— У тебя врач на следующей неделе? — спросил он, глотая каждый второй слог.

— Через неделю.

— Переназначишь?

Сердце билось в самом горле, а, может, и вообще не билось. Лена мотнула головой.

— Нет, не буду. Знаешь, как у них все забито. Да мне не так чтобы совсем хреново. Может, и должно тянуть… Просто давай без этого пока.

— Да без проблем…

С проблемами, конечно, но он не дурак настаивать. Два года как-то жил без бабы, а сейчас ради ребенка… Жил, да только в одной постели не спал. И что теперь? Вон как она мучается с животом, а ему что, как коту каждый день Масленица должна быть, что ли? Они не только рожать вместе будут, но и вынашивать вдвоем.

— Лен, хочешь, я принесу чай в кровать? Хочешь? — добавил тут же, будто можно было загипнотизировать эту посмертную маску.

— Я вообще чаю не хочу, — убила она на корню все его чаяния хоть как-то услужить ей. — Я просто лягу спать, ладно? Ты мне бутылку воды на тумбочку поставь.

Дима усмехнулся. Больше для себя, чтобы успокоиться.

— Она уже стоит. С утра. Ну, тогда и я чай пить не буду. Спи, малыш, спи, — он осторожно провел рукой по плечу, обрадовавшись, что жена не дернулась от него, точно от раскаленной сковородки. — Я вернусь поздно. Будить не буду. Так что встретимся ночью или утром. Может, до утра доспишь. Постарайся.

Он наклонился и запечатлел у нее на лбу поцелуй — почти что отеческий. Внутри зашевелился протест, и он поспешил уйти. Сел в машину, уже доехал до перекрестка, как заметил торчащую из подстаканника кредитную карту, которой платил за стоянку в аэропорту. Подрулил к обочине, чтобы убрать ее в кошелек, пока не завалилась куда-нибудь. И на тебе — не обнаружил самого кошелька. Дома забыл? Без прав поехал. Голова совсем не тем забита. Нет, как раз тем — не о работе же думать! Жена важнее.

Пришлось вернуться. Да, валяется бумажник подле чайника, который так и не пригодился.

— Лена, это я! — Дима решил на всякий случай заглянуть в спальню, чтобы Лена не вылезала из кровати. — Бумажник забыл…

Он не договорил: жена лежала на кровати ничком и плакала. Даже рыдала. В голос, вот и не услышала, как хлопнула дверь.

— Лена? — он присел рядом, и жена замерла, точно пойманная с поличным. — Лена, что случилось?

 Она не ответила, не повернулась, но больше не плакала. Дима решил обойти кровать, присел на корточки, чтобы видеть лицо. Убрал со щеки мокрые волосы.

— Ты чего плачешь, малыш? У тебя так болит? Что-то дома? Что-то, о чем ты не хочешь со мной говорить? Макс? Он что-то тебе сказал?

Дима мог бы продолжать список вопросов до бесконечности — Лена не собиралась отвечать на них.

— Ты опоздаешь на совещание, — сказала она.

— Да к черту этот митинг! — рука Димы замерла на ее мокрой щеке. — У меня жена плачет. Куда ж я пойду…

— Уже не плачет.

Она села и даже отодвинулась от края, чтобы он не дотянулся с объятиями.

— Скажешь, в чем дело?

Она пожала плечами или передернула — он не понял.

— Да так, ничего… Просто грустно…

Он все же поднялся, сел рядом и притянул жену к груди — пусть строит из себя гордую с другими.

— Ленка, это всегда так. Тяжело от мамы уезжать. Но мы приняли это решение вместе и нам тянуть эту лямку. Сейчас учеба начнется, снова будешь крутиться и тебя отпустит. А завтра сбежим от жары на океан. Обещаю, не буду купаться. Буду сидеть с тобой рядом. Лен, выше нос. Ты у меня сильная. А то малыш еще подумает, что мама из-за него плачет.

Лена вытерла слезы и буркнула;

— Иди. Опоздаешь.

— Уже ушел.

Выдохнув, Дима поднялся. На выходе снова проверил в заднем кармане шортов наличие бумажника и тихо затворил входную дверь. Утро вечера мудренее. Ей просто надо отдохнуть.

Телефон в руке Алены продолжал дрожать, хотя она уже не шла, а стояла рядом со своим Фордом — все от нервов. Надо сесть в машину, а то на крытой университетской парковке жуткое эхо, а она собирается орать. Тихий голос Стас не слышит! Он ее просто не слышит!

— Ты сейчас далеко от зеркала? — задав вопрос, Алена рванула дверь на себя и плюхнулась в кресло.

— Что я должен там увидеть? — в голос Стаса не пробрался смех. — Новую морщинку? Я толком не спал трое суток. Даже глаз своих не вижу сейчас, — и тут он наконец рассмеяться.

— А ты постарайся наконец увидеть бревно в своем глазу! — выплюнула Алена в телефон, соединивший ее с Питером. — Забыл, как требовал от меня встать на место Оксаны? Встань теперь на место Димы!

— С радостью! — прорычал Руссков. — Я только об этом и мечтаю. Быть твоим мужем и отцом твоему ребенку! И не пытайся подловить меня на двойных стандартах: твоя семья не святое, потому что ни один из вас не любит другого! У Светловых, прости, была любовь, а ты была всего лишь развлечением на стороне… Извини, — добавил он тут же хмуро. — Мы зареклись, кажется, обсуждать прошлое? Нам бы с будущим разобраться.

Алена нервно наглаживала руль.

— Стас, чтобы оно у нас было, мне надо прекратить тебе звонить. У меня заканчивается карточка и я не куплю новую. Ты треплешь мне нервы! Мы договорились…

— В одностороннем порядке! — перебил Стас. — Ты знаешь мое мнение по поводу твоего молчания, и я его не менял и не собираюсь менять. Уходя, уходи!

— Знаешь что? — Алена теперь вцепилась в руль дрожащими пальцами, точно желала его вырвать. — До февраля я слушаюсь только одного мужчину — моего врача. И больше никого. Он сказал мне не нервничать. А после каждого разговора с тобой я бегу через дорогу в супермаркет мерить давление! Я не могу сейчас говорить с Димой о разводе. Ты же понимаешь, что это не будет легко. Он может психануть. А моя задача сейчас родить здорового ребенка. И не просто родить, а именно с этим врачом. Он не примет другую страховку. И ни один уважающий себя врач не будет брать на себя ответственность, принимая беременную на большом сроке…

— Лена!

— Не смей перебивать меня! — Алена даже по рулю ударила. — Ты не знаешь, как здесь все работает. Здесь — это не там, ясно?

— Мне ясно одно, что тебе плевать и на мои чувства, и на чувства твоего Думова. Конечно, ребенок важнее, но не настолько, чтобы врать так открыто…

— Я не вру, я не договариваю. Но тебе я говорю правду. Мы даже спим с ним в разных комнатах…

— Только он не знает настоящей причины этому, — Стас тяжело выдохнул и заговорил тихо, делая длинные паузы: — Лена, это некрасиво. Сразу на двух конях седалища не хватит…

— Стас! — Алена завизжала и тут же выглянула в окно, надеясь, что никого не напугала. — Не передергивай! Я сейчас думаю только о ребенке. А с Димой поговорю сразу после его рождения. Три месяца ну реально ничего не меняют уже. И я раньше июня все равно к тебе не приеду. Надеюсь, мы успеем к тому времени разобраться со всеми бумагами.

Что дальше? Молчание обрушилось на обоих лавиной, и они почти минуту не могли из-под нее выбраться. Первым заговорил Стас:

— Лен, если ты перестанешь звонить, мне будет совсем одиноко.

— Если ты обещаешь говорить только о бизнесе, я хоть каждый день буду тебе звонить, — ответила она как можно радостнее. — Мне, знаешь, тоже не весело. Я, казалось, только вчера сдала одни экзамены, а у меня уже середина новой четверти. И ты не представляешь, сколько новогодних ошейников у нас уже купили и какие пришли заказы на всю эту лабуду… Я жду, когда праздники закончатся — после Дня Благодарения всегда идет небольшой спад. Мы выдохнем. Ты так и будешь молчать?

— Я просто тебя слушаю. Ты можешь читать даже стихи на китайском, мне по барабану…

— Иди лесом! — Алена не смогла сдержать улыбку. — У меня действительно карточка заканчивается, а я мне надо еще маме позвонить, пока она в школу не ушла.

— Еще рано для звонков в Питер… Нормальные люди спят ночью.

— Так я не сейчас, — усмехнулась Алена, глядя на часы: бедняга, у него пять утра.