Время не властно над нашими чувствами. Одним появлением, взглядом, голосом, она заставляет верить, что я могу жить, дышать, ощущать эмоции, которые испытываю только с ней. Мир не серый, не бесцветный. Ливия делает его ярче, дарит теплоту, словно утро, приходящее на смену ночи, рассвет, который разгоняет сгущающуюся тьму.

— Сейчас ты понимаешь? — прохрипел в приоткрытые губы и провел носом вдоль скулы, вдыхая притягательный аромат дурманящей ночи и ее влажной кожи.

— Я же говорила, что не соображаю, когда ты рядом, — слабо простонала Ливия, и я улыбнулся, покрывая ее лицо невесомыми поцелуями.

— Не думай, что будет завтра, Лив. Давай наслаждаться моментами? Растворяться друг в друге, плевать на мир и просто быть. Не переживать о чьем-то мнении и будущем. Только я и ты.

Оззи

На перекрестке дорог повстречаются двое прохожих, их свяжет нечто невидимое, ирреальное, оставив отпечаток в памяти и душе. Один из них будет преданно ждать, если им все же суждено разойтись, и выглядывать из-за спин, искать в лицах знакомые черты. Второй предоставит выбор, уйдет и забудет, но неосознанно вернется, потому что тяга окажется сильнее, чем он. Время расставит все по местам, изменит их, но вновь переплетет пути и столкнёт на судьбоносном перекрестке. Она будет верна только одному, а он, увидев родное лицо в толпе, перейдет по пешеходному переходу и заключит ее в смертельные объятия, из которых уже не спастись. Она сделает неправильный выбор и загонит свое сердце в ловушку. Глупый, глупый наивный мотылек, пойманный и заточенный в мире, из которого выход один — смерть. Он будет вырываться и биться о стены, задыхаться и осознавать, что подставил самого себя.

Тихо подкатывают волны, обволакивают наши тела, остужают и одновременно согревают. В такие моменты не заботит окружающий мир, красоты бескрайнего звездного неба или посторонние. Время теряет смысл и растворяется в пространстве, как лунный свет. Имеет значение ее дыхание, припухшие слегка губы, которые она прикусывает от удовольствия, стук сердца под пальцами, мурашки от прикосновений и поцелуев. Не надо громких фраз и многоточий — счастливые любят тишину. Звезды хранят миллиарды секретов, наблюдая с небес, поэтому ночь так таинственна. Они разбиваются и умирают, унося невысказанное с собой. Звезды умеют молчать, но… Есть свет прекраснее и желаннее, ярче и теплее — я держу его в своих руках. Он проникает, исцеляет и наполняет мой мир жизнью. Я родился одиноким, одиноким и сдохну, слишком эгоистичным, чтобы она вновь легко ускользнула. Скорее, я предпочту видеть страдания и слезы, чем дать возможность уйти, если наша встреча не случайна. Вознесу ее к небесам и затем уничтожу хрупкое сердце. Оно разобьется, и вряд ли найдется тот, кто соберет осколки. Тепло будет просачиваться сквозь трещины, и останется только пустота. Холод. Ничего.

В моих венах бурлит кровь, смешанная с ее ДНК. Она, как плющ, оплетает сердце и вновь пускает ростки. Хочу проиграть и отпустить — двойное желание. Она овладевает моим разрушенным миром, а я ее телом и душой. Поддается искушению, проигрывает, когда мой язык скользит по мокрой соленой коже. Она млеет на берегу, в объятиях теплых волн, приносящих забвение. Барьеры превращаются в руины, когда наши губы сливаются. Майку и лифчик давно поглотил океан, единственная преграда — ее шортики. Целую вздымающуюся грудь, каждый миллиметр бархатной кожи, и в голове происходит сумасшествие. Вспоминаю ее вкус, подавляя нетерпеливый стон.

«Я бы трахнул тебя так, Ливия, что ты бы забыла свое имя. Выбил бы из твоей милой головки, зачем ты прилетела в Лос-Анджелес, и оставил единственное воспоминание».

— Ты же понимаешь, что уже не уйдешь?

Мысли вырываются наружу, но я не жалею о сказанном. Мокрая неподатливая ткань плотно облегает ее задницу. Приподнимаю бедра, чтобы стянуть шорты, но встречаю испуганный взгляд почти черных глаз: там плескается страх и желание. Ливия жаждет свободы, но боится ее обрести.

— Пожалуйста, не торопи нас…

«Нас» странно действует на клетки мозга, и я останавливаюсь, заглядывая в чистые карие глаза. Слишком быстро трезвею и остываю, будто окатила не приятная волна, а ледяная. Тело ждет разрядки, но я успокаиваюсь, вдыхая и наполняя легкие никотином, облокотившись о машину. Поглядываю на одинокую сжавшуюся фигурку в лунном свете и тушу окурок. Ливия сидит на берегу, обхватив плечи руками и прикрывая обнаженную грудь. Подхожу, накидывая на ее плечи кофту, и ложусь рядом на песок. Складываю руки под голову, устремляя взгляд в бездонное и не имеющее границ, черное небо.

Ливия молча кутается в мягкую ткань, отстранённо поглядывает вдаль и тихо произносит:

— Помнишь, как мы смотрели на звезды в Нью-Йорке?

Я кивнул. Я помнил каждую мелочь, связанную с этой особенной девушкой. Она внезапно появилась и так же неожиданно исчезла из моей жизни. Люди — страницы в книге: кому-то отведена важная роль, другим — второстепенная. Некоторые оставляют чистый неисписанный лист — они мимолетные гости и не задерживаются надолго. Есть те, о которых хочется исписать чернила. Ливия — важная часть в моей грустной повести, она, словно луч света, проливает на страницы добро и тепло. Ливия — мое персональное солнце, и я не хочу, чтобы оно погасло.

В тот вечер, после выпитого бокала, она выглядела смелой и раскрепощенной. Тогда, танцуя и обнимая податливое тело в удушливом клубе, во мне горело одно желание — затащить девушку в укромное местечко и поскорее снять напряжение. За душевными разговорами, ее певучим, тихим голосом, я понял, что Ливия не для одноразового «перепиха», но природа брала свое. Я так ее хотел, что от одной мысли можно свихнуться, поэтому задвигал принципы в одно место. Никогда не думал, что вино, под названием «Обломинго» выручит и одновременно подставит.

— Все еще коллекционируешь трусишки с маленькими пони?

Взгляд Ливии острый, как бритва, но я только тихо посмеиваюсь, разглядывая ее. На одних мы смотрим всего пару секунд и забываем. На Ливию я могу смотреть долго и неотрывно, пить излучаемый свет глубокими глотками и поглощать. Меня восхищала ее внутренняя красота и гармония, а не только внешний облик. Да, я хотел сделать с ней то, отчего бы она краснела утром, щеки покрывались румянцем и горели, как спелые яблоки. Но тело — не первый пункт, чем я хочу обладать. Я хотел ее мысли, сердце, душу — всю без остатка. Я хотел знать, как она жила два с половиной года, которые мы не виделись, как стала фотографом и почему выбрала именно эту профессию. Я не напомню о наболевшем, но тот факт, что Ливия двигалась вперед уже возвышал ее в моих глазах. Немногие могут не поддаться депрессивным эмоциям об утрате близкого и упасть.

Я положил руку на ее талию и уткнулся в изгиб шеи, медленно вдыхая и выдыхая успокаивающий аромат.

— Расскажи свою историю, — прошептал, касаясь губами солоноватой кожи. Мышцы под рукой напряглись, но постепенно девушка расслабилась. Я слушал ее нежный голос, видя палитру, в которую он окрашен: солнечная гамма. Лучшая музыка для ушей, как спокойно она говорит, словно проливает на душу чудодейственный эликсир. Голос врывается в однообразный мир, где преобладает один тон — серый. Ливия рисует и оставляет яркие пятна своими светлыми вибрациями.