Может показаться странным, но он рассчитывает получить её не у близких друзей, а у человека, внутренне от него далёкого, но которого он тем не менее уважает. И чтобы тот обладал такими средствами, что мог дать в долг без всяких затруднений. В масонской ложе таких дядей немало, но он останавливает свой выбор на богатом купце Михаэле Пухберге. Он трезвый делец, однако любовь к ближнему воспринимает не как пустые слова. Вот к нему-то Моцарт и обращается за помощью. Причём не устно, а в письме.

Он прямо говорит о своих затруднениях, объясняет, как трудно ему творить в сложившихся обстоятельствах, просит одолжить ему тысячу-другую гульденов «под соответствующий процент» на срок не более двух лет. Осторожному купцу Пухбергу такая сумма представляется чрезмерной, поэтому он для начала посылает Моцарту двести гульденов. При тогдашних долгах это для Вольфганга Амадея всё равно что капля в море. Десять дней спустя он вынужден обратиться с повторной просьбой. И поскольку Пухберг молчит, Моцарт начинает распродавать некоторые предметы из своего «подарочного фонда». А потом отсылает ломбардные записки купцу — как бы в доказательство того, как плохо у него всё складывается. В письме есть такие слова: «Извините меня за назойливость, но вам моё положение известно. Ах, почему вы не сделали того, о чём я вас просил! Сделайте это сейчас, и тогда будет всё как нельзя лучше».

Пухберг смягчается и посылает нуждающемуся композитору большую сумму, тем более что узнает о смерти полугодовалой дочурки Моцарта Терезы.

Эти написанные в состоянии страха и отчаяния письма, в которых он взывает о помощи, особенно ярко высвечивают нам, в какой унизительной нужде он иногда оказывается. Какая же воля необходима, чтобы не позволить госпоже Неудаче подмять его под себя и сокрушить жажду жить и творить! Да, этим летом он воюет со всеми невзгодами так неистово, будто неблагосклонность судьбы его даже вдохновляет.

В течение двух месяцев появляются три симфонии, последние из им написанных. Сначала мечтательно-восторженная ми-бемоль мажорная, с её торжественным адажио, утончёнными трио для кларнетов и флейт; затем элегическая, несколько мрачноватая по своей основной тональности соль-минорная, с жизнеутверждающим менуэтом в заключительной части; и, наконец, величественная и нарядная, поразительная по совершенству до-мажорная, ещё называемая «Юпитером».

За исключением отдельных мест в соль-минорной, мы в двух других симфониях никаких мотивов уныния не услышим, — наоборот, надежда в них торжествует над злокозненностью бытия! И это доказывает, что Моцарт пока справляется с терзающими его демонами, что гению дана свыше способность одерживать победы даже тогда, когда судьбе угодно от него отворачиваться.

От нужды эти симфонии его не спасают: не находится ни мецената, готового заплатить ему «гонорар признания», ни издателя, который согласился бы напечатать ноты. Никогда ещё ближайшее будущее не было закрыто от Моцарта такой непроницаемой пеленой тумана, как в начале этой осени. Он опять вынужден давать много уроков. Это Вольфгангу Амадею претит, но на двести гульденов композиторского оклада в квартал не только не разбежишься, их не хватает на самое необходимое для его маленькой семьи. Лучший из учеников Моцарта, маленький Хуммель, добивается таких поразительных успехов, что перед ним открывается карьера концертирующего пианиста. И в конце осени он оставляет своего маэстро и отправляется с отцом в турне. Из одарённых учеников у него остаётся лишь Тереза фон Траттнерн и Зюсмайер. А где найти других таких?

Некоторым успехом его усилия всё же увенчиваются. По рекомендации графини Вильгельмины Тун у него начинает брать уроки её зять, князь Карл Лихновски. Он из числа тех аристократов, которые музыку любят, но способностями обделены. Правда, у князя есть одно бесценное достоинство: он преклоняется перед гениальностью маэстро и за уроки платит щедро. Следует упомянуть ещё об одной ученице: Магдалене, дочери советника юстиции Франца Хофдемеля, особы внешне очень привлекательной, умеющей кокетливо стрелять глазками и импонирующей своему наставнику не столько беглостью пальцев на клавиатуре, сколько своими телесными прелестями. В результате этого уроки с ней теряют необходимую серьёзность, превращаясь сначала в невинный флирт, а затем шалости и ласки выходят далеко за пределы принятых приличий. На сей раз ухажёр осмотрительнее, в присутствии Штанцерль не проговаривается и опрометчивых посвящений на нотах не делает.

К исходу зимы князь Лихновски объявляет в один прекрасный день Моцарту, что ему предстоит срочная поездка в Берлин, и спрашивает, не согласится ли маэстро сопроводить его туда в качестве гостя; он надеется оказать Моцарту всяческое содействие при дворе короля Пруссии, что, не исключено, поможет многоуважаемому учителю поправить свои дела.

В данный момент дружеское предложение князя для Вольфганга Амадея — подарок небес. Он согласен, ещё бы! А Констанца огорчена тем, что не может отправиться в Берлин вместе с ним: в коляске князя нет свободных мест. Супругу стоит немалых трудов утешить её. Она чувствует себя обиженной и долго на него дуется. Чего не удаётся добиться при помощи красноречия, возможно, удастся добиться, взнуздав своего Пегаса. За обедом Констанца находит рядом с суповой тарелкой записку. Читает:

И смеётся от всей души, говоря:

— Ты мошенник, каких мало! Разве могу я на тебя долго обижаться?

Но мошеннику одного этого поэтического излияния мало. Перед отъездом он, призвав на помощь духов юмора, сочиняет шутливый квартет «Саrо mio — глотай и давись». В нём на грубоватой помеси итальянского с немецким воссоздаётся семейная сцена на почве ревности, в которой участвуют два кавалера. Как будто безобидный пустячок, а сколько в нём искорок гениальности! Жизнелюбие творца непоколебимо, какие препоны перед ним ни ставь... Он дарит квартет Констанце со словами:

— Разучи его! Споёшь мне, когда я вернусь!

Но тут Моцарт спохватывается: как он может ехать в Берлин без единого талера в кармане? Полагаться только на милость князя? Никогда! Он немедленно пишет письмо советнику юстиции Хофдемелю с просьбой дать в долг сто гульденов. Хофдемель в средствах ограничен, но, будучи человеком тщеславным и рассчитывая благодаря рекомендации господина придворного композитора быть принятым в ложу, даёт своё согласие. Однако из осторожности просит подписать вексель на шесть месяцев. Но как бы там ни было, с такой суммой в кошельке Моцарт не чувствует себя рядом с богатым спутником бедным приживалой.

Восьмого апреля 1789 года князь и композитор в запряжённой цугом роскошной карете с двумя ливрейными лакеями на запятках покидают Вену, где на зелёных клумбах распускаются первые цветы. В обществе князя Моцарт сам себе тоже кажется магнатом: с такими удобствами ему не доводилось путешествовать ни разу в жизни. Из Будейовиц, где меняют лошадей, он посылает первое письмецо «любимой жёнушке»: «Не тревожься за меня, в этой поездке я никаких неудобств не имею, и никаких неприятностей, кроме твоего отсутствия, тоже нет. Но раз этого изменить не дано, так тому и быть».

После короткой остановки в Праге путешественники в первую пасхальную пятницу прибывают в Дрезден, где никто так не радуется неожиданной встрече, как Йозефа, опередившая их на несколько дней. Она, как всегда, трогательно опекает Вольфганга Амадея, знакомит его со знатными и влиятельными господами, вводит в литературные салоны, в том числе в дом председателя верховного апелляционного совета Кернера. Ему здесь поначалу неуютно, потому что приходится постоянно слышать такие имена, как Гете и Шиллер, которые при незначительном интересе Моцарта к молодой немецкой поэзии для него пустой звук. Однако невестка Кернера Дора Шток так подробно и увлекательно рассказывает о них, что он заинтригован. Ей хочется нарисовать его портрет серебряным карандашом, и она просит Моцарта позировать ей у инструмента. А лучше всего — сыграть что-нибудь! Вольфганг Амадей сразу соглашается. Скоро в салоне собираются все члены семьи и приглашённые, которые внимают его импровизациям, тихонько присев в некотором отдалении. А обед тем временем стынет. Дора Шток подходит к ушедшему в свои мечты пианисту, мягко кладёт ему руку на плечо и говорит: