— Гитару в багажник?

— Нет, — отмахнулся он от протянутой руки и сел вперед, зажав гитару коленями, с трудом сдерживаясь, чтобы не вгрызться зубами в чехол.

Оборачиваться к сестре не хотелось, да и Стас уже сел за руль и открыл окно, чтобы слышать Полину, которая со знанием дела отдавала приказы. Наконец морда Форда выглянула на дорогу, и Полина села рядом с Аленой.

— Ты любишь битлов? — не поленилась она спросить восхищенно.

Стас кивнул:

— Очень.

Полина продолжила нести чушь про музыку, и Макс выдохнул, лишь когда они подъехали к дому.

— Под арку не въезжай, — еле успел он предупредить Стаса.

Сухо распрощавшись, Макс вылез из машины и хлопнул дверью. Стас тоже вышел — дверь, что ли, этой дуре открыть? Но нет, он достал из багажника пакет и вручил ей с напоминанием завтра не опаздывать, а когда Алена, поджав губы, кивнула, нагло выдал:

— Я пошлю тебе сообщение на всякий пожарный. Больше опаздывать нельзя.

Оказавшись в темноте арки, Алена обернулась. Макса начало трясти. Еще пусть ручкой помашет и воздушный поцелуй пошлет, идиотка!

В коридоре он сначала протянул руку, чтобы забрать у сестры пальто, но опомнился — пусть сама разбирается со своими подарками. Что у нее там еще в огромном пакете?

— Макс, — прильнула к нему Полина. — Ты ко мне? — Он кивнул. — Тогда иди побрейся.

Пальцы Алены застряли на третьей пуговице, но она промолчала и так и ушла в пальто в бабкину комнату. Туда ей и дорога. И все равно руки тряслись так, что Макс два раза порезался.

— Что ты такой неуклюжий!

Полина промокнула щеку гигиенической салфеткой и поцеловала порез.

— А у тебя что, не началось? — насторожился Макс.

Полина пожала плечами.

— Завтра начнется, наверное… Ну, так и будешь сидеть? Может, диван разберешь? Она вытащила постельное белье и аккуратно разгладила простыню.

— Завтра подушку свою принесешь. А сегодня поспим на одной.

Полина сказала это с такой улыбкой, что он понял, что на подушке будет только она, а он сверху. В таком случае можно и пододеяльник не встряхивать — одеяло им не потребуется. Он уже как в бане, а она все не снимает свой дурацкий наряд, к которому страшно прикоснуться. Но вот наконец перед ним лишь знакомые кружева. Дверь закрыта, теперь можно и тело открыть. И его тоже, пока он в состоянии справиться с ремнем. Губы уже почти не красные, а оставшиеся кровавые пятнышки он легко снимет языком. У помады нет запаха — какое счастье, что Полина не пользуется Орифлейм. А чем она пользуется? На глазах ничего нет — это натуральный ежик ресниц, каждая из которых иглой вонзается в язык. Темно, и все равно он боится этих глаз, пусть они будут закрыты. Пусть говорят лишь губы — и он не желает слышать никаких слов, только вздохи, но она гасит их, тычась носом в раненую щеку. А он молчать не может, он молчал весь вечер, чтобы не выдать отвращение и страх, а сейчас пусть она знает, как ему с ней хорошо.

Алена зажала в руке пейджер с коротким сообщением «Доброе утро» и заставила себя вылезти из кровати, в которой лежала с открытыми глазами уже больше двух часов. Рассвет стал отличным будильником. Она вернула на полку «Мастера и Маргариту» без закладки — по двадцатому разу перечитывать роман она не будет. Лучше купить в аптеке валериану, которую глотала во время экзаменов — еще одной бессонной ночи она не допустит. Как она вообще сегодня в экран будет смотреть и что-то там соображать, а еще целых два дня до субботы. Надо спать!

Какое ей дело до этих двоих! Пусть будут счастливы. А на ее счастье Стас не отпустил ее с работы пораньше, когда Полина предложила сделать им обоим проходки. Она не хочет сидеть рядом с Максом и выслушивать то, что прочитала вечером в его взгляде. Да она уже согласна стать этим несчастным верблюдом, только бы эти двое — Макс и Александр Сергеевич — оставили ее в покое!

— А где Макс? — спросила тетя Маша, будто не знала, где он.

— Спит, — буркнула Алена и налила себе чая.

Вышла на кухню она в ночной рубашке, чтобы не запачкать единственную чистую кофту. Вечером надо затеять грандиозную стирку, иначе надеть завтра будет нечего. Так только за ночь опять ничего не высохнет…

— Иди, я тебе все постираю, — с чего-то вдруг раздобрилась соседка, когда Алена запихнула кофты в железный таз. Наверное, потому что злилась на Макса. — Иди, а то снова опоздаешь.

Она и пошла. Только для начала хорошо расчесала волосы и, пригладив петухи, собрала в хвост. Заодно решила опробовать новую косметику. В договоре не написано, что она должна появляться на работе с распущенными волосами и без макияжа. А личные предпочтения Стаса ее не интересуют. Хотя «Баунти» она тоже любит — особенно в шесть утра в кровати под строчки Михаила Афанасьевича.

Алена уже почти выскочила из дома, когда заметила сообщение, которое прозевала: «Я не успеваю. Встреча в 10:20» Она тоже не успевает — «лишние двадцать минут» означают, что можно до метро не бежать, и все же она пришла на остановку раньше всех и не удержалась — купила два батончика «райского наслаждения» — себе и вернуть должок, а то вдруг ему еще какого ребенка приспичит утешить. Своего собственного, например. Скорее всего, он у него имеется.

— Привет, — услышала она за спиной голос Кати.

Та улыбалась как-то странно, выдавая неловкость, которую испытывала в ее обществе. А виноват Стас, как тот несчастный булгаковский коньяк. Почему у всех мозги повернуты? Станислав Витальевич пока особо ни на что не намекал, руки вне музея не распускал и уж тем более не говорил ничего прямым текстом. Но Катя с Мариной все для себя решили — отлично, она верблюд, так что если плюнет им в лицо, пусть не обижаются.

К счастью, переминаться с ноги на ногу и обсуждать обещанный на субботу дождь слишком долго не пришлось. Марина даже поздоровалась с ней лично — видимо, братец провел очередную воспитательную беседу или же ничего не сказал про пальто. Да, отсутствие этой информации ее спасло — иначе на спине выросли бы уже два горба. Дурдом, но это не лечится. А так и хочется при всех протянуть Стасу шоколадку. Но она этого не сделает и вообще съест обе сама. Не надо лишний раз провоцировать Стаса на внерабочее внимание.

— Спасибо, — поблагодарила она его за кофе, который он сделал ей последней.

Не из принципа, а чтобы со своей чашкой усесться рядом. Ничего личного. Она начала между глотками пересказывать ему содержание заграничных писем, после чего Стас попросил время на размышление. А чего думать — там всего лишь шла речь о времени поставки и размере партии. Но Стас нервничал, то и дело поглядывая на часы и то и дело проверяя мобильник. Наверное, ждал звонка от Александра Сергеевича. Суматоха и шум действительно были необычные. Девчонки при ней еще ни разу не делали такое количество звонков в час.

— Лена, пошли покурим?

Стас подошел настолько бесшумно, что она от неожиданности даже выронила ручку и ткнулась ухом прямо ему в губы. Он выпрямился и откатил кресло от стола вместе с ней — это было не приглашение, это была констатация факта. Интересно, что значит его «покурим»?

Он действительно закурил, а что оставалось делать ей, кроме как искать место, куда не долетит дым. Стас пытался держать сигарету за спиной, но у него это не особо получалось — он слишком часто затягивался. При этом нес какой-то бред про утреннюю пробку и прочую ситуацию на дороге. Не за этим же он ее вытянул на улицу — или за этим, чтобы не стоять, как дураку, одному, а общество Паши его, кажется, не вдохновляло. И вдруг Стас сказал то, отчего Алену передернуло:

— Я подумал, что наш вечер вчера не совсем правильно закончился, и решил перенести его продолжение на субботу. У меня в левом кармане пиджака лежит сюрприз для тебя. Возьми сама, чтобы табаком не провоняло.

Она не пришла еще в себя от предыдущих слов, потому подчинилась без секундной заминки. Однако рука, нащупав в кармане какие-то бумажки, перестала ей подчиняться и застряла в кармане — деньги, что ли? Идиот! На помощь пришла сигарета, которой Стас чуть не подпалил ей волосы.