Босая, заплаканная, залитая кровью девушка медленно шла ко мне.
— Ты?! — потрясенно ахнул я. — Что тебе эти люди сделали?!
В следующий миг она очутилась у меня за спиной, прижав изогнутое лезвие к моему горлу.
— Кто сжег Соловьиную рощу?! — прошипела сквозь зубы. — Говори!
— С—соловьиную?.. — голос мой дрогнул.
— Если ты что—то знаешь — говори, или смерть твоя будет ужасной! — потребовала она.
Такая хрупкая девчонка, юная совсем, так откуда столько злости? Но трупы повсюду не располагали к тому, чтобы расслабиться.
Проворчал:
— Те крестьяне могли что—то знать, могли даже рассказать, но разве ты пощадила их?
Оружие в руке у горла дрогнуло. Я со всей силы ударил ее локтем в грудь. В самое нежное место.
Она завопила, оружие выронив. Я врезал локтем ей в живот — она уже отшатнулась, но все—таки согнулась от боли.
Лезвие ей уткнул в ложбинку на шее. Она извернулась, вырвалась.
Кусок ткани отрезанной упал вниз, обнажая часть худой груди и… ужасный шрам на шее. Такое ощущение, что ей голову почти целиком отрезали! Но разве после такого можно выжить?! Да, впрочем, те. кто уже почти умирал — самые опасные соперники.
Заорав, она ударила меня полумесяцем в левой руке. Едва сумел заслониться мечом.
В бок повернувшись, она ударила меня босой ногой между ног, теперь уже я согнулся, застонав от боли. Правда, мерзавка предпочла отшатнуться, чтобы завладеть вторым оружием. Мой меч уткнулся ей в живот. Она замерла, упираясь ладонью в землю возле упавшего оружия.
— Говори, кто тебя подослал — или я разрежу твои внутренности! — потребовал я.
Девка… исчезла.
В стороне, едва двигая крыльями, поднялся чуть выше моей головы и упал почти до колен маленький окровавленный… соловей?!
В следующий миг она появилась, стоя на коленях — и лезвием нанесла удар мне в живот. Пупок бы перерезала, если б не вышла из моего меча мощная, красная, светящаяся волна, которой девчонку далеко в сторону снесло. Кровью кашляя, она поднялась, держа оба своих странных оружия.
— Хэ У, она моя! — возмутился. — Не убивай ее!
«Я не позволю какому—то жалкому духу убить моего раба» — проворчали в моей голове.
— Вот как? Спасибо за заботу!
Девка чуть наклонилась вперед, сжимая правый полумесяц.
«Пока службу мне не сослужишь — не дам тебе подохнуть»
А если не сослужу? Или… что потом?
Яростно крича, девчонка распрямилась, бросилась вперед, в прыжке преодолев огромное расстояние.
Едва успел заслонить грудь локтем. Лезвие ее странного изогнутого клинка вонзилось в плоть глубоко, едва ли не до кости. Крича, она рванула ко мне второй полумесяц.
Едва успел спустить повернутый боком клинок, вонзая в ее бедро.
Нет, боль не отрезвила ее. Она боли испила достаточно, чтобы не бояться ее. Рыча, полумесяц рванула вбок, соскальзывая с моей руки или кости, чтобы уронить мне на грудь.
Успел за запястье перехватить руку с оружием. Сильно ей пальцы зажал, думая сломать их, но девчонка даже не пискнула. Хотя когда я меч поднял, желая отсечь ей руку, она снова птицею оборотилась вовремя. Метнулось в сторону крохотное пестрое тельце, роняя густыми каплями кровь.
Да у нее же горло и грудь распороты! Нож вонзили по самую рукоять и вытащили.
Птица метнулась наверх из последних сил. Поняла, что сил не хватит меня одолеть! Убивая крестьян, выдохлась или все—таки этот дух тоже из пострадавших? Может, просто подумала, что я ее друзей или братьев поджег? Потому и накинулась.
Только я был тем, кто испепелил огромный круг леса вместе с людьми. Она об этом не знала, но уж я—то прекрасно помнил. Может, из—за того сгорели и деревья, на которых жили те соловьи закопанные? Но тогда она меня не простит, когда ей это станет известно. А если крестьян убила она — тогда она не простит никого.
С яростным рыком она упала на меня сверху, снова приняв человеческий облик, распластав по земле. Исчадие ада, я этого не ждал!
— На кого ты работаешь?
— Сдохни! — проорала она, опуская клинок.
Я заорал, когда изогнутое лезвие впилось в мое плечо. В запястье моей руки с мечом она уткнула другой полумесяц.
— Рукою двинешь — отрежу, — мстительно пообещала она. — Говори, кто поджег этот лес?!
Не скажу — зарежет. Расскажу — смерть моя будет еще дольше. Но проиграть девчонке? Да ни за что!
Рискуя лишиться руки вместе с плечом, я сел — клинок ее, к счастью, соскользнул на землю вместе с рукой — и лбом со всей силы приложил ее по лбу.
Завопив, девка отшатнулась. Теперь уже я завалил ее на спину. Если опомнится…
И зубами вцепился в ее шею.
Она извивалась, сопротивлялась. От ужаса не додумалась воспользоваться оружием. Это шанс!
Я прокусил ее шею. Не знаю, зацепил ли сосуд.
И упал лицом в землю. В землю моя башка была впечатана маленькой, но жесткой ногой.
— Сдохни!!!
Землею забились глаза, земля попала в некстати раскрытый рот. Пламя преисподней, да я же так задохнусь! Мордой в грязи подыхать?! Не хочу!!!
Но горячее и густое что—то падало мне на спину, на затылок и шею слишком часто.
Шею зацепил. Наверное, едва держится от боли. Но если я первый задохнусь…
— Если признаешься, кто все поджег — отпущу, — мягко прозвучало сверху.
Ага, как же!
Только дохнуть мордой в грязи, задохнувшись, под ногой соловья озверелого, чьих пернатых братьев я случайно поджег вместе со своею тюрьмой и вражескими воинами… о тьма преисподней, я так издохнуть совсем не хочу!
— Говори!!! — нога вдавила мою голову ниже.
Голова кружится. Отчаянно хочется выгнуться, но в девчонке хрупкой сила немереная.
Она меня не пощадит.
Новое озарение, чтоб тебя. А раньше башкою подумать не мог?!
Земля от ее нажима забилась далеко в глотку, вместе с каким—то червем. Тьфу, мерзость! Мир уплывал. Вопли ее стихли. Счас я сдохну?..
Нет… не хочу… ни за что…
Нажим босой ноги стал немного слабее.
Это мой последний шанс!
Из последних сил уперся руками в землю, спину выгнул.
Вскрикнув, эта тварь свалилась с меня. Торопливо сел на колени, отчаянно кашляя.
Девчонка, прикрывая ладонью надкушенную шею — из—под пальцев густо—густо сочилась кровь, кровью ей уже омыло всю тощую грудь, видную в оборванном вороте, кровью залило всю одежду и даже ниже пояса.
Зарычав или кровью захпебываясь, она перекатилась назад. Замерла, наткнувшись на лезвие моего меча. Наподдать бы ей сейчас другой стороны.
Соловей, залитый кровью, едва двигая крыльями, поднялся вверх.
Упрямая стерва!
Я подхватил с земли оброненный полумесяц.
Соловей безвольной тушкой упал к моим ногам и затих. Тьфу, так быстро сдохла!
Воительница, стоя на одном колене, рванула руку с полумесяцем мне в живот. Едва успел отшатнуться. На спину упал.
К счастью, тело вспомнило раньше мозгов. Перекатилось. Село.
Мы замерли напротив друг друга, стоящие на одном колене, одною рукою оба упирались в землю, в другой — держали полумесяц. Я — в правой. Она — в левой.
Оба тяжело дышали. Оба пропустили несколько мгновений, чтоб напасть.
С шеи ее прокусанной густо—густо стекала, омывая грудь и заливаясь в ворот, кровь. Она сдохнет первой!
Невольно усмехнулся, а девчонка поджала губу.
Странно, что у птичьего духа кровь в человеческом облике выглядела тоже вполне человеческой.
Заорав, она подпрыгнула.
Вот это прыжок! Я бы сдох, завязавшись узлом, но не смог!
Но она неслась на меня.
Откатился, вскочил. Едва успел заслониться своим изогнутым клинком от ее.
Мы мрачно смотрели в глаза друг другу.
Тощая девчонка, головою мне по грудь.
— Кто… — она прохрипела. — Кто поджег Соловьиную рощу?!
Издыхая, такая все равно будет тащить меня на берег Желтой реки, даже из последних сил.
Проворчал:
— Тот, кто хотел меня убить!
— Ты, что ли… принц Ян Лин?
А, что—то уже выяснила. Но за Ян Лина убивать не бросилась. Не из моих врагов?
