Когда забор вокруг чиновничьей управы рухнул, то люди своим согражданам и землякам на помощь не кинулись. Они… просто стояли и любовались, как там мучаются и дохнут их чиновники!

Так дело не пойдет! Вы должны вкусить того же хаоса и ужаса, что надолго застыл, заледенел, замерз внутри меня! Так же, как уходило от меня Небо, так же уйдут из ваших сердец надежда на помощь богов и властей! Так же, как я мучился, обдирая тело при падении о горные выступы, пусть обдирает плоть и силы ваших душ безысходность!

Подняв голову к небу, яростно заревел. Вот теперь—то люди меня заметят! И небеса пусть обратят внимание на дитя, которое взрастили сами они!

Мягко приземлился с крыши храма на землю. Медленно опустились полы черного ханьфу и, еще медленней и осторожней, волосы. Рога, появившиеся после победы в Бездонном ущелье, я больше не скрывал. Пусть боятся!

Но эти люди… эти чокнутые люди повалились предо мной на колени!

— Хвала богу, избавившему нас от этих кровососов! — вскричал оборванец какой—то.

— Это же демон! — толкнул его локтем в грудь другой.

— Хвала великому демону, спасающему нас от чудовищ! — не смутившись, проорал первый.

И, хоть и не все, но некоторые его бодрому приветствию последовали!

Хотите из демона слугу на побегушках себе сделать? Хотите, чтобы великий принц вас спасал, разбираясь с вашими отбросами? Да не дождетесь!

Сначала я топнул нагой — и по земле глубокая прошлась трещина, уходившая за несколько усадьб и улиц вперед.

Людишки только замолкли.

Потом, радостно ухмыльнувшись, мечом ударил по стене храма, лишенного покровительства богов. Уж после разрушения храма—то эти сумасшедшие мигом протрезвеют! Они будут меня бояться! Эти трусливые Небеса, пожертвовавшие мной, будут меня бояться! Я стал сильным — и теперь я вернусь и отплачу им за все!

Когда меня закрыли от них падающие обломки стен и крыши, они, кажется, кто—то подался вперед, чтоб разглядеть, не пришибло ли меня. Но, впрочем, думать было некогда. Меч подняв на головой, я едва успел сделать сферу защитную. Хотя, конечно же, каким—то жалким обломкам не забить насмерть бога, выжившего после паденья в Бездонное ущелье! И падать храму обрушенному, заглушая вопли тамошних прислужников— торгашей, намного короче по времени.

Люди в ужасе смотрели на меня, когда разглядели среди обломков сияние голубой защитной сферы, сотканной из уплотнившейся ци, потом лезвие Ледяного меча и, наконец, уже в самом низу, меня.

Взревев, я пнул обломок, загородивший меня от них — почти на высоту роста человеческого и в пять коров в толщину — и он почти долетел до сжавшейся толпы. Опустив меч, криво ухмыльнувшись, я неспешно к ним вышел из—за обломков разрушенного храма. Мы еще вдоволь успеем поиграть!

Но, как ни странно, два молодых обормота, посланных с Небес, верно, в наказание за запущенный родовой храм или отправленные плачущими родичами и женщинами во спасение клана от смерти, на мной устроенный цирк так и не вышли. Я понимаю, тому, жалкому любителю музицировать, насрать на чудовище, шляющееся по приютившему его городу, но тот второй, родственник, верно, его, мне недавно попался в самом городе, да еще с мечом! Значит, он бродит среди людей, что—то разнюхивает да и держать свою древнюю железяку в руках наверняка хоть немного обучен. Так неужели он не придет?

Я яростно заревел, так, чтоб вопль мой разнесся над городом. Землю пнул, устраивая небольшое землетрясение.

Мелкие боги, я вполне серьезен! Я готов разрушить весь это город вдребезги, испепелить здешних людей и дома обратить в песок! Вы, конечно, не заметите у себя на Небесах исчезновение одного города Поднебесной, но я не остановлюсь на этом. Я выжил в затхлом Бездонном ущелье не для того, чтобы заткнуться и терпеть ваше гордое безразличие и вашу замкнутость в собственных высокочтимых и благородных интересах!

Тишина. Даже полупришибленные чиновники, чьи кости раскроили тяжелые деревянные столбы, обломки крыши и стены, притихли, смотря на мои ноги из—за обломков поваленного забора.

Трепещите, жалкие черви! Всего меня вы никогда и не увидите! Червю дано увидеть лишь одно—два прикосновения чьих—то ног, до того, как это мерзкое склизкое существо издохнет! Рожденному в грязи, в ней суждено и сдохнуть!

Тишина. Я стою как идиот и смотрю, словно трепетная псина верная в ожидании запоздавшего хозяина.

Да где эти боги, демоны их раздери?!

Притихли жалкие люди. Дерьмом и мочою повеяло, когда ветер дерзнул встать в естественный порядок и принести ко мне что—то с притихшей толпы.

Рука с лезвием в сторону — ветер клубится только вокруг моей руки, ветер развевает полы и широкие рукава моего ханьфу, треплет, играясь, мои побелевшие слишком рано волосы.

Так будем сегодня играть или нет?!

Тишина.

Неуважение мальцов к явившемуся чудовищу и собственным верующим превосходит все мыслимые и немыслимые пределы! Да, впрочем, если клан драконов Вэй издохнет на земле и на небесах, то так им и суждено. Клан драконов Вэй… эти существа… нет, ни к чему вспоминать дни, проведенные на Небесах! Небеса не стоят того, чтобы о них помнили.

Ухмыльнувшись, на обломки храма посмотрел. И меч направил в его сторону, разметав спиралью вьющимися порывами ветра все обломки и раздавленные трупы по площади и дворам ближайших усадеб.

Наконец—то я увидел его. Почуял яростный блеск его ауры за толщиной заборов и домов.

Молодой бог приближался ко мне. Кажется, бежал. Что ж, уже похоже на готовность приветствовать старика.

— Ты что тут устроил, чудови… — заорал он, выбегая на обнажившееся пространство земли, заваленной обломками и людьми.

Подавшись вперед, я рыкнул на него, делая глаза свои янтарно¬зелеными, с узким черным зрачком.

И юноша отпрянул невольно, узнав сородича—дракона. Ну и славно! Он так растерялся, увидев дракона, натворившего тут веселия, что дальнейшее веселье явно станет интереснее!

— Ты что тут… творишь? — внезапно охрипнув, выдавил он.

— Да тут уже столько всего натворили, — невозмутимо оглядел ногти левой руки, между которых сегодня забились щепки старых столешниц. — Тут и немного—то осталось для развлеченья.

— Я требую… — он поднял меч, направив на меня — ну, хотя бы немного смелое божество, хвала небесам, — требую, чтобы ты прекратил это!

— О, смешной мальчик, — ухмыльнулся растерявшемуся ему, — конечно же, я слушаю и повинуюсь! — сначала меч лезвием вниз опустил, потом положил левую ладонь поверх правой, рукоять сжимавшей, поклонился низко—низко.

Из толпы донеслись нервные смешки. Там догадался кто—то. А вот мальчишка из богов, когда я с запозданием распрямился, только с недоумением глядел.

Меч в левую руку переложив, я с воплем рванулся на него, вкладывая ци в лезвие Ледяного клинка, ускоряясь засчет своей мощи и природных драконьих сил.

Он, конечно, растерялся от моего напора, но, будучи вдавленным в забор воинской управы, все—таки успел заслониться мечом. Я напирал на него, он глазами сверкнул, сделав их голубыми, небесной голубизны, с серебристо—черным зрачком. Мол, тварь, ты счас разозлил дракона! Ну и отлично!

Забор человеческий не выдержал тяжести наших тел, провалился. Мальчишка упал на спину, перекатился от моего лезвия. Но… как ни странно, в спину мне его не всадил, в то мгновение, которое мне потребовалось, чтоб подняться.

— Зачем ты явился в Шоу Шан? — мрачно спросил он.

Я взмыл над землей шагах в трех от него, вихри, разметавшиеся вокруг, повинуясь моей ярости, разметали мои волосы и полы моего ханьфу.

— Зачем ты продал родную страну демонам, Хэ У? — горько спросил вдруг он.

— Думаешь, кто—то еще не сдох? — я криво ухмыльнулся, не придумав, чего еще ответить на этот подковырный вопрос.

Тут, на бегу, не очень—то и рассчитаешь верную стратегию, как мне получше можно использовать его любопытство!

На этот раз я рванулся на него молча.

Он, перекружившись, ушел в сторону. Выпрямился, судорожно сжимая рукоять меча. Глаза яростно блестят. Зацепил—таки звереныша! И хорошо.