В астрономии ... по 3 алтына

— сферике 2 алт. 4 деньги

В диурналах 2 — 2 д.

— навигации меркаторской 2 —

— навигации плоской 2 — 10 —

— тригонометрии 2 — 8 —

— геометрии 2 — 6 —

— арифметике 2 — 4 — »

Таким образом, наш герой мог бы получать десять денег (или пять копеек) на день кормовых. Много это или мало? Из писем Ф. М. Апраксина, из канцелярских донесений и из ведомостей, приведенных в «Материалах для истории Русского флота», можно выбрать примерные цены того времени. Например:

«Сухари корабельные — 4 гривны за пуд

Мясо свиное (ветчина) — 16 алтын, 4 деньги за пуд

Снетки сухие — 1 рубль 16 алтын 4 деньги за пуд

Мясо говяжье (копченое) — по 2 гроша за фунт

Масло коровье — 1—2 рубля за пуд

Масло конопляное — 1 рубль, 6 алтын, 4 деньги за пуд

Сало говяжье топленое — 1 1/2 рубля за пуд

Соль — 13 алтын, 2 деньги за пуд».

Можно добавить, что, например, сукно красное (кармазин) стоило 2 рубля за аршин...

Федору Соймонову, по семейному достоянию, кормовые деньги полагались. Однако в том году он много пропускал. Не бегал, уезжал в отпуска, по челобитным для хозяйственных дел. Деревни соймоновские находились в Алексинском уезде, недалеко от Москвы. Правда, «недалеко» по нашим сегодняшним меркам. А в те поры получилось так, что за отъездами от учебы остался он без жалованья и жил трудно. Впрочем, может, оно и к лучшему, когда учащийся вьюнош не имеет свободных средств для озорства...

Незаметно подошел Тихонов день. По старым приметам к этому времени затихает в лесах и садах пение птиц. Пернатый народец озабочен новым делом — прокормом птенцов своих. Лето на дворе. Как и другие школяры, сходил Федор намедни в общую баню, что стояла на берегу Яузы у самого впадения оной в Москва-реку. Отворачивался, старался не глядеть на женок, бесстыдно хлещущих друг друга вениками по срамным местам. Обливался холодной водою, стремясь справиться с восстающей плотью. А те знай себе похохатывали, глядючи на робкого отрока...

Воротившись, отстоял вечерню с коленопреклонением и просьбою к святому Федору Тирону-заступнику о вспомоществовании и защите. А утром, чуть свет, явился в классы. Народу набежало — черно. Как же, сам царь прибудет... Государь сидел в верхней палате темен. Смотром был недоволен. Федор во все глаза глядел на него, на всю жизнь запоминая образ. Таким и остался он в его памяти на всю жизнь. Петру Алексеевичу исполнилось сорок. В усах — первая седина. Для смотра обряжен в простой кафтан голландского сукна и крою. Кафтан обтягивал талию, был узковат, с отложным круглым воротником из полотна. Пуговицы светлые, Федор чаял — серебряны. Под кафтаном — жилет, вроде короткого камзола без рукавов. Порты пузырями спускаются до колен, открывают белые чулки и грубые башмаки с пряжками. Рядом на столе лежали навигационные инструменты и длинная ясеневая линейка, весьма определенного назначения... Временами он хмурился, не слушал.

Царя беспокоили дела в Померании. После окончания злосчастного Прутского похода он уехал за границу, принимал воды в Карлсбаде, встречался с иностранными государями, участвовал в свадебных торжествах сына Алексея и поздней осенью семьсот одиннадцатого вернулся в Россию. Пора было заканчивать изгнание шведов из Западного Поморья. А меж союзниками все идут и идут разногласия. И Август Второй, и Фредерик Четвертый пекутся более о своих выгодах, нежели об общем деле. Саксонцы желают воевать остров Рюген, датчане — захватить Висмар. Припасами с русской армией делиться не хотят, а страна разорена вконец. Вот Меншиков для главного начальства поехал из Петербурга. Вроде бы дело зашевелилось. Чтобы иметь свободу действий, русским надобно было непременно взять Штеттин — центр Померании. Желая подвигнуть к союзу против шведов Пруссию, Петр только что подписал письмо Фридриху Первому, в котором уверял, что вступление русских войск в Померанию преследует единую цель — «принудить короля шведского к полезному миру... — И далее гарантировал: — ...Мы декларовать восхотели, что понеже может быть мы вскоре осаду города и крепости Штетина предвоспринимать будем; и ежели оную вскоре, или по нескольком времяни, или чрез оружие к сдаче принудим, мы никакой претензии на нее чинить, и наши войска в оную вводить не будем, но отдастся оная ... вечно Его Прусскому Величеству».

Мысли об сем не оставляли государя. Он и на смотру хмурился, подергивал щекою, иногда встряхивал коротким париком, словно отгонял надоевшие думы. Когда сие удавалось, после вопросов учителей спрашивал сам. Велел показывать, как вяжут кноты, стропы и прочее, что принадлежит до такелажу, приказывал объяснять рангоут, называть звезды. Больно хлопал линейкой по неловким рукам...

Федору досталось рассказывать меркаторскую и круглую навигацию. Это он знал и любил. Пару раз сбился, но более от страха и рачения. Царь поправил. Сам показал принцип кораблевождения по дуге Большого круга. Не осерчал — похвалил. Порывшись в кармане, вытащил старый ефимок с признаками, сдул табачные крошки, поглядел... Потом поворотился к господину адмиралу, графу Апраксину, что стоял за его спиною в зеленом шитом золотом кафтане с Андреевской лентою, со шпагою в алмазах, недавно полученной за взятие Выборга, что-то сказал... Тот засуетился, захлопал руками по полам кафтана. Отвернулся и вынул из камзола кошель. Подал государю. Петр поманил Федора. Развязал кошелек, вынул рубль новой чеканки и дал... Сомлел школяр от царской милости. Хоть и из адмиралтейской казны, а все же из рук государя награда. Хотел пасть на колени, вовремя опомнился. Поклонился, как учили. Скромно ответствовал, благодарил. Царь махнул рукою, отсылая на место. Но Федор все же краем уха услышал, как говорил государь Федору Матвеевичу:

— Чаю, будет сей вьюнош со всею ревностию и прилежанием нашего интереса искать в будущем и всякие старания в том и далее прилагать...

Еще Федор заметил, что государь вернул генерал-адмиралу его денежную сумочку, а ефимок, по недолгом раздумье, назад в свой карман кинул.

Сия монета и доднесь с иными реликвиями хранилась в доме Соймонова. Показывал он ее согласникам своим, показывал и Артемию Петровичу — благодетелю, рассказывал историю, как получил... Кабинет-министр господин Волынский слушал внимательно, а глядел мимо. Что — рубль, царский ли он, казначейский ли... на нем не написано. То ли дело — астролябия. Федор вздохнул и заворочался в кибитке, искоса поглядев еще раз на Семена. Неловко чувствовал себя вице-адмирал. А отчего — не знал...

Царский смотр переменил судьбу Федора Соймонова. Зачеркнув помету генерал-адмирала Апраксина о назначении ученика Соймонова «в артиллерию», царь написал его, в числе немногих, прошедших успешно смотр, в гардемарины и наметил к посылке в числе других «за море для обучения морскому делу».

В заметках к «Истории Петра» у Александра Сергеевича Пушкина сохранилась запись результатов описанного выше смотра: «26 человек послать в Голландию, 22 — в Ревель, обучаться немецкому языку, 16 — записать в солдаты Преображенского полка».

В «Ведомости о детях знатных особ, которые посланы для науки за море, 1708—1711 годов» нашел я и фамилию нашего героя. Из этого списка узнал и о тех, кто вместе с ним был назначен к отправке. В 1711 году Сенат приговорил к поездке за море:

«...Алексея Иванова сына Шепотева

Александра Иванова сына Кожина

Петра Северьянова сына Давыдова

Федора Иванова сына Соймонова

Петра Иванова сына Салтыкова

Илью Артемьева сына Полибина

Афонасия Михайлова сына Елизарова

Михайлу Семенова сына Хрущова

Петра Иванова сына Клементьева

Василья Алексеева сына Янова...»