— Тшш, расслабься, малышка.

Я застыл, запоминая как приятно находиться и сливаться с ней, и погладил костяшками скулу. Это было так нереально, что мое сознание отключилось, когда я начал неторопливо двигаться, прикусывая мочку уха. Она чертовски узкая, влажная, горячая и только моя. Моя малышка, с которой я должен быть предельно ласковым и нежным, чтобы причинить как можно меньше вреда. Мой порочный ангел, который станет пропуском в Рай.

— Это такой кайф, mo aingeal.

Ливия поерзала нетерпеливо подо мной, заставляя зашипеть и сжать ее бедра. Всего одно движение, и можно разлететься на хренову тучу частиц от непередаваемых эмоций. Как бы я хотел, чтобы она чувствовала тот же кайф, что и я, сливаясь с ней в одно целое. Почти… Почти моя. Я готов умирать от муки и ее трепетных прикосновений. Но грань нарушилась, когда я резко вошел, теряя рассудок и заставляя Ливию вскрикнуть от неожиданности. Да, теперь ты была полностью моей, ангел. Оперся локтем, замирая на мгновение и зарываясь пальцами в ее волосы. Я ловил губами ее слезы, скатывающие по щекам, и оставлял соленые поцелуи. Я так быстро подходил к обрыву, но делал шаг назад, не желая, чтобы это заканчивалось. Такая приятная ноющая пытка, от которой разум заволакивает туманом. Знал, что причиняю Ливии боль, но это было так невероятно, что я не мог насладиться ею сполна. Я водил губами по лицу, собирая слезы и шептал «Мo aingeal». Ливия действительно была моей пыткой и слабостью, которой я не мог насытиться.

Я был настолько эгоистичным, что заставлял ее стонать мое имя до утра; смотрел, как она взрывается и растворяется от неги, как ее ногти оставляют отметины, возбуждая и воспламеняя снова. Мало… Мне мало ночи, она слишком коротка. Я был настолько эгоистичным, что отключал нежность и доводил Ливию до грани, не давая сделать шаг и упасть. Наверное, я был эгоистичным, потому что знал, когда открою глаза, Ливия уйдет. Поэтому я не хотел, чтобы ночь заканчивалась… И снег не переставал идти… И огни горели так ярко, заставляя щурится от восхищения. Я никогда не чувствовал себя настолько живым, и не хотел возвращаться в мертвый одинокий мир. Я не хотел отпускать свет. Я не хотел отпускать Ливию, но знал, что она уйдет сама.

Она сладко спала на моей груди, полностью обессиленная, удовлетворенная, но я не мог уснуть. Я не хотел закрывать глаза, потому что боялся…

— Мo aingeal, я хочу кое-что сказать, — прошептал ей в волосы и пробежался пальцами по плечу. — Ты единственная девушка, ради которой я сделаю все. Знаешь, почему? Потому что никто никогда не заставлял меня чувствовать себя таким наполненным. Если ты позовешь меня, я приду в любой момент. Если ты захочешь плакать или смеяться, я разделю с тобой веселье и грусть. Если захочешь просто поговорить, я выслушаю тебя. Если я тебе буду нужен, даже спустя годы… — я облизнул пересохшие губы, кидая на ее лицо грустный взгляд, и вздохнул. — Я буду с тобой и постараюсь присматривать, не потому что пообещал Коди, а потому что хочу этого, mo aingeal. Поэтому… поэтому ты будешь всегда жить в моей голове, воспоминаниях и душе. Ты будешь лучшей и любимой иллюзией, Ливия.

Я прижался губами к ее лбу и закрыл глаза. «Прощай, моя иллюзия».

Когда я проснулся, щурясь от света, Ливии уже не было. Она ушла.

Ливия

Я оглядела новую, погруженную в полумрак, комнату пустым взглядом и прилегла на кровать, закрывая глаза и включая на всю мощность музыку. Сознание заполнял прекрасный и уже до тошноты заслушанный голос Сандры Насич вокалистки группы Guano Apes и песня «Close to the Sun», которой я безвозвратно заболела, как и одним человеком.

— Мы светились, словно пламя под покровом ночи и дня, — пела проникновенно вокалистка, пока в голове возрождались воспоминания.

Кожу снова обжигают мягкие, требовательные губы, словно он дышит пламенем, и я горю…

— Ты вознес меня так высоко, что я чувствовала себя, как в раю, вдыхала и выдыхала тебя.

Властные руки, немного грубоватые пальцы, скользящие по телу и дарящие невыносимую, но приятную боль… вытесняющую другую. Он проникает в мою голову… Выхода нет.

— Мы упали, как падающие звезды, словно мы не были далеко друг от друга, и нам некуда было падать, кроме как вниз.

Я снова повторяю его имя, проклиная себя на вечные муки, перебираю пальцами мягкие волосы, провожу ладонью по вспотевшей коже, ощущая режущую и до ужаса адскую боль внизу живота. Из глаз катятся жгучие слезы, которые он собирает поцелуями, а я умираю. Я умираю в его руках…

— Было так прекрасно перед падением. Я лечу слишком близко к солнцу. Я была твоей, я чувствовала, как вертится Земля. Падая с такой высоты, мы должны были обжечься.

Я задыхаюсь от этой пытки, падаю и снова взлетаю, умираю и возрождаюсь. Он делает все до безобразия мучительно, я не соображаю, теряясь в обжигающей боли вперемешку со сладкой истомой. Я схожу с ума, он сходит с ума… Мы безумцы.

— О, я скучаю по тебе. Скучай по мне и по тому, чего у нас никогда не будет…

«Никогда не будет, — отдается болезненным эхо в сердце и душе. — Никогда не будет». Я резко вытягиваю наушники и отбрасываю в сторону телефон, садясь, словно натянутая струна, на кровати.

Это ненормально. Я извожу себя постоянно мыслями о нем, словно обрекая на мучения. Неужели я настолько… двинулась? Сумасшествие. Невозможно так сильно полюбить, чтобы уйти и доводить себя изо дня в день. Никуда не деться от мурашек, от воспоминаний, от мыслей… От него.

Открываю ящик и достаю пузырек с таблетками от бессонницы, которые отключат мой больной воспаленный мозг. Если не выпить две пилюли, я снова буду бодрствовать, истязая душу ночь напролет. Проглатываю, запиваю водой и прижимаюсь спиной к стене, укутываясь одеялом. Жду, пока подействует снотворное. Безликий взгляд упирается в одну точку и медленно ползет по комнате. Она ничем не отличается от старой: бездушная и холодная, как декабрь, как Нью-Йорк.

Прошлое жилище собрало один негатив: ссоры Розы и Бенджамина, воспоминания о Коди, океан горьких слез и хрупких надежд, разлетевшихся в пух и прах. Стены пропитались аурой смерти и скорби, навевая только невыносимую тоску и печаль, как и город. Сейчас он превратился в самого заклятого врага, который решил убить все хорошее, во что я когда-либо верила. Можно переехать в другую жилплощадь, город, страну или даже континент, но шрамы будут все так же ныть и жить очень глубоко… Всегда с нами, как надоедливые соседи, от которых не прочь избавиться. Сколько не убегай от самого себя, в один момент придется остановиться, перевести дыхание и определиться. Либо привыкаешь к боли, либо жизнь превратиться в кошмар. Лучше отрезать один раз чувства, чем кромсать их по кусочкам, растягивая на неопределенное время. Будет нестерпимо больно, но всего раз.

Морфей медленно накрывал уставший разум мягким покрывалом, и я проваливалась в тревожный сон, пока откуда-то издалека доносился голос Сандры Насич.

— Ты оставил след в моем сердце, я всегда буду помнить тебя. Помни меня, мы вместе даже когда порознь. Я всегда буду помнить тебя, ты освободил меня. Это было так…