Они распрощались, и он постучал к Диане. Та открыла ему в халате и предложила зайти, но он попросил рюкзак и обещал рассказать все, что ее интересует, завтра.

Алена открыла глаза и снова закрыла, не найдя в себе сил даже просто скинуть простынь. И это несмотря на желание открыть окно и прогнать спертый воздух. Она дотронулась до руки в том месте, где оставались следы от пластыря, который держал иглу капельницы, и принялась скатывать черные шарики клея с усердием жука-скарабея. Кожа вокруг красной точки посинела и отзывалась болью на каждое прикосновение. Алена приподнялась и снова упала на подушку с желанием подняться с нее только в день вылета. Но такого не будет — о ней уже позаботились, как могли, а теперь даже за бутылкой воды придется вставать самостоятельно. И чтобы позавтракать — хотя вместо голода она чувствовала тошнотворный привкус морской соли.

Алена заставила себя подняться и осторожно дошла до ванной комнаты. Тоскливо взглянув на головку душа, умылась в раковине и устало присела на крышку унитаза

— силы во время сна куда-то улетучились — перед сном их было в разы больше. Однако тут же пришлось вскочить — в дверь настойчиво стучали. Она пошатнулась и ухватилась за край раковины. В такое время девчонки давно на пляже. Зачем они дожидались ее? Будто не понимают, что ей не до загорания сейчас…

— Ты жива там?

Алена чуть не захлопнула дверь, увидев на пороге Диму, потому что напрочь забыла, что спала в трусах и короткой майке. Он не смотрел ниже лица, но Алена, извернувшись крючком, спряталась за косяк и поздоровалась. Дима сообщил, что ей стоит поторопиться, если она хочет позавтракать. Алена закрыла дверь и выдохнула. Только этого красавчика ей не хватало для полного счастья. Если вчера ей не оставили выбора, навязав его в спутники, то по ее тону любой дурак бы понял, что она не собирается проводить с ним оставшиеся три дня — обойдется без личной сиделки! Это явно проделки Дианы. Отчего болгарка страхуется? Она не полезет больше в воду. Может не переживать!

Нацепив сарафан, Алена выползла в коридор и чуть ли не сразу привалилась к стене. Затем ее качнуло в другую сторону, к Диме — или это он сам притянул ее к себе.

— У тебя голова случайно не кружится?

Алена пожала плечами.

— Кажется, нет. Просто состояние какое-то странное. Но я смогу идти сама.

Она отстранилась и сделала несколько самостоятельных шагов. Удовлетворительно кивнув, спутник отстал на пару метров. В ресторане намека на завтрак не было. Столы чистые, никакого шведского стола.

— Проходи на террасу. Тебе сейчас все принесут. Ты теперь местная знаменитость.

Она сжала губы и села в кресло в самом углу. Через минуту рядом со столиком вырос официант. Из всего предложенного разнообразия хотелось только апельсинового сока, потому что тот был холодный, и поджаристого тоста, потому что тот был румяный. Дима попросил для себя кофе, и Алена с ужасом поняла, что от его общества в ближайшие полчаса избавиться не удастся.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Алена, чтобы он прекратил смотреть на нее, точно следователь. Хотелось спросить, что ты делаешь за столиком, за который тебя не приглашали, но это прозвучало бы слишком грубо. Хотя навязывание его общества изначально не отличалось особой вежливостью. Хотя его ли в том вина? Это у болгар слишком странное понятие о личном пространстве. Впрочем, в питерском турагенстве было не лучше. Ей в лоб заявили, что у них есть две девушки, которые составят ей замечательную компания, хотя компания — это последнее, что ей хотелось получить в эти десять дней.

Предшествовавшие поездке недели были адом. Когда в офисе появлялся Александр, температура поднималась до уровня бани, и Алена шла пятнами, желая прибить обоих и сразу. Стас перестал улыбаться и открыто выражал неприязнь к господину Светлову, который держался предельно холодно. Однако его хватило ровно на две недели. Он позвонил на домашний телефон и без приветствия спустил на нее всех собак, обвиняя в настраивании против него Русскова, и сколько бы она ни говорила ему, что даже не говорит со Стасом на внерабочие темы и уж точно не упоминает его, Александр твердо сказал, что уволит ее, если еще хоть раз Руссков произнесет в разговоре с ним ее имя. Заступничества от этих двоих искать не у кого. С Эльвирой она виделась лишь один раз и даже не дома. Она пригласила ее в кафе, видимо, для того чтобы сделать разговор как можно более официальным. К чему такая напускная холодность? Видимо, Александр обработал и мать. Алена высчитывала каждую свою реплику, надеясь, что у Саши хватило такта и совести не признаться матери в измене жене. Эльвира поинтересовалась ее успехами в офисе и планами на будущий учебный год. Алена сказала, что даст ответ после отпуска — в Болгарии она как раз и решит, в каком вузе и на какую специальность хочет учиться.

Встреча с Эльвирой состоялась накануне звонка Александра, и его боевой настрой ставил под большой вопрос дальнейшую учебу за счет фирмы. Стас не повторял свое предложение, но Алена знала — достаточно одного намека, но делать его не хотелось — ее доводил до слез устраиваемый Стасом цирк. Так и хотелось написать на листе девиз Александра — не мешай бизнес с личным — сложить самолетиком и запустить в Стаса. Она каждое утро хотела попросить перенести ее стол к окну — невыносимо поднимать глаза и постоянно встречаться с ним взглядом. Повесив трубку после разговора с Александром, Аленой овладело непреодолимое желание набрать его номер и сказать, что она напишет заявление по собственному желанию. Она почти сделала это, когда после посещения турфирмы сходила на собеседование в пейджинговую компанию. Почему нет? Она не сможет работать под перекрестным огнем. Она ненавидела Стаса за его кодекс чести, который он все пытался навязать Саше, и в другую минуту готова была слезно благодарить Русскова за то, что их петушиные бои излечили ее от зависимости к обоим чуть ли не мгновенно, как «Упса». Уйти? Уволиться по собственному желанию? Или умолять Стаса заткнуться?

Для начала она выбрала второе. Опередила Катю и получила целых пять минут с ним наедине в тишине Форда. Начинать беседу с имени Саши равнозначно тому, чтобы сразу поставить на работе крест и подпись на заявлении, потому она начала от себя.

— Стас, я не знаю, что происходит между тобой и Сашей, но надеюсь, что это не из-за меня. Я не хочу, чтобы из-за меня рухнуло ваше партнерство.

Стас барабанил по рулю почти целую минуту.

— Знаешь, это равнозначно тому, что сказать, будто из-за тебя рухнул рубль. Нет, это не из-за тебя. Просто наше партнерство изжило себя. Наверное, я все-таки волк-одиночка. Мне тяжело подстраиваться под кого-то. А Саша не одиночка, но ему нужно во всем иметь последнее слово. Уступки и корректировка интересов — это не для него, это прерогатива его партнера. Три года назад я не верил, что могу в одиночку поднять бизнес, а теперь могу дать себе шанс. Осталось только поделить бюджет.

— И работников? — заполнила Алена под дробь его пальцев образовавшуюся паузу.

— Тут, думаю, проблем не будет, верно? — Он смотрел ей в глаза взглядом кобры.

— Ты ведь не бросишь меня ради него после того, как он бросил тебя вот так вот цинично?

Алена не отводила глаз. Кто здесь сейчас больший циник, непонятно. Хотя теперь все вдруг сделалось понятным: Стас постоянно выставлял Сашу идиотом в ее глазах и скорее всего применял ту же тактику с Сашей, доводя того до белого каления — конечно, он уже возненавидел бывшую любовницу и горит желанием обрубить все концы, раз она переметнулась в чужой лагерь. Стас не оставляет ей никакого выбора — только как остаться в его бизнесе и со временем, возможно, оказаться в его постели — это будет его полной победой над Александром Светловым. Нужна ли ей подобная роль? Такая простая. Только за кажущейся простотой чаще всего скрывается самая большая пропасть. В этот раз она удержалась на одиноком уступе в виде Стаса, во второй раз ей не выкарабкаться