— Я не могу не прийти сегодня домой. Я не могу даже опоздать. Я не выкручусь во второй раз. Соседка чуть не позвонила маме.

Он отпрянул и уставился в ее бледное с влажными глазами лицо.

— И что ты предлагаешь, Ленусик? Я не могу вытаскивать тебя от матери днем и ждать до пятого декабря, пока она наконец отвалит в свою Америку, тоже не могу,

— он продолжал держать ее ладонь чуть ниже бляшки ремня. — Давай ты завтра заболеешь, и я отменю все встречи после полудня?

Вторую руку он положил ей на лоб — тот горел и без всякой простуды.

— Только не вздумай заболевать на самом деле. Ну, не молчи же… Врать, так до конца… Нечего в такой холод бегать на свидание. Целоваться на ветру, как грызть сосульку… Лена, — он прижался губами к ее переносице. — Помоги мне чуть-чуть, пожалуйста. Я уже на грани. Это не займет и минуты.

Алена вздрогнула, получив по ладони ремнем. Взвизгнула молния и с ней вместе отъезжающее кресло. Она ткнулась носом в ширинку, почувствовав на шее камень его руки. Мастерства не потребовалось. Она лишь успела сомкнуть губы, как уже пришлось судорожно глотать то, что мешало ему дышать. Он лежал с закрытыми глазами, но четко указал на бардачок.

— Я догадываюсь, что это противно. Возьми «Тик-так», вдруг поможет.

Дрожащей рукой она засыпала в рот несколько драже, но лучше не становилось. Живот скрутило, как от неспелых яблок.

— Лен, извини за грубость, — Александр приподнялся, чтобы справиться с ширинкой. — Я постараюсь никогда тебя больше об этом не просить.

Она смотрела на дрожащий узел галстука, не в силах ни поднять, ни опустить глаз.

— Я просто никогда этого не делала, — пролепетала она, устыдившись своей неловкости.

Александр усмехнулся в голос.

— Я это понял. Пристегивайся.

Он повернул ключ в зажигании еще на один оборот, и машина завелась. Доехали до дома они почти молча. Александр бросал какие-то незначительные фразы, но Алена не в состоянии была поддерживать разговор. Голова разрывалась от лжи и бешено колотящегося сердца. Даня прав — телефон создан для лжи. И не только телефон. На электронных часах десять минут восьмого. Он сейчас уйдет из-под щита, получив от нее молчаливый отказ.

— Не прозевай мое сообщение, — наказал Александр сквозь прощальный поцелуй.

Она хлопнула дверцей и, не чувствуя холода, прошла под аркой и через двор, но под козырьком замерла и вдруг, как спринтер, сорвалась назад. Она бежала, не ощущая ни тяжести сапог, ни жара пуховика, и влетела в стеклянные двери метро в половине восьмого.

— Я уже и не надеялся!

Даня оторвал ее от пола и прижался теплой гладкой щекой к ее раскрасневшейся щеке. Но она поспешно отстранилась, испугавшись, что тот почувствует сладковатую смесь туалетной воды и спермы, застывшей на кончиках обрамляющих лицо волос. Даня поджал губы и протянул руку, чтобы поймать красные пальцы Алены.

— Ты чего без перчаток?

— Забыла надеть…

Она вытащила их из кармана и смущенно улыбнулась.

— Ну и как тебя после этого кормить мороженым? — Даня стиснул спрятанные в перчатки пальцы. — Только с коньяком. Я знаю отличное место.

Тут уж не скажешь нет — она ведь пришла. Вернее, добежала. У нее уже явно жар, который не потушить никаким мороженым. И все же мимо вывески «Кафе- мороженое» на Невском пройти оказалось невозможно. Алена уткнулась носом в крошечную надпись на стекле двери — «Лягушатник». Она не царевна-лягушка. Она жаба, противная склизкая жаба…

Даня пропустил ее вперед и сказал буфетчице, что они пройдут во второй зал.

— Ты никогда не была здесь с родителями? Неужели? А я еще помню лягушек на стенах и красную ковровую дорожку.

Зал был абсолютно зеленым. Даже лампы на перегородках между столиками давали зеленый свет. Она, наверное, тоже позеленела. От тошноты — ее тошнило от собственного поведения. Она нервно разглаживала зеленую скатерть. Мягкий диванчик был жестче гранитной плиты.

— Ты голодная? — Даня глядел на нее с нескрываемой тревогой. — Можно взять солянку или пиццу? Или салат с крабами? Алена, у тебя все хорошо? — не выдержал он наконец тишины и отложил меню. — Проблемы на работе?

Она кивнула.

— Я хочу уволиться.

— Почему?

— Не сошлись характерами с шефом.

Даня накрыл ее пальцы горячей ладонью.

— Успокойся. Ты правильно сделала, что послала его. Деньги того не стоят. Что ты умеешь делать?

Алена опустила глаза.

— Ничего.

— Язык знаешь? — Она кивнула. — Можно попытаться попасть в справочную службу. Там из-за языка платят больше, чем в пейджинговых компаниях. Хочешь попробовать? Я договорюсь о собеседовании.

Алена вырвала руку и спрятала под стол. Даня откинулся на спинку дивана и сказал:

— Посмотри на рыбок. Они успокаивают нервы.

Алена глядела на рыбок в аквариуме, пока Даня делал заказ, но никак не успокаивалась. Нельзя молчать. Надо говорить.

— Я думала пойти на курсы гидов-переводчиков.

Он улыбнулся.

— Бесполезно. Гидов, как рекламных агентов. Конкуренция зашибись. Я тебе это как инсайдер говорю. Отпахал на этой ниве три года и снова возвращаюсь. Я тоже уволился из клуба.

— Так ты еще и гид?

Даня состроил невинную мину.

— Аленка, я тебя не отговариваю. Не устраняю конкурентку. Реально с английским там делать особо нечего. Там такая грызня. А в штат в тур-фирму вообще не пробиться даже с опытом. Нет, Аленка, давай уж лучше на телефон садись. Нервы крепче будут. И деньги целее. Лицензий в музеях накупишь, а отработать не сможешь. То, что с курсов рекомендуют в Интурист, враки. Только чтобы деньги выкачать. Они даже толком экзамен на знание языка не проводят, потому что им плевать, что будет с тобой дальше. Но делай, как хочешь. Кто я такой, чтобы что-то тебе запрещать. О, наши салатики. Хорошо, не пиццу заказали — год бы ждали.

Даня поблагодарил официантку и попросил принести мороженое и коньяк отдельно. Алена хотела запротестовать, но он предупреждающе поднял руку.

— Нервы надо лечить вовремя. Релакс, герл. Релакс.

Она ткнула в салат вилкой и подцепила кусочек крабовой палочки. Однако до рта не донесла.

— Алена, елы-палы, не надо только голодать из-за какого-то мудака. Ешь!

Она попыталась взять себя в руки, но салат вставал поперек горла, а коньяк она чуть не выплюнула. Только мороженое пошло на ура, точно она решила заболеть по-настоящему и запереться в комнате от всех Светловых.

Она снова замерла у входной двери, и Даня вновь не протянул к ней руки.

— Зайдешь? — спросила Алена и сама ухватила его за рукав дубленки.

Даня поймал ее руку и, стянув перчатку, поднес к губам.

— От тебя шибает током. В другой раз. Я не буду подключаться к чужой электростанции. Предпочитаю разжигать огонь сам. И без коньяка.

Он отпустил ее руку.

— Когда ты теперь будешь свободна?

Алена ухватилась за соломинку.

— Я завтра заболею. Приходи.

Даня погладил опушку ее капюшона.

— Завтра у меня репетиция. И спектакль. Но я тебя на него не приглашаю. Не надо. В среду, если ты все еще будешь болеть, я принесу тебе апельсины. Договорились?

Она кивнула и почувствовала на щеке легкий поцелуй.

— Хорошо тебе поболеть. Но побереги голос для телефона. Я уверен, что у тебя все получится. Скажешь в среду, и я позвоню знакомым.

И когда он исчез в темноте лестницы, Алена открыла дверь и сообщила соседке, что уже поужинала.

Алена сжала пейджер — словно табакерка со злобным троллем, тот сработал и на старых батарейках. Александр давал ей полчаса на сборы. Какие сборы

— она действительно хрипела, и даже по телефону у Эльвиры не осталось никаких сомнений в правдивости болезни. Она наказала Алене не выходить из дома несколько дней. Мороз и больное горло не самый лучший ноябрьский тандем. Тетя Маша напоила ее малиной, и теперь Алена не знала, от чего ее бросило в жар — от чая или сообщения Александра. Она надеялась, что соседка уйдет в магазин, но та не думала мерзнуть и решила весь день проторчать на кухне с вязанием, за которое начали платить в разы меньше, а спицы с большей скоростью двигаться физически не могли. Пальцы Алены тоже не гнулись, крутя телефонный диск.