над головою: — За всенародное здравие ваше и процветание державы, дабы в надеже на мир не ослабевать нам и в воинском деле...

Уже несколько лет дело шло к миру. И Швеция и Россия устали от столь долго длящихся военных действий. Русские отряды воевали не только в Прибалтике и в Померании, но и в карельских и финских землях, в Пруссии и Мекленбурге, на побережье самой Швеции. При этом силы противоборствующих держав были явно неравны. Северная война унесла более ста тысяч самого трудоспособного населения Швеции. Упало производство пороха и железа, сократилась добыча меди. Южная провинция Скония — «хлебная корзинка» страны — не справлялась с поставками расквартированной в ней армии. А вывести солдат в чужие земли было невозможно из-за опасности русского вторжения.