— Было здорово! — ответил я искренне. — В детстве я иногда завидовал птицам, которые спокойно летают, где им угодно, но никогда не думал, что даже я однажды смогу летать!

— Я еще много всего могу, — подмигнул мне, рассмеявшись, феникс, снова убравший куда—то свои огромные черные крылья, охваченные золотистыми искрами.

То ли потешался над смущением человека, то ли соблазнял. Кажется, ему самому выгодно иметь человека, который в него верит и им восхищается.

Бог мне под зад коленом приложил.

— Будешь тут стоять — никого не зарежем до полуночи!

Он мне безумно нравился и своими резковатыми шутками, и своей прямолинейностью. Никогда не думал, что небожитель может быть таким!

— Я, конечно, польщен, но мне проведать надо кого—то к ночи, — меня толкнули в бок кулаком.

Да ладно, я и сам не люблю долго ходить вокруг да около. Это меня бесило еще во дворце.

— Во дворце? — он вскинул брови. — Кстати, а кем ты там был? И с кем воюешь?

— Если б я знал! — вздохнул. — Мать слегла внезапно и умерла очень быстро, а императорские лекари ничего не сказали мне внятного. А через пару лет в краже обвинили мою сестру — и сварили заживо.

— А потом ты решил продать душу демону, чтобы отомстить? Я понял! — поморщился он. — Но ты ничего не сказал о своих врагах.

— Да если б я знал! Во дворце интриганов всегда было полно.

— Мда, что на Небесах, что на земле — дворец везде один, — нахмурился он, обхватил меня за плечи. — Ну, пойдем.

Пошли мы почему—то в ближайший постоялый двор.

— Нам надо во дворе…

— Заткнись.

Давно уже мною никто не командовал. Но он был сильный. Пришлось заткнуться. Да и, может, он был меня старше намного.

— Возраст не главное, — поморщился он.

— Мысли мои читаешь?! — наконец—то дошло до меня.

— Ай, отстань! Ты же мой верующий.

Меня плечом оттолкнув, кинул золотой слиток хозяину:

— Милейший, мяса нам жаренного, остро—сладкого! И винца один кувшин на двоих.

— Слушай, но мы так…

Меня ухватили за волосы и приложили лбом об стол. Легонько. Но крайне многозначительно. Почувствовал себя опять мальчишкой, нашкодившим перед отцом.

— И вообще, а вдруг меня… узнают? — спросил я едва слышно, когда мы устроились за крайним столом во дворе.

— Они тебя так часто видят?

— Вовсе нет. Меня тут не было уже почти двадцать лет.

— Я тебя иллюзией прикрою, если что.

— А так можно?

— Милейший, что ж так долго? — возмутился он уже хозяину, который, согнувшись, тащил тяжелый поднос.

Тот долго рассыпался в извинениях, расставляя перед нами тарелки с мясом и закусками. Последним впечатляющий кувшин вина и две чаши водрузил, справедливо рассудив, что пить мы будем вместе. Пить… во что я пьяный вляпаюсь теперь?.. Но своему богу перечить не осмелился: он мог быть не только шутливым, но еще и грозным.

— Ну заткнись ты уже! — проворчал тот. — Так, милейший, а что у нас в столице нынче интересного?

— Да как бы это… — старик смущенно прижал к груди поднос. — Да все как обычно. Торговцы разоряются. Нищие от голода мрут.

— Что, совсем ничего не было интересного? — вскинул брови Эн Лэй, наполняя чашу вином.

Я сам себе налить не осмелился, но он сам первую чашу поставил передо мной, а потом невозмутимо налил уже себе.

— Да было дело… — старик почесал голову под узлом волос на затылке. — Какой—то демон несколько недель назад приходил. Испепелил усадьбу левого министра прямо у того на глазах. Тот с борделя нетрезвый возвратился, а там… — старик поежился. — Эта мразь! Ему, видите ли, мало было почтенья, потому у человека сжег весь дом с имуществом, рабами, слугами и семьей заодно. И спокойно ушел. Погорельца нашли под утро, он за одну ночь посидел. А потом — вечером следующим — убежал от родственников и прирезался на пепелище. — старик вздохнул. — Страсти—то какие творятся! Мать императора как узнала, озверела — и воинов, и священников отправила тварь найти и истребить, да только как будто его и не было.

— Так, может… спьяну все привиделось? Погорельцу—то? — Эн Лэй невозмутимо отхлебнул.

— Да разное говорили. Да только больно осерчала императрица—мать. Он же ж любимый ее был… прихвостень. — старик напугано рот ладонью прикрыл.

— Да ладно тебе, нам же все равно! — хохотнул Эн Лэй и его по плечу огрел. — Мы ж не из императорской гвардии пришли.

— Я бы… это… мне к другим надо подойти, господа, — старик низко поклонился, прижимая к себе поднос. — Зовите, если что.

И с несвойственной для его возраста бодростью ушел.

— Приятель мой сюда заходил, прежде чем подохнуть, — Зн Лэй отсутствующе вина отхлебнул. — Так, кстати, кого подозреваешь ты?

— Да это может быть кто угодно в императорском дворце! — я вздохнул.

Он призадумался. Неторопливо поел — еду на нас поровну разделил — и встал. Я—то перекусил по—быстрому.

— На пустой желудок сподручнее воевать, — усмехнулся.

— Ну, пойдем, — поднялся он, рукой взмахнул.

Я невольно отшатнулся, натолкнулся на дворцовую стену. Молодой евнух, меня завидев и Зн Лэя, возникших посреди сада с приправами у кухни, напугано завопил.

В следующий миг испуганно вжался в стену, подальше от вытащенного фениксом клинка. То есть, уже поближе.

— У вас тут женщина умерла… — мой бог на меня покосился. — Двадцать лет назад. Эта… как ее…

— Наложница Шу Чун.

Не хотелось имени раскрывать своего, но если за один день тут шумиху замутить, то, может, что—то и всплывет.

— И дочку ее сварили… как ее?..

— Ну О.

— Вот, — Эн Лэй царапнул шею дрожащего евнуха. — Что об этом люди говорят?

— Н—не знаю! — того трясло.

Через миг труп его упал к нашим ногам, хлестая кровью из перерезанной глотки.

— Как, кстати, писались их имена? — невозмутимо мой бог уточнил, меч об одежды убитого вытирая.

— Материно иероглифами «справедливая чистота», а сестра «изящная».

Эн Лэй невозмутимо вырезал на одной щеке евнуха имя моей матери, а на лбу — сестры.

— Пойдем, — рукою взмахнул.

Мы стояли… кажется, у здания швей.

Эн Лэй пропустил несколько девчонок — служанки переглядывались, нас завидев, и торопливо ушли — и дождался, когда выйдет старуха с золотою шпилькою в волосах.

Она вскрикнула, отшатнувшись от лезвия.

Воин ее за ворот шелковых одежд подхватил.

— Двадцать лет убили наложницу Шу Чун и потом сварили заживо ее дочь Ну О. Что тебе известно об этом?

— Н—ничего! — затряслась старуха. — Пощадите, молодой господин!

— Совсем ничего? — прищурился он.

— Только… это… — она теребила кусок свертка, что вынесла от швей. — Только говорили, что отравили ее. Шу Чун—то.

— Иди! — холодно велел Эн Лэй.

Тут как раз в стороне донесся отчаянный женский крик.

— Заметили, — ухмыльнулся он.

Сжал мое плечо.

Я покачнулся, когда мы оказались на гребне крыши, но все же устоял.

— Неплохая реакция, — довольно отметил феникс.

— Чего ты добиваешься? — не выдержал я.

— Смотри. — он обвел переходы дворца свободною рукой.

Меч, внезапно ставший чистым, в ножны убрал.

Во дворце медленно начиналась паника. Забегали служанки, девки молоденькие и старухи. Пробежало несколько отрядов стражи.

— Нравится? — усмехнулся он.

— Нравится, разумеется, — усмехнулся я.

Наконец—то я вернулся во дворец! Чтобы обитателям его стало нехорошо.

— Там!!! — заорали снизу.

Молодой страж указывал на крышу.

Воины — около тридцати — подобрались, ощерились оружием.

Яростно заорав. Эн Лэй спрыгнул с крыши. Приземлился, хоть и с высоты, спокойно. Стражи немного отпрянули. А он с воплем кинулся вперед.

Было непривычно стоять в стороне, покуда рядом кто—то рубится. Да, впрочем, смотреть на то, как дерется мой бог, было одно загляденье. Гибкое, мощное тело, сильные удары, красивые развороты, прыжки… бог у воина тоже должен быть воином.

Убив весь отряд. Эн Лэй неспешно вырезал у них на левых щеках имя моей матери, а на лбах — моей сестры.