После митинга, понимая, что наступает решающий час, и кто его знает, как оно все повернется, я поехал домой к родителям на Пречистенку — вроде бы перекусить. А на самом деле — попрощаться с ними, с женой и с детьми.

Глаз резанула огромная очередь у новомодного «Макдональдса». Так обычно и бывает в эпоху революций — большинство современников не сразу их замечает. Вот и сейчас: ты готовишься умирать за народное благо, а народу вместо этого нужен бигмак. Настроение на несколько минут ухудшилось.

Пообедал с родителями, жену и сыновей обнял, поцеловал, погладил и попрощался.

К вечеру стало ясно, что готовится штурм Белого Дома. Тревожная информация и тревожные ожидания достигли максимума к 22 часам.

Примерно в это время Попов и Лужков перебрались в Белый Дом — необходимо сформировать единый центр выработки решений. К тому же и все митингующие перебазировались поближе к нашей главной цитадели. Ну и островок, на котором в крайнем случае можно искать спасения — посольство США — рядом.

Оставшись за главного на Тверской, 13, сразу же пресек намерения некоторых его обитателей обзавестись хоть каким-нибудь огнестрельным оружием. Нашим оружием всегда были ненасильственные действия. Какие бы многочисленные митинги и демонстрации мы ни проводили, за все годы от наших рук не пострадал ни один сотрудник правоохранительных органов. Позаботился об удалении из здания всех женщин. Осталась Люда Стебенкова, позднее — депутат Мосгордумы.

После этого — только ждать.

Около полуночи раздались звуки отдаленной стрельбы. Где стреляли, непонятно, но где-то возле Белого Дома. Неужели штурм? Но стрельба редкая, да и прекратилась очень быстро.

Что-то непонятное.

Через несколько минут — шквал звонков. В тоннеле Садового кольца, на пересечении с Новым Арбатом (а точнее — под ним), группа защитников Белого Дома вступила в бой с колонной техники, шедшей на Белый Дом. Есть погибшие, несколько машин сожжено.

Итак, рубеж перейден, «дерево свободы полили кровью патриотов». Сейчас все начнется.

Но… опять тишина. И неожиданный гость. В мэрию приехал заместитель начальника управления КГБ по Москве и Московской области Евгений Карабанов. По его словам, сотрудники группы «А» КГБ СССР, руководство Воздушно-десантных войск, Московского управления КГБ отказались исполнять команды на штурм Белого Дома, а новые дивизии, идущие в Москву вместо распропагандированных, на самом деле стоят и тянут время на МКАДе (тогда, напомню, МКАД был узеньким и для быстрого движения плохо приспособленным). Если это на самом деле так, то, похоже, перелом.

Около часа ночи 21 августа раздался гул моторов, лязг гусениц — несомненно, к мэрии приближалась военная техника. Через несколько секунд по Столешникову переулку, из-за памятника Юрию Долгорукому, показались БМП. Ну, вот и все: пришли за нами. Вдруг головная машина резко повернула направо и на полной скорости помчалась по Тверской… ПРОЧЬ ИЗ МОСКВЫ!!! Это была ПОБЕДА!!! Они отступили!!! Сразу позвонил Попову — для него это была радостная новость.

Телефонные звонки, в том числе из министерства обороны и министерства внутренних дел СССР, подтвердили: путчисты лишились поддержки военных, команд на применение силы нет, у них раздрай и паралич власти. Главный звонок был от Николая Калинина, коменданта МВО, сообщившего, что в Моссовет сейчас прибудет офицер связи для отслеживания вывода воинских подразделений из Москвы. Офицер приехал через пятнадцать минут и подтвердил: войска выводятся. Заговор провалился. Осталось только убрать политический мусор.

Утром 21 августа новости посыпались одна за другой. Войска выведены, гэкачеписты арестованы, Пуго застрелился, Горбачёв летит в Москву.

В последующие годы высказывались разные мнения о возможной причастности Горбачёва к ГКЧП. Исходя из собственного опыта работы в высших структурах, могу предположить, что инициаторы заговора во главе с Крючковым, узнавшие о предстоящей своей отставке из «прослушки» разговора Горбачёва с Ельциным и Назарбаевым, решили: «Ах, гад (это — про Горбачёва), о себе позаботился, а нас — за борт?! Тому не бывать».

И перед отлетом Горбачёва в Форос высказали ему свою «озабоченность»: «А ну как Ельцин и другие откажутся подписывать Союзный договор, нужно ведь и к такому варианту готовиться?». «Действуйте», — возможно, сказал Горбачёв. Эта безликая формулировка «действуйте» вообще очень популярна у руководителей: ты вроде бы команду дал, но всегда можно от исполнителей отмежеваться, не так, мол, поняли. Те и стали «действовать», попытались ультимативно поставить Горбачёва перед фактом и заставить к ним присоединиться, повязав кровью. Не на того напали — и воли, и ума у Горбачёва было куда больше. И быть у них на поводу президент СССР категорически отказался. Они растерялись и оказались неспособны взять на себя всю ответственность, в том числе и за большую кровь.

«Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков», — как пел Высоцкий. И слава богу!

Подводя итог событиям тех трех дней, отмечу, что основной формой противостояния незадачливым, но опасным заговорщикам стало непослушание. Сопротивления, как такового, было меньше: трудно сопротивляться тому, что неподвижно (а именно так вели себя путчисты после ввода войск). Но тот факт, что сотни тысяч москвичей и петербуржцев, уральцев и сибиряков, украинцев и прибалтов не приняли покорно их волю, как к тому российская и советская власть их приучала веками, деморализовал большинство действующих лиц и исполнителей путча. Они-то надеялись, что после приказа: «Всем — в стойло» народ послушно побредет по предписанному адресу. Увидев же массовую непокорность, растерялись и впали в ступор (повторю: и слава богу, иначе последствия могли быть гораздо худшими).

Островками сопротивления были Горбачёв, Белый Дом во главе с Ельциным, журналисты, которые сломали благостное «лебединоозерское» описание дел в стране, военнослужащие, наотрез отказывавшиеся выполнять кровавые замыслы Крючкова и компании. И, конечно, те, кто своими телами заблокировал пути возможного наступления путчистов. В нашей памяти навсегда останутся имена погибших в тоннеле под Новым Арбатом — Илья Кричевский, Дмитрий Комарь, Владимир Усов.

21 августа собрались у Попова. Совершенно очевидно, что наступил исключительный по значимости и по стечению обстоятельств момент, когда может быть обрушена власть КПСС, прикончен, наверное, самый кровавый в истории режим. Наступает время «добить гадину», а с другой стороны — начать немедленное строительство новых государственных основ.

Попову позвонил мэр Парижа Жак Ширак, с которым он познакомился ранее в ходе официального визита. Сказал, что хочет немедленно, сегодня же прилететь. Я встретил его в Шереметьево около 15 часов. Главный политический соперник Ширака — президент Франции социалист Миттеран, в отличие от многих зарубежных лидеров, не осудил ГКЧП: «[Он] не видит причины не сотрудничать с ГКЧП как с руководством Советского Союза». Ширак же понял, что это наилучшая возможность сыграть на контрасте и набрать дополнительные баллы на будущее. Он сразу осудил ГКЧП и вот теперь прилетел в Москву на самолете знаменитого автогонщика Ники Лауда.

На пути из аэропорта сказал между делом:

— Мне кажется, что я еду с будущим президентом Франции.

Ширак расцвел, было ясно, что затронуто самое для него важное. Ну а через четыре года выяснилось, что я угадал.

Атмосферу тех дней характеризует ужин. Собрались в кооперативном кафе «У Федорова», в подвале дома 36 на Пречистенке. Внезапно меня вызвал водитель — к телефону. Сообщали, что на Москву идет танковая колонна, началась вторая волна путча. Начали проверять, разбираться. Сигнал оказался ложным. И только после рассказал парижским гостям…

Вечером на улицах радостное и более-менее трезвое гуляние.

Утром 22 августа — официальная встреча Попова и Ширака в Моссовете. Потом — торжественный митинг у Белого Дома. Митинг победителей. Символ наших демонстраций последних тридцати месяцев — российский триколор объявлен государственным флагом России вместо красного коммунистического полотна. Причем в постановлении Верховного Совета он был обозначен как бело-лазорево-алый и только на следующий год стал теперь уже привычным бело-сине-красным. На фоне общего торжества — страдания родителей ребят, погибших в ночном столкновении на Садовом кольце: Кричевского, Комаря, Усова.