— Спорим, что она ему не даст? — играет бровями Шем, игнорируя мое негодование.

— По любому не даст. Разве что чем-то тяжелым по голове огреет. Тем более, после того, как он заставил ее напялить эту тряпку. Спать не боишься?

— Ну, вы и дебилы, — качаю головой. — Проваливайте уже, и так башка трещит, еще надо пережить запись на студии и ханжу Купера не послать.

— Так чо, не будешь спорить, Оз? — подначивает Шем. Знает, зараза, как меня спровоцировать.

— Нахер мне ваш идиотский спор? — недовольно ворчу, ковыряя омлет с беконом.

— Просто он не хочет спорить, потому что знает — эта баба его продинамит, — продолжают стеб друзья.

— Бля, как же вы за*бали, — кидаю вилку и иду в комнату переодеваться.

«Если захочу, она и так даст, без всяких тупых споров. Например, за бабки. Все можно купить за бабки. Даже эту колючку», — думаю, натягивая любимую майку с принтом Оззи Осборна и кожаную куртку. Несколько раз провожу пальцами по непослушным бирюзовым волосам, надеваю солнцезащитные очки и выхожу в гостиную. Друзья по-прежнему громко спорят и придумывают разные ставки, в случае выигрыша или проигрыша.

— Если вы проиграете, будете год дрочить, трахать резиновых баб или дупло, — скрещиваю руки и приспускаю немного очки, кидая на затихших друзей многозначительный взгляд.

— Да не, чувак, это слишком жестоко, — фыркает Шем и встает, почесывая лоб. — У меня яйца одеревенеют.

— Если ты этого не сделаешь за месяц, тогда я согласен пожить без секса такой же срок, — находит альтернативу Райт.

Я прокручиваю в уме, смогу ли найти управу на дерзкую горничную за месяц. «Не похожа она на телку, которая сразу прыгает в постель. Тем более, я не знаю, есть ли у нее парень. Но парень не стенка, подвинется». А вообще, это будет очень интересно, разнообразить будни в дурацком городе и поиграться с кошечкой.

— Окей, можете запасаться смазкой и порнушкой, придурки, — поднимаю руки и выхожу из номера.

Мы возвращаемся в «Crosby» как всегда поздно и расходимся по номерам с одним желанием — выспаться. Я кидаю куртку на пол и еле доползаю до кровати, но желудок настойчиво просит еды. Я посылаю его. Он посылает меня и орет: «Покорми меня, бля!» Дотягиваюсь рукой до телефона и нажимаю кнопку, но на том конце провода меня тоже беззвучно посылают. Я наяриваю несколько раз подряд колючке, которая либо спит, либо вздумала меня игнорить. Забыла, кто господин, и с чьей руки кормят?

— Какого хера вообще? Ее господин трудится в поте лица, а она дрыхнет!

Сон медленно отступает, как и голод, на их место приходят раздражение и злость. Желудок затыкается, а разум бастует: «Наказать строптивую горничную!» Я хлопаю дверями и спускаюсь в ее номер, собираясь обрушить «гнев Богов». Но Боги сегодня на стороне колючки, и я обрушиваю ярость только на дверь, которую никто не открывает.

Возвращаюсь на свой этаж, проходя мимо лестничного пролета и замечая табличку «Выход на крышу и сад». Ноги сами несут по ступенькам на прохладный нью-йоркский воздух. Я роюсь в карманах в поисках «Pall Mall», но вспоминаю, что сигареты остались в номере. Прохожу по зеленому газону мимо аккуратных кустов с различными растениями, которыми покрыта вся крыша. «Миленько. Место для влюбленных парочек и перепиха под звездами, хотя уже довольно прохладно, — с сарказмом думаю и слышу чьи-то всхлипы. — Или для ревущих телок, которых трахнули и киданули». Столкнуться с плачущей бабой желание нулевое, но ноги сегодня живут отдельной жизнью от тела.

Когда «ревущей телкой» оказывается колючка, я застываю на месте и хмурюсь. А вот и пропажа нашлась… Она умеет плакать? Подхожу ближе и откашливаюсь, вкладывая в голос все свое недовольство.

— Эй, твой господин голоден, а ты тут сидишь и мотаешь сопли на кулак.

Колючка молчит и смотрит сквозь меня. Странно, что она не дерзит. Я щелкаю пальцами перед ее покрасневшим носом и приближаю лицо.

— Ау, ты здесь вообще? — зову ее и хлопаю в ладоши.

Она резко приходит в себя, моргает несколько раз, замечая наконец-то мою важную персону, и вытирает быстро слезы.

— Чего ревешь? Парень бросил? — говорю первое, что приходит на ум.

— Ч-что? — заикается колючка и шмыгает носом.

— Ты еще и оглохла за этот день? С утра со слухом все нормально было вроде.

Ливия судорожно вздыхает и прячет руки в карманы объемной куртки.

— С чего ты взял, что меня бросил парень?

Я падаю рядом с ней на лавочку и смотрю на сверкающие небоскребы, утопающие в огнях.

— Потому что бабы ревут в двух случаях: сломался ноготь и бросил парень, — безразлично говорю, пожимая плечами. У них вообще вечно какие-то дурацкие причины находятся для слез, что даже смешно становится.

— Люди плачут не только из-за этого, — возражает тихо Ливия, и я мельком смотрю на ее заплаканное бледное лицо с отсутствующим взглядом в глазах. Вот, снова ситуация повторяется, как когда-то с Джи. Я не знаю, как себя вести в такие моменты, и чувствую себя полным идиотом.

— Тогда, что случилось? — неуверенно спрашиваю. «Блин, лучше бы я спал, а не сидел здесь».

— Парень бросил, — отмахивается она.

«Врет».

— И ты хочешь просидеть целую ночь на крыше, замерзнуть, страдая по нему?

— Какая тебе разница вообще? — резко говорит Ливия.

— Ты не забывайся, дорогуша. Сегодня утром ты говорила «господин», теперь грубишь. Я тебя лишу премии, — произношу с издевкой и встречаю ее болезненный потухший взгляд. «Да что с ней?»

Девушка отворачивается и сжимает руки в кулачки.

— Прости… те… господин, — еле слышно бормочет она, и я снова зависаю на несколько секунд, недоумевая, что такого могло произойти.

— Короче, я голоден, поэтому мы идем ужинать, или как там называется поздний ужин? Ночной жор? — поднимаюсь и смотрю на нее сверху вниз. — А завтра я не хочу видеть твою кислую мину с утра пораньше, мне и Купера с Эвансом хватает, кроме тебя. Никаких кислых мин, понятно?

— Понятно, господин, — шепчет Ливия.

Я протяжно выдыхаю, воздерживаясь от колкостей, которые крутятся на языке.

— Если понятно, поднимай задницу и пойдем.

От совместного ночного жора Ливия отказывается, расстилает кровать и взбивает подушки, пока я наслаждаюсь вкуснейшей едой из ресторана. Когда она произносит «простите, господин, я не голодна», моя челюсть оказывается на полу. Я подбираю ее и молча иду ужинать, стараясь не думать над странным поведением колючки, которая сказала «простите».

Принимаю душ и падаю в благоухающую свежестью кровать, расплываясь в блаженной улыбке. Наблюдаю настороженно, как девушка закрывает тяжелые шторы и подходит ко мне. Встречаю снова ее непонятный напряженный взгляд, который она тут же отводит и шепчет:

— Спокойной ночи, господин.

Выключает ночник, и комнату окутывает темнота, в которой слышатся ее шаги. Последнее, о чем я думаю, перед тем, как уснуть: «Колючка очень проблемная».

Ливия

Одно слово может убить. Оно, как пуля, проходит насквозь и попадает четко в цель. Одно слово может лишить надежды и веры. Оно постоянно крутится в голове, перед глазами, лишает сна и высасывает всю положительную энергию, как дементоры, оставляя только безысходность и отчаянье.

Я стала жертвой паука, который сплел хитроумную паутину и опутал мое сознание, захватив в свой плен. Несколько букв отпечатались в сердце и уме. Свет стремительно угасал, как и уверенность, а разум поглощала тьма. «Нет выхода!», — кричала она мне, загоняя в угол.