— Бог мой, Кристоффель, он, наверное, просто подавлен твоей гениальностью, — отвечает жена, пышная венская патрона.
— Гм. С какой стати ему быть удручённым? В конце концов, он многое умеет! Но ты права, до моего уровня ему не подняться...
Вернувшись домой, Моцарт говорит Констанце:
— Знаешь, Штанцерль, жратва у него была княжеская, у меня до сих пор брюхо вздуто. Да и вина у него — куда уж лучше! Но по мне — лучше сардельки с кислой капустой, лишь бы хозяин был добрым малым. Глюк не вызвал во мне чувства, будто мы с ним рыцари одного ордена.
Ободрённый бенефисом Алоизии, Моцарт с головой уходит в подготовку к собственной академии, которая состоится какие-то две недели спустя в том же городском театре. Разнёсся слух, что послушать Моцарта намерен сам император, и театр набит битком. Здесь же, естественно, всё светское общество. Концерт обещает стать первостатейным событием в жизни Вены.
Моцарт тщательно продумал всю программу. Главная, ударная вещь — написанная прошлым летом «Хаффнеровская симфония», названная так в честь бургомистра Зальцбурга Хаффнера и ему же посвящённая. Это произведение праздничное, нарядное, с блестящими находками и продуманное до мелочей. Оно доказывает, что Моцарт полностью овладел венским стилем. Адамбергер и певицы Тайбер и Алоизия Ланге исполняют арии из его ранних опер. Сам композитор услаждает слушателей клавирными фантазиями.
Император, который особенно ценит такие импровизации и вдобавок ко всему находится в наилучшем расположении духа, громко аплодирует Моцарту. За ним следуют, конечно, восторженные овации всего зала. Моцарт испытывает необычный подъём, он много раз повторяет на бис самые популярные свои вещи, а для импровизации выбирает тему арии «Глупый наш народ считает...» из оперы Глюка «Пилигрим в Мекке», чем вызывает бурное одобрение присутствующего в театре автора.
— А Моцарт всё-таки светлая головушка, — говорит Глюк сидящей рядом жене. — Такого фейерверка фигур в вариациях никому, кроме него, придумать не дано!
После «Похищения» эта академия — второй большой общественный успех композитора Моцарта в Вене. Доволен он и вознаграждением: он получает ровно тысячу шестьсот гульденов, так что после оплаты всевозможных счетов у него остаётся достаточно солидная сумма.
И нет ничего странного в том, что, когда Фортуна, далеко не всегда благосклонная к нему, подбрасывает Моцарту такой подарок, он, забыв о благих порывах, ощущает себя Крезом, тратит деньги налево и направо и вместе со своей Штанцерль наслаждается жизнью!
XVI
Вот одна из трогательных черт в характере Моцарта: несмотря на все расхождения с отцом, он постоянно доказывает свою привязанность к нему. Поэтому он ощущает острейшую необходимость примирить отца с фактом состоявшейся свадьбы и хочет коротко познакомить Констанцу с ним, чтобы снять существующие ещё предубеждения.
Однако запланированная поездка в Зальцбург постоянно откладывается из-за обязательств, взятых Моцартом на себя в Вене. Потом она откладывается надолго: Констанца в положении.
Младенец появляется на свет семнадцатого июня. Буквально накануне Моцарт пишет отцу письмо, в котором просит его стать восприемником: «Мне всё едино, будет ребёнок мужского или женского пола. Назовём его либо Леопольдом, либо Леопольдиной». Но когда ребёнок родился, ему пришлось идти на попятную, потому что мальчику при крещении было дано имя Раймунд. Единственно на том основании, что его прежний домохозяин, барон Раймунд фон Ветцлар, увидев дитя в колыбели, напросился ему в крестные.
Это маленькое происшествие — немаловажная деталь для портрета Моцарта. Его добродушие проявляется здесь в подобающем освещении. Только потому, что господин барон когда-то, предположим, отсрочил Моцарту оплату за квартиру, вложил деньги в его концерт или оказал ему какую-то другую любезность, он не в силах отказать барону в такой назойливой просьбе.
Теперь как будто никаких препятствий для поездки к отцу больше нет. Или всё-таки?..
Да, он боится гнева архиепископа. Бывший соборный органист опасается, что в Зальцбурге его посадят под арест: как-никак он оставил службу без письменного разрешения князя церкви. Лишь после того, как отец его страхи рассеивает, он в конце июля садится с Констанцей в почтовую карету и едет в Зальцбург.
К городу своего детства Моцарт приближается с сильно бьющимся сердцем. Как и четыре года назад, при возвращении из Парижа его беспокоит предстоящая встреча с отцом, хотя теперь, после успеха «Похищения из сераля» и благодаря завоёванному в Вене положению, он уже не тот...
Приём ему оказывают сердечный, а вот Констанце — скорее формальный; Моцарту это прохладное отношение к жене неприятно, но он утешается тем, что, когда отец и сестра поближе познакомятся с невесткой, они своё мнение переменят.
Он весел и разговорчив, без конца развлекает отца рассказами о разных забавных случаях в Вене, и неистощим на выдумки, играя с детьми директора Мюнхенской оперы Маршана Маргаритой, Генрихом и девятилетней Иоганной. Они живут у отца как в пансионе, и Леопольд Моцарт, в зависимости от способностей детей, учит их пению, игре на клавесине и скрипке.
В первые дни пребывания в Зальцбурге Моцарт показывает город Констанце, а иногда бродит по улочкам и закоулкам один. Как он и ожидал, Зальцбург действует на него отрезвляюще, после Вены ему здесь неуютно. И даже воспоминания о проведённом здесь детстве, обычно подернутые сентиментальным флёром, не в силах согреть его души. Что с каменными зданиями, то и с людьми. Он навещает добрых старых знакомых, бывших коллег из оркестра, но всякий раз одно и то же: он ни с кем не находит контакта. Они для него всё равно что персонажи из давным-давно прошедшего времени, раздавленные узостью провинциального быта. Даже Андреас Шахтнер, встречу с которым он заранее предвкушал, с точки зрения Моцарта очень изменился.
Да, он всё тот же добродушный весельчак, который живо интересуется всеми поворотами судьбы своего любимца, но это больше не дружеские отношения — Шахтнер смотрит на него снизу вверх, как простой музыкант на большого мастера.
Один Михаэль Гайдн не разочаровывает Моцарта. Он по-прежнему строг и последователен в своих суждениях, честен и неподкупен. Если похвалит, то за дело, а если не понравится — разругает так, что небу жарко станет. Встречаясь с ним, бывший ученик не видит той стены, которая отгораживает его от других старых знакомых. Он озабочен внешним видом Гайдна: тяжёлый недуг подтачивает его здоровье. Это впечатление ещё усиливается во время их оживлённой беседы. Моцарт замечает, как приступы слабости делают речь друга невнятной и маловыразительной.
— Бог свидетель, ты всё тот же, будто мы не расставались. Вот только твой цвет лица мне не нравится. Что с тобой? — спрашивает Моцарт.
— А что может быть? Царапается во мне какая-то зараза. Врачи ничего толком сказать не могут. Хожу ли, сижу ли — чувствую себя усталым и разбитым. Вот, к примеру, заказал мне архиепископ две сонаты для скрипки и альта́. Уже с полмесяца бьюсь над ними, а ничего не выходит.
Моцарту мгновенно приходит в голову спасительная мысль.
— Дай мне нотную бумагу, — просит он.
— Зачем тебе?
— Скоро узнаешь. Тут мне кое-что пришло в голову. Если не запишу — забуду! А ты пока полежи, отдохни.
Притворившись увлечённым внезапно пришедшей на ум мелодией, Моцарт принимается за работу, и ноты так и пляшут у него на бумаге. Через некоторое время появляется госпожа Мария Магдалена. Годы не прошли для неё совершенно бесследно, но это всё ещё достаточно интересная женщина, а улыбка у неё по-прежнему соблазнительная.
— Я вижу, господин Моцарт, воздух Зальцбурга для вас целителен, как и в былые времена. Собираетесь подарить нам новую оперу?
— Увы, увы. Никак не найду подходящего либретто.
— Какая досада! Я слышала, «Похищение из сераля» произвело в Вене фурор. По нашему театру прошёл слух, что в будущем сезоне мы тоже поставим его.