Алена не могла понять, сделал Стас паузу сознательно или это барабанные перепонки покрылись льдом из-за мороженого? Но такие слова, точно иглы под ногти. Он прекрасно видит, что с ней творится, но не чувствует никакого желания, кроме лени искать ей замену на вечера. А она ему найдет! Хочет удерживать ее на коротком поводке всю жизнь, фигушки! Хоть бы Саша ушел от него — тогда она убьет двух зайцев, и при работе останется, и избавится от этого вечного унижения.

— И если уж мы начали про деньги…

Мы начали? Она еще и слова не вставила. Даже не кивнула ни на один его тезис. Ну, пусть на вы… Это он о себе, о Станиславе Великом, наверное…

— Молодым нужны деньги, а тем, кто остался за бортом и пока без пенсии, нужна просто работа. С минимальным окладом. А там уж, хочешь жить, доводи сделки до конца и получай процент. Жестоко? Согласен, но иначе будет хуже

— я и так уволил уже шесть человек. И если так пойдет дальше, уволю еще четверых. Саша играет в страуса, и это нечестно по отношению к его сотрудникам. Можно прикрываться болезнью ребенка в разговоре с мамой, но не со мной. Пора полностью отделить личное и бизнес, иначе мы скатимся в пропасть.

Теперь пауза была совсем долгой, как и взгляд. Видимо, он вызывает ее на откровенность, думая, что ей известны планы Саши. Жучок, как верно подметила Марина, она для него жучок в машине партнера по бизнесу. А ужины — поддержание непринужденной обстановки.

— Стас, Саша ничего мне не говорил.

— О чем? — перебил тот слишком резко ее шепот.

— Об его отношении к твоему предложению. Только сказал, что это для него ново и непонятно.

— Ас какой стати он вообще его с тобой обсуждал? Если бы я хотел общественного мнения, собрал бы совещание. Я просил его не трепаться. Но, кажется, молчать и Саша две вещи несовместимые. И как такое трепло мог работать адвокатом!

Стас выдал это все злой пулеметной очередью и отшвырнул скомканную салфетку.

— Он ничего мне не рассказал! — испугалась Алена. — Он только сказал, что у тебя есть идея, и он не знает, как к ней подступиться. И больше ничего.

Взгляд Стаса оставался тяжелым.

— Стас, он не мог совсем промолчать. Я же вижу цифры.

— Лена, ты ничего не видишь! — все так же зло продолжал Стас. — Ты видишь то, что видит налоговая. Мы далеки от краха финансового, но очень близки к краху партнерства. Ему кажется, что я не вижу, что ему хочется быть, как брат, но чтобы взрастить поле, надо его сначала вспахать и измазаться в навозе. А он не желает засучивать рукава от Армани. Да, ходить по клиентам и подписывать контракты ему нравилось, но сейчас надо сменить Паркер на шариковую ручку, чтобы потом снова подняться. Но если не хочет, без проблем. Я вытяну один. Я все тяну один.

Стас вдруг прижал салфетку затянутым в шелк костюма локтем и спрятал лицо в ладони. Алена инстинктивно протянула через стол руку, но Стас откинулся на спинку стула, чтобы избежать прикосновения. Алена отдернула руку. Ну что ж, не хочет, не надо. Сам так сказал.

— Прости, Лен, — прохрипел он в ладони, которыми по-прежнему прикрывал лицо.

— Я не должен был сегодня говорить о бизнесе. Понимал же, что нервы сдадут. Просто я не могу говорить с тобой о Леське. Это было бы совсем по-свински. Мне не надо было приглашать тебя сегодня. Но я не мог поехать домой. Я боялся, что сорвусь, а мне надо быть завтра в офисе.

Он убрал руки. Глаза его блестели.

— Сегодня Леськин день рождения. Был бы первый юбилей. Извини. Я надеялся не сказать тебе этого. Прости.

Алена стиснула губы, поняв, что сейчас разревется с ним на пару.

— Мать хотела, чтобы я приехал к ней. Тоже боится, что я напьюсь. Но я сильнее, чем она думает. Ты веришь в меня?

Алена кивнула.

— Завтра без ужина. Я поеду после работы на кладбище. Сегодня там была Альбина. Я хочу, чтобы ее цветы немного подвяли, — он замолчал, зажмурился и тут же сказал: — В четверг…

— А в четверг я не могу, — успела остановить его Алена. — Эльвира попросила… остаться подольше…

Она не стала говорить правду, потому что вдруг испугалась, что от Стаса последует предложение провести уикенд вместе. Нет, хватит — точка так точка. Ему тяжело. О’кей. Ей тоже тяжело — ждать его внимания всю жизнь.

Алена два дня не видела Полины, убегая из дома задолго до ее пробуждения, а засыпала до возвращения той из театра. Она решила сообщить тете Маше заранее, что завтра уйдет и придет домой только в понедельник, чтобы в последний момент та не подумала чего лишнего.

— А матери сказала?

Алена незаметно выдохнула. Ну, что за тон, честное слово! Как будто Арчибальд — это мужик. Да если даже так, она в девятнадцать лет имеет полное право уходить, к кому угодно.

— Конечно, сказала!

Мать сначала тоже многозначительно помолчала секунд десять, а потом выдала:

— Надеюсь, ты мне не врешь!

Ну вот, началось! Смысл врать-то! А телефон не дала, потому что это чужая квартира, но обещала позвонить. А если она понадобится, чтобы прислала сообщение на пейджер. Макс звонил домой, сказал, что у него все хорошо. За него порадовались и, экономя время, не стали просить подробностей, а тут телефон местный — можно и душу вынуть. Или личная жизнь Макса неприкосновенна, а ее косточки можно перемывать с завидным постоянством. Хотя что там можно перемывать, когда в личном плане дебет с кредитом никогда не сведется.

Алена поправила на голове берет и взялась за ручку входной двери.

— Ален, подожди!

О, господи! Что он опять тут делает?

Она медленно обернулась. Даня высунулся в дверь наполовину, но не ту, что была спрятана в простыню. По спине Алены пробежал холодок. Это переходит все границы ее понимания, но пусть Макс сам разбирается со своей девушкой.

— У меня для тебя записка от Польки. Секунду.

Он исчез в комнате, но Алена не двинулась с места.

— Я без ключей, — сказал Даня, протянув ей сложенный листок в клеточку. — У Полины съемки с выездом. Ее и завтра не будет. Собственно в записке просьба дать мне ключи Макса, если они у тебя есть, конечно.

Она развернула листок — почерк Полины. Просьба та же. Алена сунула руку в сумку и протянула Дане свою связку, объяснив, что ключи Макса у мамы.

— А ты? Я поздно приду. В полночь в лучшем случае.

— Ну, меня пустят, не переживай. Тетя Маша вечерами дома. Я надеюсь, у тебя все нормально?

Даня покачал головой.

— Нет. Отец хорошо врезал моей мачехе. Она не позвонила ментам, а я не могу вмешиваться, потому что…

Он опустил глаза.

— Потому что это отец? — закончила за него Алена.

Даня поднял глаза:

— Нет. Потому что он сильнее, а мне рожу портить нельзя. Не смогу выступать и останусь без денег.

Алена смущенно кивнула.

— Не мужской ответ, верно? — Даня нервно подтянул простынь к животу. — Трудно быть мужиком без денег. Ну… Была б дома сестра, я бы, конечно, забыл про рожу, а так… Тоня обязана была вызвать ментов. Не хочет, ее проблемы. Я позвонил в больницу, попросил подольше не выписывать сестру. Ну, в общем, не должен я был подобное тебе говорить… Но я такой, какой я есть.

Он потряс ключами.

— Ну, не буду тебя больше задерживать. Верну их завтра или в крайнем случае в пятницу. Спасибо. С меня бутылка… спрайта, — закончил он со смешком, увидев ее каменное выражение лица. — И две проходки в Михайловский. Ты любишь оперу или балет? Брат поет, но ему без разницы, на что брать билеты. Ну?

— И мне без разницы.

— А ему?

— Кому ему? — не поняла Алена.

Губы Дани дрогнули.

— С кем ты пойдешь в театр…

«А ему без разницы, где спать!» — чуть не выдала Алена, а потом подумала, что с какой стати она должна брать с собой Стаса.

— А я пойду одна. Мне не нужно два билета, — сказала Алена, глядя квартиранту прямо в лицо, чтобы не рассматривать идеальное пляжное тело.