Первый снег ассоциировался с болью. Я перестала бороться. Жизнь поставила меня на колени. Сегодня я сломалась.
Когда кого-то теряешь, часть тебя умирает вместе с ним. И это нельзя описать словами, просто ты не чувствуешь ничего. Ни холода, ни тепла, ни звуков — ничего.
— Да?
— Нам очень жаль…
Я задыхаюсь. Меня словно окунают в вакуум, где жизнь замерла.
Нет.
Нет.
Нет.
Со стен на меня смотрят рисунки Коди, его улыбающееся лицо. Они пляшут вокруг меня, искажаются, исчезают… горят. Горят в синем пламени.
«Зачем меня запоминать? Я всегда буду рядом, Лив».
Нет.
Нет.
Нет.
«Я пришел попрощаться».
Перестань. Хватит меня мучить! ХВАТИТ! Я впиваюсь пальцами в корни волос и сжимаюсь на полу.
Это не правда.
Это не правда.
Это не правда.
Почему? Почему я снова задаю этот глупый вопрос? Почему я?
Как надоело…
Мне надоело жить. И дышать… Я просто хочу забыть это все…
Пожалуйста.
Пожалуйста, избавь меня от этого, потому что я не могу терпеть.
— Я не могу, — шепчу тишине.
У всего есть предел, и сегодня тот день, когда настал предел моего терпения. Сосуд переполнился до краев и разлетелся вдребезги, как и моя вера. Все стало неважным, таким незначительным, остались только я и боль. Она нашептывала правила. Зачем жить? Есть ли смысл дальше выносить мучения? Почему я? Почему я? Почему ты выбрал меня?!
Все равно душа умерла, а тело — это лишь пустая оболочка.
Когда шепчешь молитвы от бессилия и безысходности, когда топчешь свою гордость, когда не знаешь, что можешь сделать, чем помочь, ради близкого, ради его спасения… Бог слышит тебя? Какой обман, ведь последнее, что у нас остается — это вера и надежда. Но Бог отвернулся и не услышал.
Он не подождал всего несколько часов, даже не дал ему шанса, он его безжалостно отнял. Умер перед операцией… Кровоизлияние в мозг… Умер… Кровоизлияние… Умер.
Я шла по коридорам, словно находилась в прострации, не чувствовала тела. Врач и медсестры сочувствующе смотрели на меня, когда открывали двери, за которыми на столе под белой простыню находилось… Находилось тело. Безжизненное тело Коди.
Это сон.
Я все еще сплю.
Точно, я просто сплю.
Я сплю.
— Ливия… — позвал врач, но я отмахнулась и вошла в комнату, закрыв дверь. Они чужие, им тут не место.
Я сплю.
Откидываю простынь и вижу лицо брата. Почему его глаза закрыты?
— Привет, — тихонько говорю и беру небольшую ладошку в свою. Такая холодная… Почему он лежит в этом месте? Он должен быть дома.
— Мы спим, да? — провожу по полупрозрачной коже, по его светлым волосам и улыбаюсь. Мы просто спим в небытие… Это сон.
— Я так хотела тебя увидеть, малыш.
Я сглатываю и оглядываюсь на дверь. Так странно… Почему меня не покидает чувство, будто это не сон? И этот запах…
Я сплю.
— Ладно… Ладно… Хорошо… — я улыбаюсь и кладу ладонь на его лоб.
Это просто сон. Просто сон…
— Завтра операция, и потом ты будешь дома. Я ведь обещала, помнишь? Я обещала, что ты выздоровеешь. Ты скоро вернешься домой, малыш. Тут так холодно… Жуткое местечко, да? И пахнет отвратно…
Я издаю нервный смешок и обвожу безжизненным взглядом стены. Почему он молчит… и не дышит?
Я сплю.
— Помнишь того парня с бирюзовой мочалкой на голове? Ну… он… он приходил со мной, помнишь?
Я вздыхаю и сглатываю комок.
— Я… знаешь, я говорила, что он ужасный, да? Представляешь… — я смотрю на белое лицо Коди и закрываю глаза. — Я влюбилась в него.
Почему он молчит? Почему я говорю про Оззи?
— Ты загадывал желание, чтобы он влюбился в меня, но случилось все с точностью, да наоборот. Я вляпалась, — тихо смеюсь и смахиваю слезы. Почему я плачу? Это же сон.
— Лив?
Поворачиваюсь и вижу застывшего в дверях Виджэя.
— Привет, Джей. Тихо, Коди спит.
— Лив, — по щекам Виджэя катятся слезы, он делает несколько шагов, крепко обнимает меня и шепчет: — Коди не спит, он умер.
Я отрицательно качаю головой и улыбаюсь. Нет, это ведь сон, я открою глаза, поеду в больницу…
— Он умер, — повторяет Джей, зарываясь лицом в мои волосы.
— Нет, Джей, мы просто спим, — настойчиво произношу, освобождаясь из объятий, и прикладываю два пальца к холодной шее Коди. Ничего.
Почему он не дышит? Я откидываю белую ткань и замираю. Что с ним? Почему он такой? Почему… О Боже… О Боже… Я начинаю задыхаться и давиться слезами, оседая на пол.
— Нет.
— Лив, — Джей подхватывает меня и ведет к дверям.
— Нет. Коди… — зажимаю рот ладонью и мотаю головой.
— Лив, пожалуйста, перестань! — плачет Джей и встряхивает меня. — Коди умер. Умер, понимаешь? Его больше нет!
Я опустошенно смотрю на стол, на тело Коди. Дверь закрывается, и он остается один. Совсем один.
Это не сон.
Внутри выли ледяные ветра, и бушевала вьюга. Снег не прекращал идти, Нью-Йорк казался клеткой, огни слепили, а жизнь продолжала свой непрерывный бег… В мире больше семи миллиардов людей. Если прекратиться чья-то жизнь, никто не узнает. Люди рождаются, умирают — это закон природы. Мы приходим в этот мир, чтобы затем его покинуть.
Я цепляюсь онемевшими пальцами за парапет, волосы развивает порывистый ветер, смешиваясь с солеными слезами и снежинками… Всего шаг… И никто не узнает, что в мире стало меньше на одного человека.
Почему я живу, отчего умираю? Почему я кричу, отчего плачу? Я верю, мне удастся уловить те волны, что прибывают из иного мира. Я предпочел бы быть птицей, я чувствую себя скверно в человеческом обличии. Я желал бы взглянуть на оборотную сторону мира, я предпочел бы быть птицей. Спи, дитя, спи…
Grégory Lemarchal «SOS d'un terrien en détresse»
Глава 26. Первый снег
Оззи
Осень в Нью-Йорке — это великолепная пора. Когда желтая охра и яркая медь покрывает зеленые газоны парков, в сочетании добавляя зрелищности; когда пурпурные, оранжевые листья взмывают в воздух от дуновения ветра; когда асфальт пахнет от ночного дождя; когда шпили небоскребов утопают в густых свинцовых тучах; когда выходишь на балкон с чашкой кофе и видишь огненные кроны деревьев, ощущаешь запах прелых листьев. Это завораживает, восхищает, захватывает дух. Но город был для меня по-прежнему чужд, словно я всего лишь случайный гость. Приехал на время, чтобы вскоре сказать ему: «Прощай». Но я знал, что Нью-Йорк будет ассоциироваться с одной несносной особой, которую я случайно здесь повстречал. Вспыльчивой, но одновременно робкой, страстной и до невозможности нежной, хрупкой натурой с потрясающими карими глазами, которые умели затягивать на недосягаемую глубину.
В один из дней, после разговора с Ливией, на телефон пришло странное смс от неизвестного номера: «Здравствуй, Габриэль. Могли бы мы встретиться? У меня завтра рейс в Ирландию». Арин. Я несколько минут крутил смартфон в руках, раздумывая, стоит ли отвечать. Стоит ли нам видеться. Она вызывала во мне неопределенные двойственные чувства, и все еще сложно было поверить, что спустя десять лет мы встретились. Я не знал, как поступить. Арин улетит в Ирландию, я — в Лос-Анджелес, увидимся ли мы еще когда-нибудь? Будем ли поддерживать общение или останемся чужаками? Уйдет ли та напряженность, тяжесть, обида между нами? Возможно, стоит начать заполнять пробелы длиною в десять лет.
«В котором часу?» набрал текст и отправил, оглядывая друзей, подшучивающих друг над другом. Даже Син ухмылялся и включался в дурацкую игру. Неужели он выбрался из своей ракушки.
«В 2:40 рм», пришел незамедлительно ответ.
— Эй, чувак, ну харе залипать! — крикнул Шем, кидая в меня какую-то ерунду.
— Отвали, он со своей горничной переписывается, — подыграл ему Райт, и оба придурка громко заржали, действуя на нервы.
Я показал средний палец, отмахиваясь от них, и написал «Хорошо. Пришли адрес и время». Вскоре телефон известил про смс с координатами, а на следующий день, я уже сидел в кафе, недалеко от аэропорта и ждал Арин, постукивая нетерпеливо пальцами по деревянному столику.
