Так что, когда сейчас возмущаемся раздачей лакомых кусков ближним людям, нужно помнить: прецедент был создан тогда, 2 февраля 1993 года.
Для Петрова кончилось все уголовщиной и негромким позорищем. Правда, только в 2003 году. Последний раз встретил его под кровом Мельпомены с Талией — вместе коротали антракт в кабинете Сергея Арцыбашева, возглавлявшего театр им. Маяковского. Петров исключительно патриотично рассуждал о недопустимости продажи земли иностранцам. «Ну да, — ответил ему, — надо ее бесплатно раздать своим, а уж они пусть продают иностранцам, чтобы весь доход шел не государству, а “самым достойным” людям».
Администрацию президента возглавил Сергей Филатов, последовательный сторонник демократических реформ и рыночных преобразований.
10 марта начал работу VIII Внеочередной съезд. Депутаты издевательски отбрасывали все предложения Ельцина и в пику ему принимали решения, существенно изменяющие сложившуюся систему власти. Ввели право парламентского моратория на указы и распоряжения президента. Отменили самим же съездом подписанное в декабре соглашение о референдуме.
И, самое главное, продемонстрировали очередной уровень опошления государственной власти, внося новые стремительные изменения в Конституцию, ставшую их «большой дубинкой». Выбранная Хасбулатовым схема была проста. «Давайте строго придерживаться Конституции», — говорил он. А на съезде сложилось временно лояльное ему большинство, достаточное для внесения любых предложенных им изменений. Любых! И все в соответствии с Конституцией: меняем и придерживаемся, меняем и придерживаемся. Этот род политического мошенничества я называю правоподобием.
Думал: неужели Хасбулатов не понимает, что победа над президентом будет хуже пирровой? Его, активного участника борьбы с ГКЧП, его же нынешние попутчики, смесь явных и скрытых коммунистов с националистами, долго у власти не потерпят — прожуют и выплюнут.
А пока Хасбулатов еще больше укрепил позиции: получил мандат от съезда на снятие Анатолий Чубайса с поста вице-премьера правительства и на снятие с поста министра иностранных дел Андрея Козырева, контроль над Российским телевидением. На том съезд завершил работу. Все ждали реакции президента. А ее не было.
Но если в декабре у меня было ощущение какой-то безнадеги, вызванное покорной пассивностью Ельцина, то в этот раз не оставляло чувство, что он готовит ответный удар. Это подтверждалось разговорами в кулуарах. Но то, как удар был нанесен, стало неожиданностью.
Субботним вечером 20 марта сурово насупленный Ельцин обратился к народу с экранов телевизоров:
— VIII Съезд стал, по сути дела, генеральной репетицией реванша бывшей партноменклатуры… Сегодня я подписал указ об особом порядке управления до преодоления кризиса власти… На 25 апреля 1993 года назначается голосование о доверии президенту и вице-президенту Российской Федерации… Одновременно будет проводиться голосование по проекту новой Конституции и проекту закона о выборах федерального парламента… Будут проведены выборы, но не съезда, а нового парламента России… Не имеют юридической силы любые решения органов и должностных лиц, которые направлены на отмену и приостановление указов и распоряжений президента и постановлений правительства… Федеративный договор сохраняет свою силу и действует как составная часть Конституции.
В тот же день Хасбулатов остроумно назвал указ ОПУС (Особый порядок управления страной).
Ночью состоялось срочное заседание Конституционного суда. В половине третьего он вынес решение: в заявлении Ельцина есть признаки нарушения Конституциии, принципа разделения властей. КС принял к рассмотрению вопрос о конституционности и конституционной ответственности президента и должностных лиц, готовивших телеобращение.
Причин для столь поспешного решения не было: Указ-то официально не опубликован! А, может быть, существовал план отстранения Ельцина, согласованный лидерами ВС и КС. Потом я говорил со многими членами КС, пытаясь понять, что ими двигало в ту ночь. Главное объяснение: погорячились, нужно было подождать, пока не поступит официальный текст указа.
Очень насторожило выступление министра безопасности Баранникова. Вызванный в Верховный Совет, он заявил: «Личный состав системы государственной безопасности действовал, действует и будет действовать в соответствии с законами и Конституцией России. Пользуясь предоставленной мне возможностью, просил бы позволить выполнять возложенные на нас задачи…». Ссылка на Конституцию, к которой постоянно обращались Хасбулатов и депутаты, и просьба о «позволении» прозвучали как присяга им на верность.
Не только Баранников сделал выбор в пользу ВС. Генеральный прокурор Степанков был более округл в формулировках, но про «криминальный аспект этой ситуации» и про «оценку в рамках уголовного права» упомянуть не забыл. Отмежевался от Ельцина вице-президент Руцкой. А ведь предупреждали Ельцина о бессмысленности и пагубности его выбора. Секретарь Совета безопасности Скоков уклонился от жестких оценок, но то, что выступление Ельцина он осуждает, сомнений не вызывало.
Забавный курьез: в парламентской «Российской газете» обращения Руцкого, Зорькина и Воронина[204] к президенту страны были собраны под двусмысленным заголовком: «У края пропасти они сбегут первыми».
А если серьезно, получалось, что особых рычагов для контроля ситуации и претворения в жизнь намеченных планов у Ельцина в решающий момент было маловато.
В понедельник звонок Филатова перехватил меня на подъезде к зданию Управления.
— Женя, подъезжай. Нужно срочно переговорить.
Дорога от Лубянки до Кремля занимала пару минут — тогда для проезда еще были открыты ворота Спасской башни.
В кабинете руководителя администрации президента кроме Филатова были Сергей Шахрай, вице-премьер Владимир Шумейко и… Дмитрий Якубовский («Генерал Дима»)[205].
Лица у всех растерянные, обеспокоенные.
— Что делать? Импичмент будет. А сил противостоять съезду нет.
— Как? Вы выпускаете указ, на имея гарантированной поддержки силовиков и регионов?
— Мы говорили президенту, что сейчас этого делать нельзя. Но он никого не хочет слушать.
— А что за указ?
Посмотрев указ, понял, что он близок неофициально распространявшимся версиям и, конечно, дает железобетонные основания для обвинения президента в нарушении Конституции.
Само по себе это не казалось пугающим, о необходимости такого шага говорили с сентября 1991-го. Гораздо опаснее казалось продолжать соблюдать эту Конституцию, смесь советско-партийного лицемерия и поспешной установки правовых заплат на конституционную шинельку.
Но тут выяснилось, что «продуманный стратегический план» — всего лишь скверно подготовленный экспромт. К тому же, объяснили мне, генеральный прокурор Степанков, не поднимая шума, уже начал собирать материалы на тех, кто готовил Ельцину речь.
Предложил несколько второстепенных действий. В частности, обратиться к Сергею Алексееву, бывшему председателю Комитета конституционного надзора СССР, за правовой оценкой поспешной работы КС, ставшей первым шагом в подготовке к импичменту. Тут, правда, возникли сложности: в этом своем качестве Алексеев оказался не на высоте в дни августовского путча 1991 года.
От таких шагов практической пользы было бы мало. Поинтересовался:
— Указ уже официально представлен, разослан, опубликован?
— Еще нет.
— Дайте мне бумагу, кабинет и чашку кофе. Попробую подработать его.
В этот день вдохновение гуляло где-то поблизости, так что с работой управился примерно за час. «Заказчикам» получившийся текст в целом понравился. Шахрай, Якубовский и подошедший помощник президента Юрий Батурин подтвердили, что текст не даст никаких юридических поводов для импичмента. Они быстро довели набросок до полного блеска. Филатов отправился уговаривать Ельцина (что было трудно: президент находился в тяжелом душевном состоянии — накануне умерла его мать) принять этот вариант.
