В этот раз между нами не сквозило той давящей атмосферы, но все же чувствовалась некая неловкость. Слишком много воды утекло. Нас разделяла прорва непонимания, лжи, которую требовалось сократить, создать новые моменты. Начать заново узнавать друг друга. Арин спрашивала меня о группе, друзьях, музыке, и я задавал встречные вопросы, снова слушая ее спокойный мелодичный голос. Иногда она говорила по-ирландски, тихо смеялась, прикрывая рот ладонью, и бросала: «Прости, вырвалось». Я едва заметно улыбался, наблюдая за ней, и не до конца верил, что она все эти годы присматривала за мной. Я подмечал, как Арин поглядывала на часы и сникала.

— Я хотела кое-что отдать тебе, — она мягко улыбнулась и протянула кольцо. — Оно твое, Габриэль, и всегда принадлежало тебе.

В ее глазах светилось столько надежды и нежности, что я не мог отказаться, нагрубить и обидеть ее резкими словами. Просто протянул руку, коснувшись немного прохладной ладони, и надел кольцо.

— Существует такая притча, — Арин накрыла мою руку своей и ласково улыбнулась. Она кинула задумчивый взгляд на окно, на бегущих прохожих и вернула его обратно. — Счастье бродило по свету, и всем, кто ему встречался на пути, исполняло желания. Однажды оно по неосторожности провалилось в яму и не могло выбраться оттуда. К яме подходили люди и загадывали свои желания, а Счастье выполняло их. Помочь же Счастью выбраться наверх никто не спешил. И вот к яме подошел молодой парень. Он посмотрел на Счастье, но не стал ничего требовать, а спросил: «Тебе-то, Счастье, чего хочется?». «Выбраться отсюда», — ответило Счастье. Парень помог ему вылезти и пошел своей дорогой. А Счастье… Счастье побежало за ним следом.

Я вновь чувствовал себя уютно, впитывая ее голос, улыбку и тепло. Возможно, мы не станем близки, как раньше, но одиночество, преследовавшее раньше по пятам, теперь не будет столь ощутимым, как и раны, которые оставило прошлое. Арин сделала шаг навстречу, и я сделаю шаг в ответ.

— Поэтому я хочу, чтобы ты всегда был счастлив, mo aingeal, — прошептала она, а в зеленых глазах блеснули слезы. — Ты достоин этого. Мне так жаль… Мне так жаль, что я не была сильной за нас двоих и не боролась, но я счастлива, что ты вырос таким прекрасным человеком, mo aingeal. Я горжусь тобой, Габриэль.

Сердце согревалось от этих слов, и мне хотелось верить ей, дать будущему шанс. Поэтому, когда мама обняла меня, я впервые за десять лет почувствовал облегчение, будто невидимая рука забрала все обиды, таящиеся в сердце. Я вдыхал аромат кофе, витавший в небольшом кафе, шоколадных маффинов и духов из соцветий клевера. Я повторял маме «Все хорошо», ощущая дрожь ее хрупкого тела, и гладил по спине, понимая, что скоро мы снова расстанемся.

Я не умел прощаться, поэтому не стал провожать, зная, что так будет сложнее. Арин прошептала «Я люблю тебя, мой ангел», и дверь закрылась, а я еще долго отстраненно наблюдал из окна кафе, как взмывают вверх самолеты и пропадают в синеве.

Одним Нью-Йорк наносил свежие раны, оставляя глубокие порезы на всю жизнь, другим наоборот заживлял, исцеляя шрамы прошлого.

Твоя душа найдет покой, не в этом мире, но в ином. Уйдешь, когда придет зима. и мертвый снег укроет землю. Сыграют реквием по ангелу небеса, прощаясь с ним сегодня навсегда.

Ричард Морган, лечащий врач Коди, ежедневно сообщал о его состоянии. Я не забыл про обещание, данное Ливии, хоть мы с ней больше не виделись и не общались. Поначалу это решение было принято, чтобы загладить вину, сделать что-то хорошее и правильное. Сейчас я понимал, что на кону жизнь маленького человека, у которого все только впереди. Пусть Ливия считала меня аморальным подонком, но отказываться от помощи я не собирался.

— Я могу увидеться с Коди? — спросил Ричарда, переключая безразлично каналы.

— С ним могут увидеться только родственники, — услышал категоричный ответ, который, конечно же, меня не устроил.

Я хмыкнул и подавил саркастический смешок. «Ну да, расскажи».

— Хотя бы на десять минут, — настаиваю и называю сумму, за которую покупаю врача и пропуск в палату.

В этом мире все измеряется в денежном эквиваленте, только покажи зеленую бумажку — и люди готовы на многое: предать, солгать, подставить, изменить. «Любая услуга (подлость) за ваши деньги».

Следующим днем, я уже входил в небольшую палату Коди. Мне хотелось увидеться с ним перед операцией, как-то подбодрить, вселить больше уверенности и сил. Я не знал, выйдет ли, но такую возможность не мог терять. Когда серьезный взгляд сфокусировался на его впалых щеках и тонких костлявых руках, мне стало не по себе. Он казался таким немощным и маленьким, что пришлось стиснуть зубы и взять под контроль эмоции — они били через край. Это несправедливо. Жизнь — иногда полное дерьмо и отстой, приносит много разочарования, боли, отчаяния, вселяя в душу тьму. И эта тьма может стать губительной, отбирать жизни, делать из людей инвалидов. Если я растерялся, что же будет с Ливией, когда она увидит младшего брата в таком состоянии?

Я откинул сомнения и прошел в палату, повернув стул к себе спинкой. Коди открыл глаза и кинул тусклый взгляд, словно для него даже это огромное усилие и испытание. Впервые я стал свидетелем того, как из кого-то выкачивали жизнь: страшное зрелище, увидеть которое не пожелаешь и врагу.

— Хэй, — я поднял руку и широко улыбнулся. Мальчик слегка кивнул в ответ и тихо сказал:

— А где Ливия?

— Думаю, вы встретитесь с ней завтра, — немного подумав, дал ответ.

— Я тебя помню, — промолвил Коди, спустя минуту, пошевелил пальцами и медленно поднял руку к лысой голове. — Бирюзовая мочалка.

Я рассмеялся и утвердительно кивнул, зная, кто меня так «мило» прозвал.

— Да, точно. Это Ливия меня так любит называть? — я поставил локти на спинку стула и с интересом посмотрел на его болезненно бледное лицо.

— Кажется, она называла тебя еще извращенцем и гребаным бабником, — слабым голосом сказал мальчик и выдавил улыбку.

— Да, Ливия умеет делать приятные комплименты, — отшутился я и обвел палату сосредоточенным взглядом. Все здесь будто пропиталось ядовитой атмосферой, словно это склеп, отбирающий жизненную энергию.

— Ты ее парень? — на полном серьезе задал вопрос Коди, отчего я гортанно рассмеялся, качая головой. Парень… Да она скорее себе глотку перегрызет, чем согласится быть со мной.

— Нет, мы… — я задумался, поднимая глаза. А кто мы? Знакомые, которых влечет друг к другу? Или два одиноких человека, встретившиеся случайно на перекрестке дорог?

— Мы просто общаемся… иногда, — добавил я, поправляя маску на лице.

— Но она тебе нравится, поэтому ты помогаешь, — возразил слабо мальчик и поморщился, делая прерывистый вздох.

— Да, нравится, но у нас довольно… сложные отношения, — мрачно отозвался я, глядя в потухшие зеленые глаза. — Поэтому не говори Ливии, что я приходил, ладно?

«И то, что я твой донор», — мелькнула в голове невысказанная мысль. Об этом знаю только я и мед. персонал. Семье Ливии и тем более ей это знать не обязательно. Ее рассерженный голос эхом отозвался где-то внутри. «Не хочу быть должной! Я жалею, что согласилась на твою помощь. Теперь буду чувствовать, что век обязана такому, как ты!».

Коди загадочно улыбнулся и кивнул.

— А зачем ты пришел?

— Сказать, что на днях операция, и тебе осталось недолго скучать в этом миленьком местечке, — иронично произнес и криво улыбнулся. — Неужели нет желания поскорее выбраться и мутить с девчонками?

Наверное, я нес полный бред, но хотелось просто отвлечь его и рассмешить.

— Мне такое не интересно. Я же не ты.

Действительно. Я широко ухмыльнулся и поиграл бровями:

— Еще скажи, что тебе никто не нравился в школе.

— Не знаю, наверное, нет, — задумчиво протянул Коди.

Дверь немного приоткрылась и заглянула медсестра, напоминая строгим взглядом о времени.

— Черт, мне надо идти уже, — разочарованно проворчал я, убирая стул в сторону. — Ты же борец, да? Помни, что все в тебя верят, поэтому будь сильным, лады?