— Это неправильно, — я отчаянно пыталась сопротивляться, но проигрывала бой.

— Что неправильно, хотеть друг друга? — его ладонь настойчиво ползла по бедру, задирая юбку. Черт, я ведь ненавидела юбки, но надела именно сегодня, оказалась в капкане и безнадежно пропала в омуте потемневших малахитовых глаз. — Или заниматься сексом в лифтах?

— Ты ненормальный, — слабо бормочу и выныриваю из плотного кольца, нажимая на кнопку — лифт приходит в движение. Я судорожно одергиваю юбку, застегиваю пуговицы и кидаю украдкой взгляд вверх на камеру, закрытую кепкой. «И делаешь меня безрассудной и чокнутой». Чувствую, как Габриэль обжигает взглядом, и стремительно выбегаю, когда двери открываются. Ловлю первое попавшееся такси, не дожидаясь машины с водителем, и называю адрес, падая на заднее сиденье и закрывая пунцовое лицо руками.

Я точно с ума сошла. Прошли только сутки, как я прилетела в Лос-Анджелес, окрыленная предстоящей работой, но все кардинально перевернулось. Я сомневалась, что вообще теперь смогу полноценно фотографировать и в следующий раз, а он непременно настанет, дам отпор и убегу. Меня пугало будущее и то, в кого я превращалась рядом с Габриэлем. Я боялась, что обратного пути не будет, когда откажусь от мира, ради одного человека.

Оззи

Время не властно над нами.

Я бы остановил тот поток, который разлился под кожей, увы, это невозможно. Мы пересекаемся, как две сплошные, которым не суждено сойтись, но гребаная математика, физика проигрывает формулам любви. Миллиарды вспышек, яркий животворящий свет. Жил ли я или существовал?

Когда целую ее — она мой кислород. Смотрю, вдыхаю, прикасаюсь — внутри все сходит к чертовой матери с ума. Можно задыхаться от нехватки человека или тонуть в нем, уходить с головой под воду, без желания спастись. Два года ни хрена не играют роли. Расстояние или случайные связи, в попытках забыться. Она входит в твою жизнь и нельзя думать трезво.

«Что ты творишь со мной, Ливия? Я искал способ воссоздать тот эпизод, вновь окунуться и поддаться странным ощущениям, но только с тобой мертвые клетки оживают. Ты напоминаешь целительный источник: теплая вода обволакивает тело, и рубцы на коже затягиваются. Блять, я не хочу покидать это прекрасное место. Твои мягкие губы, прерывистое дыхание, разгоряченная кожа, аромат… Ты мой грех. С тобой мир снова живой. Сопротивляться бесполезно, потому что ты бы прошептала «Да», сдалась и подчинилась. Тебе ведь нравилось гореть, Ливия. Я помню твой сладкий голос в ту ночь… Ты ведь тоже помнишь. Ты помнишь… Ты будешь вечно испытывать голод, который смогу утолить только я. Прикасался ли к тебе кто-то и пробуждал страсть? Нет. Ты такая же чистая и невинная. Все в тебе об этом говорит. Как глупо пытаться скрыть притяжение, если я могу управлять твоим разумом. Смотреть, как ты теряешь рассудок от удовольствия. Ты будешь это испытывать только со мной, Ливия, потому что я владею такой магией».

Она порывисто застегивает блузку, поправляет светлые волосы и вылетает из лифта, словно бежит от чумы. Я наблюдаю до тех пор, пока от девушки остается только образ и умопомрачительный вкус на губах, которые расплываются в довольной улыбке. «Моя наивная Ливия, второго шанса я тебе не дам».

Надвигаю козырек кепки и выхожу из здания, двигаясь к поджидающим друзьям. Джи окидывает меня недовольным взглядом и садится на заднее сиденье в микроавтобус, вызывая кривую усмешку. Малышка считает, что вправит мне мозги, прочитав лекцию. Бирюзовые глаза так и горят, источая суровость.

— Что ты с ней сделал? — рассерженно произносит Джи.

— С кем? — придуриваюсь, будто не понимаю, о ком речь.

— Ой, да хватит, — блондинка закатывает глаза и хмурится, напоминая свирепого надутого хомяка. — Я видела, как ты на нее смотрел.

— Бля, я думал ей хреново из-за калифорнийского солнышка, но это все наш ковбой, — заржал Шем и хлопнул меня по плечу. — Давай, признавайся, цыпочка готова и подана к ужину? Ты ее хорошенько зажарил?

— Эй! Это ни капельки не смешно вообще-то! — негодует Джи, поджимая губы. — Ты хочешь все испортить, Оз? Мне искать другого фотографа?

— Тебе лучше сразу нанять гея, — обхохатывается барабанщик.

Ухмыляюсь и поднимаю руки, видя, как Джи медленно закипает и вот-вот взорвется.

— Я оказывал первую помощь, малышка Джи, — безобидно улыбаюсь. — Всего лишь м-а-а-аленькая услуга.

— Доктор Хаус, бля, — потухают парни.

— Ох, кажется, у меня температура, — девчачьим голосом произносит Шем и надувает губы, обмахиваясь руками.

— Я знаю, как тебя потушить, детка, — твердит ему Райт, и оба еще громче ржут.

— Придурки, — посмеивается Син, получая толчок от Джи.

— Оззи…

— Я пока что ничего такого не сделал, — убедительно говорю, строя в уме хитроумные планы, но Браун только скрещивает руки и недоверчиво качает головой.

— Твое «пока что» меня очень успокоило.

— Но не факт, что не сделает сегодня, — вставляет болтливый драммер, и я даю ему подзатыльника со словами:

— Завали, Шемми.

— Ливия прилетела работать, но судя по тому, с какой скоростью она выбежала из здания, мне стоит ждать звонка с отказом, — блондинка показывает на меня пальчиком и сдвигает бровки к переносице: — Из-за тебя, Оззи.

— Я так не думаю, — откидываю голову на сиденье и беру бутылку с водой. Они ее совершенно не знают.

— Почему же? — удивляется Джи.

«Потому что у Ливии есть сила воли, и она так легко не сдается. Нет, она из тех, кто до последнего будет сражаться, как бы хреново не обстояли дела».

— Потому что это прибыльная и заманчивая работа, — равнодушно отвечаю, поглядывая в тонированное окно.

— Раз так, найди себе другую игрушку и не пудри нормальной девушке мозги, — поучительным тоном произносит подруга, но я лишь скрываю улыбку. Игрушка? Ливия очень ценный и редкий экземпляр. Она похожа на алмаз, требующий мастерской огранки, который засияет лишь в умелых руках, а я опытный ювелир. Уверен, что вечером колючка будет держать дистанцию. Долго ли?

— Оззи? — настойчиво повторяет Джи, и я наклоняю голову, поднимая уголок губ.

— Ты примеряешь роль мамочки?

Блондинка вспыхивает и уже собирается нагрубить, но Эванс целует ее, шепча что-то на ухо, и щеки девушки становятся румяными. «Отлично, Эванс, умеешь отвлекать. Поговорите о карапузах и совместном будущем». Микроавтобус как раз тормозит возле съемочной площадки, и я сразу же тяну за ручку, желая поскорее смыться от разговора и клеща по имени Джи. Меня окружают настырные папарацци с тупорылыми вопросами о наркоте, девушках, Слэйн Хэйс (как же без нее), и писклявые фанатки. Расписываюсь в нескольких блокнотах, давя любезные улыбки, и скрываюсь в полутемном помещении.

Никто из друзей не узнал «горничную в сексуальном платье из Нью-Йорка». Обошлось без конфузов и неловких ситуаций, так даже удобнее. Пока рано раскрывать карты. Пусть думают, что Ливия новая забава, с которой я хочу поразвлечься. Прежде, чем вляпаться в романтическую хрень, стоит разобраться, что происходит: просто выброс эндорфинов, после встречи, или…

Съемки, студия и под конец дня какая-то тупая силиконовая дура (известная блогерша что ли, в душе не *бу) с куриными мозгами. Голос делает специально томным, растягивает слова и облизывает пухлые губы. Бля, хочется сказать ей: «Ты себя в зеркало видела? Иди умойся». Я молчу. Слушаю ее несущественную болтовню, совершенно не вникая. Сиськи, жопа, может, и вместо мозгов там силикон? Неудачная копия Ким Кардашьян, блять. Когда стало тошнить от них? И от жизни тоже… В последнее время я все делал на автопилоте, будто это уже давно приевшаяся привычка: гребаный график, концерты, иногда развлекуха, «звездная пыль» — все по кругу. В какой-то момент хочется забить хер и послать, тупо послать далеко и надолго. Ливия взбодрила, как энергетик, которые мы жрем постоянно в студии, зависая ночами, когда записываем песни. Меня конкретно долбануло током в конференц-зале, на несколько секунд я задумался, а не под кайфом ли я? С ней будет однозначно весело, однозначно.