Правою рукою провел, собирая вокруг нас обломки на расстоянии в несколько десятков шагов. Они закружились вокруг нас в воздухе, собираясь в купол из крыши и стен, в полете пропуская к нам неровный дневной свет. Ну. как тебе это понравится?

Он поднял руку.

Несколько тонких водяных струй с лезвия меча рванулись в стороны, разбивая обломки камней. А в боевой магии, возможно, хорош.

Хотя, заслышав вопли позади, он посмотрел—таки туда, на людей, зашибленных отброшенными ими обломками камней и дерева. А когда увидел паренька—чиновника, в глаз которому сам же невольно деревяшки толстый кусок воткнул, то от ужаса меч выронил. Паренек, крича от боли, упал на колени. Простоял недолго — видимо деревом пробита оказалось не только кругляха глаза, но и обломок глубоко вошел в мозг, быстро нарушив работу внутренних органов. Застонав, человечишка завалился на бок. Дернулся и затих в расползающейся крови.

— Что, предлагаешь тебя так просто зарезать? — грустно обратился к обращенной ко мне спине врага. — Так даже не смешно!

Юноша повернулся ко мне, злобно сверкнув глазами. И, уже о выдержке позабыв, с воплем бросился ко мне.

О, это чудно! Это уже живенько! Его мощный выпад, в который он осознанно или невольно вложил мощный пласт своей ци. Его уворот от моего лезвия.

Он подпрыгнул, перекувыркнулся в воздухе, уклоняясь от обломка храмовой крыши. Я, подпрыгнув, приземлился на несколько мгновений на обломок, ухмыльнувшись едва приметно, несколько движений рукавами из женского танца повторил. После в небо взмыл — захрипел позади меня старик задавленный мощью святилища, в которое, может сдаться, всю жизнь верил — и обрушил с клинка на юнца град ледяных лезвий—молний.

Он не только сумел уклониться, но и взмахом руки вызвал ледяную волну, что сожрала, уволочив на землю, все лезвия, укрыла от них притихших людей и полураздавленных орущих.

О, благородный юноша? Так даже лучше! Теперь я знаю твое слабое место!

Я мягко опустился на землю — он пристально на меня смотрел, зависнув в воздухе — и пнул землю, вызывая новую трещину, тянущуюся к окаменевшей от ужаса толпе.

Он упал, напоровшись рукою на собственное лезвие, подвернул ногу, но поднявшаяся из земли вода вымыла наверх провалившегося мальчишку, а там уже и руки отчаянно рванувшейся к нему матери подхватили оборванца. А, нет, оборванца в шелковых одеждах, с волосами, заляпанными в крови, верно из ближайших усадеб пострадавших.

— Оставь в покое этих людей!!! — проорал молодой дракон, вскочив.

Поморщился, да и только. Из руки, раскроенной им же самим, от запястья почти до локтя, из разрезанной вены, хлестала кровь. Но, зубы сжав, юноша меч в левую руку переложил.

— Может, хотя бы назовешь имя воина, от чьей руки мне суждено подохнуть, о храбрец? — ухмыльнулся я.

Стоит, зубы сжав, рука обрезанная висит плетью, покрывая кровью полы голубых, простых, шелковых одежд.

Благородство небесных, достойное отвращения!

Люди с надеждой смотрят на него. Нет, там за обломками отползают трое.

Вихрь метнулся у моей правой руки. Отчаянно взвизгнули трое с костями, передавленными позолоченной храмовой колонной, так некстати упавшей.

— Перестань!!! — яростно проревел дракон.

И, забывшись, подхватив меч правой порезанной рукой, с громким рыком рванулся на меня, забыв про свою человечью маскировку.

Как скучно! С этими благородными героями до отвращения скучно!

Я перехватил за запястье раненной руки, впиваясь в нее своими когтями. Он, поморщившись, от боли заорал. А я и клинок его плевком отшиб от рукояти.

Пнул противника между ног коленом — спасибо братцу—девчонке за идею — и торжествующе смотрел, как враг согнулся передо мной.

— Умри, чудовище!!! — проорали со стороны.

Выпрямившись, оглянулся.

На меня, вопя то ли от ярости, то ли от личного ужаса, несся братец— девчонка, меч поднявший над головой.

Ну, это хоть немного интересно! Тем более, она меч с Ён Нианом вытащила из ножен.

Чуть в стороне, на мгновенье лишь, мелькнули длинные белые волосы и белизна простых шелковых одежд.

Ён Ниан грустно посмотрел на несущуюся ко мне девчонку — поморщился, когда она споткнулась о какой—то камень и навернулась — миг уныло в глаза мне посмотрел, взгляд перевел на молодого сородича, сгорбившегося передо мной. Кажется, вздохнул, отвернулся и исчез. Странно, а мне казалось, что ты с девчонкой заодно!

Но малявка с волосами растрепанными — сейчас не в пучок собранными, а только связанными на затылке грязной лентой — поднялась, закусив губу.

Смешная! Понимает же, что слабее этого парня скрюченного, но вступается за него.

— Этой мой город! — прошипела она сквозь зубы. — Это мои земляки! — проорала, бросаясь на меня.

— Да я и не уговариваю тебя переехать! — пнув юнца в сторону, я уклонился от ее удара.

Мы с ней скрестили клинки.

— Я не буду стоять в стороне, когда убивают моих земляков! — рявкнула она уже полуистерично.

— Да я и не заставляю, — ухмыльнулся.

Она защитилась от двоих моих ударов. А под третий сама подставилась.

Хотя марать руки о девчонку было как—то постыдно даже свергнутому богу. И я просто пнул ее в живот, отшвыривая. Выгнувшись от боли — ощутимо приложило об обломок крыши, под которым уже застыл раздавленный старик — она, поднялась, сжав кулаки. Меч потеряла, но отчаянно оглядывалась.

Я, возникнув возле нее, прижал к ее горлу лезвие.

— Я сегодня сражаюсь в полную силу, девочка.

— Я не… — напугано округлились глаза.

Я сшиб ее и крышу в сторону, чтоб не быть ей и мне нашпигованными на клинок озверевшего дракона.

Мальчишка уже переложил меч в левую руку.

Вена на правой только—только затянулась, чуть поблескивала плотная перегородка из уплотнившейся ци, защищавшая от бегства драгоценную кровь. До дальнейшего восстановления он то ли не додумался, то ли не сумел. Или… испугался, что прирежу ее?..

Она лишь ногами в воздухе жалобно дрогнула, когда я поднял ее над землей, сжимая ворот.

Молодой дракон испуганно застыл. Дорога ему? Это отличный повод для новой партии в вэйцзы!

— Как тебе идея: или я кушаю ее — и оставляю в покое весь город, или мы деремся, пока не подохнем я или ты?

— Хочешь, чтоб я торговался со своею совестью? — сердито сощурился юноша.

— Обычное дело, житейское, — я ухмыльнулся, — все торгуются. Все всегда торгуются.

— О, смилуйся, храбрый воин! — старик, высвобожденный случайно мною из—под храмовой крыши, оказался едва живой. — Спаси…

Дернулся. Захрипел. Затих.

Дракон судорожно сжал рукоять меча.

Благородная скотина! Из очень упрямых и благородных.

— Ну, если не хочешь… — я отбросил ее, отчаянно вскрикнувшую, в сторону.

Она, крича, пролетела по дуге высоко над землей.

Я, конечно, подозревал, в чью окровавленную руку она приземлится. Но мне скучно было тянуть. Я хотел довести их до отчаяния и заставить использовать на всю глубину их смекалку и силу. Или, может, убить обоих, чтобы выманить того любителя гуциня. Будет досадно, если ему все равно, сдохнет сегодня его родственничек или нет.

Заорав, меч подняв, бросился на них.

Он не опустил, лишь уронил на землю девку, чтобы собою ее преградить, сжал меч двумя руками. Мощный удар мой выстоял. Удержался. Удар. Другой.

Кружась, я увлек его за собою в сторону. Поддался, напал, отодвинувшись заметно от нее, приподнявшейся на локтях.

А вот когда много поднявшихся храмовых обломков и земляных комков собрались над нею и, в один огромный ком слиплись, упали вниз, он метнулся заслонить ее собой.

Девчонка сжалась под его телом. Он, покраснев от натуги, держал камни и землю слипшиеся на вытянутых руках.

— Вы правда думаете, что сможете удержать зло, если ему захочется крови и танцев? — радостно прокричал я, заставив людей притихших опять посмотреть на меня.

Именно! Вы все обязаны смотреть на меня! Вы — те жалкие крохи из червей, которым я позволю выжить — навсегда будете носить меня в своей памяти за собой!