Ночью — неожиданный звонок от явно взволнованного Соколова, продолжавшего тянуть лямку коменданта комплекса зданий на Старой площади.

— Жень, тут какие-то люди бегают, что-то происходит.

— Сейчас приеду.

Услышав мой ответ, жена сказала решительно, да так, что возражать было невозможно:

— С меня хватит! Больше я одна находиться и ждать тебя в неведении не могу. Я еду с тобой.

Надела черную кожаную куртку. Я съехидничал:

— Ну прямо комиссар из ЧК. Тебе бы еще папиросу в зубы.

Приехали на Старую площадь. Вместе с Соколовым и сотрудниками охраны ходили по длинным коридорам. Людей не видели, но замечали мелькающие тени, а в кабинетах, куда заходили, ощущался запах только что сожженной бумаги. Понятно было, что тайная жизнь там продолжалась, полностью законсервировать комплекс не удалось, да при имевшихся у нас силах это невозможно, своей надежной гвардии у нас тогда не было. Обеспечить порядок и охрану сами мы не могли. Наверное, упустили момент привлечь активистов «Демократической России» к патрулированию помещений. Не было опыта пары-тройки революций за спиной…

Предупредил охрану, что руководству об упущениях будет доложено, сказал Соколову, чтобы срочно привлек к патрулированию помещений надежных ребят из защитников Белого Дома и первого в Москве частного охранного предприятия «Алекс» братьев Андрея и Валентина Косяковых, с которым мы взаимодействовали не раз.

Утром улетел в Цюрих.

Первое впечатление от Швейцарии: путч у нас, а БТР возле здания аэропорта — у них. Странно.

Встретивший меня наш высокопоставленный дипломат демонстрировал чудеса предупредительности (в МИДе ходили слухи о предстоящем изгнании всех, проявивших лояльность ГКЧП, а посольство в Швейцарии вполне попадало в этот список), довез до Санкт-Морица (примерно три часа — и полстраны позади). Я разместился в гостинице-шале и сразу почувствовал на себе отблески славы — оказался звездой местного масштаба. А как же — демократ, из тех, кто победил ГКЧП. Интерес был большой, рассказывать и объяснять приходилось так много, что основной теме семинара почти не уделял внимания.

Познакомился с этим престижнейшим курортом, поразился магазину военного снаряжения (все, вплоть до гранатометов, что естественно для Швейцарии с ее военным комплектованием по принципу ополчения).

Но на второй день все кончилось. Выйдя на кофе-брейк на балкон, заметил женщину, лежавшую топлесс в шезлонге балконом ниже. Перерыв продолжался час, и весь этот час она натирала себя кремом. Как по голове дубинкой — что я ТУТ делаю?! В Москве ТАКОЕ, а тут сиськи по часу кремом натирают!!!

Пошел к организаторам, извинился, обменял билеты и на следующий день, 28 августа — в Москву!

В аэропорту меня встретил Шахновский, сказал: «Жень, ты присядь».

— Зачем?

— Ну, ты присядь, присядь, у меня для тебя новость.

Интересно. Сажусь.

— Жень, пока тебя не было, ГХ (так мы между собой называли Попова) представил тебя на должность начальника управления КГБ по Москве и области.

Я, конечно, на следующий день при встрече с Поповым пытался отговориться, но наткнулся на обвинения в чистоплюйстве, на то, что «болтать вы все мастера, а как до дела доходит, то…» и… согласился.

Однако вопрос о назначении поначалу «подвис». Да и немудрено. Таких назначений система госбезопасности СССР еще не знала. Никогда за всю историю этой организации одним из ее руководителей не становился беспартийный чужак. Только коммунисты, да еще левые эсеры — до лета 1918 года. Сомневался даже Ельцин, а уж Горбачёв так и вовсе — сердцем оперативной работы КГБ будет управлять выходец из «Демократической России»?

В Москве, между тем, политическая обстановка была неспокойная. Через пять дней после путча начал работу Верховный Совет СССР, сформированный Горбачёвым из преданных ему (или предавших его) кадров. Активно проявляло себя реакционное крыло компартии, в том числе члены депутатской группы «Союз». Видно, что на внеочередном Съезде народных депутатов СССР, запланированном на 2 сентября, они попытаются сменить Горбачёва на посту президента СССР (его, напомню, избирал съезд, а не народ) и начать контрнаступление.

В те дни в Москве проходил Конгресс соотечественников, заявленный как демонстрация готовности вернуть культурную связь с эмиграцией и имевший скрытый подтекст: использовать ресурсы соотечественников за рубежом для преодоления экономических трудностей, приобретавших катастрофический характер. Нужно сказать, что применительно к России замысел не сработал: диаспора оказалась равнодушна к нуждам Родины-мачехи, зато куда как неравнодушна к возможности затребовать назад отнятое большевиками.

Ельцин выступил перед членами Конгресса и прямо заявил, что на съезде консерваторы намерены взять реванш, что и съезд, и Верховный Совет СССР нужно распустить.

Попов собрал политсовет Движения демократических реформ, чтобы определить позицию по отношению к съезду и Союзному договору. Я, хоть в политсовет и не входил, высказался, что движения как формы политической организации ушли в прошлое и если уж строить, то только партию, что, выиграв решающую схватку, мы не должны давать возможность все переиграть и дать съезду и Верховному Совету влиять на жизнь страны. О Союзном договоре промолчал, поскольку не мог понять, как столь опытные люди не видят: единого государства уже нет. И не будет. Ну, а пожелание политсовета восстановить работу компартии и вовсе заставило порадоваться, что я потихоньку от этого коллектива отделился.

И опять — очень многое зависело от Горбачёва, который и в этот раз был не столько субъектом, сколько объектом политической борьбы. Но в этот раз выбора у него не было: в силу своего скудоумия наши оппоненты категорически от него отмежевались. В последние дни перед съездом произошли некоторые знаковые события: закрытая встреча Горбачёва, Ельцина, президента Казахстана Нурсултана Назарбаева и президента Киргизии Аскара Акаева, предложение Акаеву стать вице-президентом, поездка Ельцина в Латвию, цель которой была неясна[140]. Но все это воспринималось как подготовка к съезду, на котором против агрессивного, но теперь непослушного большинства должны были выступить уже не депутаты из межрегиональной группы, а республиканские элиты в союзе с Горбачёвым. Именно для того, чтобы такой сплоченный демарш республиканских лидеров стал возможен, нужно было дезавуировать позицию Вощанова по межреспубликанским границам.

Пятый (и, как выяснилось, последний) Съезд народных депутатов СССР начался 2 сентября с сенсации. Выступая от имени руководителей 10 республик и примкнувшего к ним Горбачёва, казахстанский лидер Назарбаев фактически объявил депутатам: примите несколько основополагающих документов переходного периода и расходитесь, вы больше не понадобитесь. После чего объявили перерыв.

Вот это — по-нашему, по-революционному. Помню ощущение торжества, с которым смотрел на расходившихся депутатов-реваншистов: что, съели?

Следующие три дня некоторые депутаты пытались протестовать, некоторые — затягивать работу, остальные — вовремя перебежать на сторону победителей. Кончилось тем, что Горбачёв предъявил съезду ультиматум: «Если договоримся о чем-то — продолжим, а не договоримся — тогда на этом съезд завершит свою работу». Депутаты поняли: в этот раз Горбачёв опирается на поддержку республиканских лидеров, обладает достаточной волей и ресурсами, чтобы реализовать угрозу, и приняли проекта закона «Об органах власти и управления Союза СССР в переходный период». Только по вопросу о собственном статусе депутаты еще немного поупирались.

Формальный итог работы съезда таков:

1. Начало узаконенного демонтажа СССР при временном сохранении единых Вооруженных сил и единого управления оружием массового поражения под эгидой Содружества Суверенных Государств (ССГ).

2. Поддержка вступления республик в ООН в качестве субъектов международного права. Подтверждение территориальной целостности государств-членов ССГ, для остальных вопрос остается открытым.