— Ради американской визы. Иначе бы мне ее было не получить…

— Зачем тебе сдалась Америка? С чего вдруг? Это твой брат хотел свалить…

— Мне сдалась не Америка. Я ехала с Димой. А он решил там работать. Штамп же ничего не значит, — она демонстративно погладила свое кольцо. — Мы пожили с ним и поняли, что нам вместе хорошо.

— Ты его не любишь?

Алена вскинула глаза. Как же она ненавидит этот пронзительный взгляд. И разве господин Руссков поставил в конце фразы знак вопроса?

— Теперь люблю. У нас с ним ребенок. Зачем ты это спрашиваешь?

Она увидела, как Стас то ли прикусил, то ли облизал губу, то ли просто тянул с ответом.

— Да просто пытаюсь тебя понять, — наконец выплюнул он через стол, и Алена лишь силой воли удержала спину ровной и не откинулась на спинку своего диванчика и не закрылась руками. — Все четыре года пытался понять. Да вот не то, оказывается, понимал. Все думал, чего ж ты к Светлову в постель прыгнула, если твой жених просто уехал, можно сказать, уплыл в дальнее плавание. Все думал, как же я в ней ошибся… Спасибо, что сказала правду. Спасибо, Леночка, за правду. Значит, не ты сучка, а все-таки я мудак, что не оградил тебя вовремя от Светлова. Ты ж от него сбежала, да?

— От вас обоих! — вырвалось у Алены против воли, или это чай с бальзамом развязал столько лет крепким узлом завязанный язык. — Я не переходящий приз.

Стас убрал со стола локти и снова откинулся на спинку дивана. Только головы не запрокинул — так и буравил ее взглядом, и Алена чувствовала, как у нее начинают гореть уши.

— Вот, значит, как ты обо мне думала.

Она опустила глаза и стиснула кружку с явным желанием расплющить керамику.

— Возьми мой чай. Я даже не отпил. И в нем нет бальзама. Мне и без алкоголя жарко…

Стас действительно поднялся, скинул плащ и швырнул его к окну.

— Пей чай, пока горячий. А я пойду покурю.

Он вышел на палубу. Алена уткнулась в чашку, делая глоток за глотком, будто страждущий в пустыне, потерявший надежду отыскать оазис. Сейчас ей точно понадобится туалет, и лучше сходить туда, пока нет Стаса. А по возвращении, заметив краем глаза его сгорбленную фигуру у поручней, Алена вспомнила, что пачка лежит в кармане плаща. Он забыл про это и не решается вернуться, чтобы не смущать ее. Она схватила плащ, достала пачку, проверила наличие зажигалки, и вышла на палубу.

— Ты забыл…

Она позвала тихо, но он обернулся и выпрямился, опершись на поручни теперь уже спиной.

— Спасибо, — Стас одной рукой забрал у нее сигареты, а другой схватил за запястье. — Ну куда ж ты без плаща. А, впрочем, поздно, — он притянул ее к себе и, развернув лицом к мосту, перекрестил руки у нее на животе, который Алене, конечно же, не удалось втянуть. — Смотри развод мостов, за этим же ты потащила меня на корабль.

Алена тихо сглотнула, вперив взгляд в поднимающиеся пролеты Дворцового моста.

— Я тебя никуда не тащила…

— Не придирайся к словам. Хотя бы сегодня…

И Стас прижался гладко выбритой щекой к ее ледяной щеке, уткнувшись подбородком ей в плечо. Через секунду его хватка сделалась еще сильнее, и Алена впечаталась мокрой спиной ему в грудь.

Мосты давно развели, а руки Стаса так и остались сведенными на животе Алены. Она ничего не говорила — стояла ни жива, ни мертва, чувствуя через плотную футболку жесткий угол пачки сигарет. И бабочек в животе, но не тех, которых вызвал давным-давно поцелуй в подъезде и другой — на лестнице. Это толкался Димин сын, прогоняя от мамы чужого дядю. Но его мама как раз больше всего на свете боялась окончания объятий. И продолжения разговора.

— Господи, какая ж ты у меня ледяная! — точно очнулся Стас и подтолкнул ее в сторону двери, да так стремительно, что Алене пришлось распластать по внешней стенке каюты всю пятерню, чтобы устоять на дрожащих ногах. — Я покурю и вернусь.

Кури и не возвращайся — стучало в голове у Алены. На негнущихся ногах она дошла до диванчика, даже не заметив, сколько людей еще внутри. Какая разница, когда рядом Стас? Она видит лишь его и никого больше. Как теперь расстаться? С какими словами? Они сейчас причалят и что дальше? Просто попросить проводить до гостиницы и забыть встречу, как страшный сон?

— Согрелась?

Алена держала пустую кружку дрожащими пальцами, совсем забыв про плащ. А Стас накинул на ее плечи оба, и свой тоже. Как же быстро он вернулся — выкурил сигарету в одну затяжку. Она поморщилась — не от его близости, а от запаха табака.

— Стас, сядь, пожалуйста, напротив.

Она сидела почти с самого краю диванчика.

— Я и не собирался садиться с тобой рядом, — огрызнулся он.

Алена вскинула голову: он по-прежнему опирался рукой на спинку ее диванчика.

— Я просто отвыкла от табака. Отойди…

— Извини. Все никак не брошу… Нервы, — закончил он уже на своем прежнем месте. — Все очень и очень нервно на работе.

— Зато ты не пьешь. Молодец.

— Не пью. Но только лишь потому, что постоянно за рулем.

— Кстати, у меня тоже Форд, — Алена поспешила зацепиться языками за нейтральную тему. — Хотела Мустанг с откидывающимся верхом, но когда мы пошли покупать, была только механика. Я могу только на автомате ездить… Пришлось брать Фокус.

— У меня уже не Форд, — ответил Стас коротко, и Алена поняла, что тот не собирается развивать автомобильную тему дальше. — Согрелась? Или взять еще чаю? Может, коньяка? С лимоном. Или снова в чай?

Алена замотала головой.

— Нет, я не хочу. Скоро причалим и домой… Тебе тоже пора домой. Рано небось вставать.

Она снова уловила непонятное движение его губ.

— Уже гонишь? — слетел с них плевок в ее сторону. — Ты же спать не собираешься пока, кажется?

— Но я пойду греться в гостиницу, — Алена с трудом удержала подбородок на месте. Очень хотелось тронуть им шею и заодно зажмуриться.

— Там, думаю, ресторан еще не закрылся. Ты же почти ничего не ела у чехов. Ну, бар-то точно должен быть открыт… Или, в крайнем случае, вытерпим шум ночного клуба. Ну, и гостиничный холл никто не закрыл уж точно. Лена, — проговорил Стас жестко. — Я не хочу расставаться с тобой прямо сейчас. За четыре года четыре часа — это очень и очень мало. Для меня, во всяком случае. Но если я тебе противен, скажи — и я уйду.

Алена сжала губы, но потом все же сумела их разлепить.

— О чем ты хочешь со мной говорить, Стас?

Он пожал плечами, скинув напускную серьезность.

— Да о чем угодно, дуреха! Я же могу просто слушать. Мамы любят говорить о своих детях. Я с удовольствием послушаю про твоего сына. Переворачивается уже, да?

— Нет, — отрезала Алена.

— Понял. Устала. Вырвалась из дома совсем не для того, чтобы говорить о детях. Хочешь потанцевать?

— Я не умею. Ты, кажется, тоже.

— Ну, тогда нам не будет друг перед другом стыдно, — почти рассмеялся он. — Ты хоть не назовешь меня неповоротливым медведем…

— Не могу. Я привыкла к тишине. От курева и громкой музыки у меня разболится голова.

Стас нахмурился.

— Лен, я постараюсь больше не курить. И у меня должна быть жвачка. Проверь в кармане.

Алена сунула руку в карман плаща и, когда достала упаковку Орбита, не смогла сдержать улыбки.

— Ностальгия…

— Там много. Бери себе тоже.

Она взяла одну для себя и протянула другую серебристую пластинку Стасу. Он бросил обертку в пустую чашку. Она тоже. А через пять минут и саму жвачка.

— Отвыкла, — извинилась она, и Стас выплюнул свою тоже.

— И не привыкай. Давай догуляем до Лиговки? В двух плащах тебе не будет холодно.

— А тебе в одном пиджаке?

— Нет… — ответил он таким тоном, что уши Алены просто обуглились. — По рукам?

Стас протянул через стол руку, и Алене ничего не оставалось, как пожать ее. Однако рукопожатие разорвать у Алены не получилось, потому что Стас подтащил ее руку к губам и поцеловал.