Сегодня очередная ночь веселья, где нет места гребаной меланхолии. Запираю мешающие мысли и нежный взгляд карих глаз на несколько прочных замков, и выкидываю ключ в неизвестном направлении. Пошло оно все… Они никогда не вырвутся наружу. Не позволю.

За моим столиком сидят смутно знакомые личности, но плевать, с кем развлекаться. Они все в хмельном дурмане, с затуманенным разумом и стеклянными глазами. Я такой же… Никакой. Анестезия бежит по венам, отключает усталость и улучшает восприятие. Энергия не иссякла, бьет ключом и разрывает мозг.

На втором этаже прекрасная видимость на заполненный танц пол, где бьются в конвульсиях мокрые тела в лазерных объятиях. Она двигается пластично, слишком выделяясь из серой массы в своем рубиновом платье. Глаза вырезают только ее фигуру из толпы, плавно вальсирующую под транс. Заворожено пялюсь, думая, как она сегодня восхитительна, впрочем, как и всегда. Ей безумно идет этот цвет и короткие платья. Сражает своей грациозностью и плавными изгибами. Наслаждаюсь каждым взмахом и движениями, пулями, которые она пускает в мое тело. Они проходят навылет, оставляя в груди ожоги. В очередной раз взламываю пароли на ее сердце и выдавливаю до капли — мне нравится вкус ее поражения.

Хорошая девочка в моих руках становится плохой и ненасытной, когда мы вваливаемся в номер, сдирая друг с друга одежду. Я снова ее хочу… Не понимаю, почему она так быстро сдалась и не сопротивляется, но иду на поводу у страсти. Вижу только темные, наполненные огнем, глаза, срываю с чувственных губ сладкие стоны… Почему она не зовет меня по имени и от нее веет холодом? Тепла нет, свет выключили, и комната погрузилась в непроглядный мрак.

Ливия…?

Тишина… Здесь по-прежнему одиноко, и бледный лунный свет проникает в сознание.

Недостойный.

Ты будешь вечно бродить по белым пустыням, неправильным дорогам и скитаться в темноте. Никто не услышит и не придет на помощь. Сдохни в своем одиночестве…

Она молчит и не улыбается. Пустые глаза смотрят бесцветно сквозь меня… Ливия… Прозрачный силуэт растворяется, и мое тело превращается в белую пыль.

Открываю глаза, хватая ртом воздух, и только через несколько минут прихожу в себя. Что за *баная хрень? Башка чугунная, мышцы одеревеневшие, во рту — дерьмо. Сжимаю пальцами переносицу и тру виски, стараясь усмирить молотки. Облокачиваюсь локтями о колени и опускаю голову, пытаясь вспомнить события прошлой ночи. Или до сих пор ночь? Стоп. Да, я в Лас-Вегасе и хрен поймешь, какое сейчас время суток. Борюсь с дикой головной болью и подхожу к окну, приоткрывая плотную ткань. Сразу морщусь и одергиваю обратно. День… Скорее всего, обед. Оглядываюсь на кровать и ошарашенно замираю, не веря глазам. Недоверчиво осматриваю светлые волосы, разметавшиеся на черных простынях, и медленно приближаюсь.

Губы складываются в циничную улыбку, когда девушка поворачивается ко мне лицом.

Мучительно-сладкий обман. Красивая реалистичная иллюзия, где я был с Ливией, но в действительности это только бесполезное тело-сосуд.

Мой проклятый призрачный рай.

Ливия

У Сина Эванса удивительный цвет глаз и пронзительный взгляд, как рентген, видящий насквозь. Четкая линия скул и волевой подбородок, он слегка поджимает губы и почти не улыбается. Уверенный и спокойный — настоящий лидер популярной рок-группы. Поразительно, как меняется его выражение на фото, когда парень смотрит на Джи. Сапфировые глаза наполняются нежностью и любовью, черты становятся мягче. Красивая пара, созданная друг для друга. Пересматриваю еще раз фото со съемок в Малибу и убираю ноутбук, потирая уставшие глаза. Уже второй час ночи, но совсем не спится.

За две недели я сблизилась с Джи. Она частенько приглашала в гости обсудить книгу и фотографии, позагорать на закрытом пляже и просто поболтать. Один раз к нам присоединился Син, взял гитару и распалил костер. Мы жарили маршмэллоу и говорили обо всем: музыке, фильмах, людях, жизни. Парень наигрывал знакомые старенькие хиты, Джи тихо подпевала, положив голову ему на плечо. В их мимолетных взглядах, нежных улыбках, непринужденных касаниях и глазах плавилась любовь, как пастила на огне. Настоящая, в которую хотелось верить. Только сердце болезненно щемило и ныло, когда я вспоминала, как стремительно убегала от своей любви.

Я долго сидела на пустынном берегу, смотрела опустошенно на волнистую рябь воды, обхватив коленки, и впервые думала, что это самое отвратительное — любить того, кому на тебя глубоко плевать. Хотелось очистить каждую заразную клетку от паразита, проникшего под кожу, вынуть мозг и хорошенько сполоснуть, чтобы и мысли не осталось от слова Любовь. Я так боялась… Сжималась в комок, но боль не утихала, страх не уходил. Я тонула, кислорода почти не осталось — он иссушил до дна.

Я знала, чем обернется моя привязанность, но все же надеялась. Глупые создания все же девушки: мы выдумываем любовь, не видим настоящего, верим в искусственные чувства, слушаем и принимаем красивую ложь за правду. Затем виним и злимся на себя за неосмотрительность, доверчивость и боимся вновь открыться человеку, когда нас предают, играются, растаптывают морально. Уходим в себя, слушаем грустные песни бессонными ночами, где в каждой строчке он.

Я боялась, что никогда не позволю кому-то прикасаться ко мне, как прикасался он. Целовал… Обнимал… Я ненавидела себя за любовь к нему и его, что он когда-то мне повстречался и отобрал волю, превратив в игрушку, с которой забавляется по настроению. Все, что между нами было — обман, ненастоящее. Хрустальные замки оказались из дешевого пластика, который быстро расплавился, превращаясь в ничто.

За что я любила его? Наверное, никогда не отвечу на этот вопрос. Во всей фальши, сотни масок, обидных фраз, я все же видела в Габриэле хорошее. Видела маленького мальчика с добрыми зелеными глазами и не теряла веры, что он позволит сердцу открыться, впустить свет. Не стоило привыкать, я знала, что он не навсегда.

Чай остыл и стал безвкусным, как голос Габриэля в тот день. Эмоции возобладали перед здравым смыслом, обида и злость захлестнули, картинка рыжеволосой вспыхнула и отрезвила, когда его грубые пальцы скользили по коже. Габриэль выглядел таким потерянным, и поцелуи напоминали потребность, жажду.«Только в твоих глазах я выгляжу таким уязвимым». Я знала, как он отреагирует, но не смогла сдержаться. Теперь трещина между нами превращалась в пропасть, и через нее просачивалось все хорошее, что нас связывало.

Мы едва ли перекинулись парой фраз за две недели, увеличивая дистанцию. Я избегала контакта, а он даже не пытался пойти на встречу и понять, какую боль причинил. Нет, Габриэля, ничего не волновало, кроме гулянок и выпивки. Он развлекался на полную катушку, пока меня поедала ревность и разочарование. Джи как-то обмолвилась, что это «обычное состояние Оззи, он всегда был бесшабашным». Тогда я чуть не сказала, что это фальшивка, не более, но промолчала. Он ведь так старательно создавал образ весельчака годами, первоклассный лжец.

Экран ноутбука потух, и я свернулась на диване, поджимая под себя ноги и размышляя о предстоящей фотосессии. Проблемы… Проблемы… От одного человека столько геморроя и головной боли, но у меня подписан контракт, надо определиться с местом и временем для съемок — это моя работа. Габриэль — клиент.