Услышав в городе Эдессе о смерти брата, Балдуин поручил город и народ своему родичу Балдуину Младшему¹⁷, а сам с почти 300 мужами направился в Иерусалим; толпы засевших в засаде язычников он обманул, атаковал, победил и, нагруженный добычей, с триумфом вступил в Иерусалим. По просьбе и с одобрения всех он согласился быть их князем и спустя малое время преклонил свою голову над алтарем Гроба Господня, обещав верно ему служить. После этого, чтобы внушить язычникам еще больший страх перед христианами, он короновался, приняв королевское посвящение от легата апостольского престола. Затем он овладел приморскими городами Ассуром и Кесарией и, всюду перебив сарацин, расширил свое королевство за счет вавилонского царя.

Виберт, некогда епископ Равенны, который, как говорят некоторые, вопреки своей воле взошел при живом папе на [папский] престол и пережил затем трех сменивших друг друга [пап], умер, отвергнутый обоими престолами - Римом и Равенной, жалея, как он сам говорил, что принял некогда апостольское имя. Как бы то ни было, он был мужем талантливым, красноречивым, благородным и весьма уважаемым.^c Однако, не сохранив клятвенно обещанное им апостольскому престолу послушание, он стал задирать нос по отношению к нему; за это апостольский престол и епископы всей церкви безвозвратно низложили и отлучили его на Римском соборе, причем не только на этом соборе, но и на всех соборах, которые проводились в течение 7 лет. Так, укоренившись в нечестии, безвозвратно низложенный и отлученный ими, он руками отлученных же был возведен на престол римского понтифика, тогда как престол этот по-прежнему возглавлял законный пастырь. Даже из самих отлученных никто не отважился его посвятить, скорее проклясть, кроме [епископов] Модены и Ареццо, которые оба уже в течение трех лет были лишены за свои преступления и должности, и причастия. Но даже если бы они имели и должность, и причастие, если бы римский престол был лишен пастыря, то и тогда они не имели бы права дать этому престолу понтифика. Относительно же рукоположений этого Виберта часто упоминаемый [нами] папа Урбан объявил на соборе в Пьяченце такой декрет, говоря среди прочего: «Рукоположения, сделанные ересиархом Вибертом, после того как он был осужден апостольской памяти Григорием и Римской церковью, прочими ересиархами, поименно отлученными [от церкви], а также теми, кто захватил престолы католических и до сих пор живых епископов, мы объявляем недействительными. Все же прикажите милосердно принять, сохранив их чины, тех, кто был посвящен епископами, некогда рукоположенными по католическому обряду, но при этом расколе отделившимися от Римской церкви, если только рекомендуют их жизнь и знания, если, ознакомившись с нашими декретами, они тут же перейдут от заблуждения к католической церкви и обещают во всем повиноваться нам и нашим приказам. Однако же те, кто сейчас позволит рукоположить себя названным раскольникам и врагам святой церкви, ни в коем случае не будут считаться достойными этой милости. Хоть, исходя из соображений милосердия и будучи вынуждены крайней необходимостью, мы и утвердили это распоряжение о святых чинах, мы не желаем нанести ущерб святым канонам, но желаем, чтобы соблюдалась их сила. Ведь, уступая необходимости, уступают также в том, что было сделано ради необходимости. Ибо, когда многим грозит гибель, следует удалить излишнюю строгость, дабы усилить любовь».

^cВ этом году 50 тысяч ломбардцев, отправившихся в поход на Иерусалим вместе с епископами Милана и Павии, зимовали в городах Болгарии.^c

1101 г. ^aРождество Господне император Генрих отпраздновал в Майнце; там собрались многие князья и дали императору совет отправить послов в Рим ради единства церкви и поставить папу согласно выбору римлян и всех церквей.^a

^bМолодой король Конрад в девятый год, после того как покинул отцовский двор, как кровью, так и сожительством соединился с Матильдой, благороднейшей, могущественной и, как говорят, благочестивой дамой; постоянно пользуясь при решении итальянских дел ее советами, а также советами господина папы и прочих богобоязненных лиц, он внезапно заболел и, исполнив верную и добрую исповедь, перешел из преходящего царства в царство вечное¹. Некоторые говорят, что он умер от яда. А те, которые пришли его хоронить, обычно уверяют, что видели, как на левой руке у трупа внезапно возник знак креста, и что ряд чудес произошел при самом погребении.^b

После 4 месячной осады Бранденбург был взят маркграфом Удо и саксами.

Генрих Толстый², самый могущественный граф Саксонии, обретя милость императора, получил от него в лен Фризскую марку, причем, как говорят, посредством писанной грамоты. Отправившись во Фризию, дабы овладеть графствами этой провинции, ранее относившимися к Утрехтскому епископству, он попал в засаду, устроенную рыцарями Утрехтского епископа и ^cфризской чернью, для которых иго его господства было тяжко, и на чье послушание он возлагал надежды; узнав, в чем дело, он бежал к морю, но был ранен моряками и утопленю^c Жена его, Гертруда³, сестра маркграфа Экберта Младшего, едва спаслась. Она имела двух дочерей - Рихенцу, позже ставшую императрицей, и пфальцграфиню Гертруду⁴. Гибель этого мужа, а именно сына Отто фон Нортхайма, некогда могущественного герцога Баварии, который вторым после короля осуществлял управление всей Саксонией, со скорбью была воспринята всем Тевтонским королевством.

Пасху⁵ император отпраздновал в Льеже, где его сыну Генриху Младшему вручили меч.

Граф Генрих⁶ фон Лимбург вместе с графом Дитрихом⁷ восстал против императора. В результате император осадил и разрушил его крепость Лимбург⁸, после чего и сам граф отдался во власть короля.

В Россенфельде⁹ была учреждена конгрегация монахов; по удалении оттуда клириков, первым тамошним аббатом был избран Вернер. Собственно, этот монастырь получил свободу от маркграфа Удо, его матери, брата и мужа их сестры и был передан в Риме св. Петру.

^bВ этом году видели летевший с запада на восток метеор величиной со значительный город.

Также невероятно огромное полчище кузнечиков, которых называют «папилонами» из-за сходства с шатрами, целых три дня летело из пределов Саксонии в Баварию. Вскоре последовал многочисленный поход, который по крайней мере почти мог равняться по численности первому и который после услышанных сверх чаяния подвигов, успешно совершённых в Иерусалиме, вновь был организован оставшимися народами всего Запада, особенно теми, чьим обетам прежде помешали страх или бедность, неверие или трусость, прежде всего, епископами Милана и Павии, как было сказано, и прочими ломбардскими народами, до 50 000 крестоносцев, затем немцами из разных провинций, и, наконец, аквитанцами, во главе которых стоял Вильгельм Пуатье¹⁰, до 30000 закованных в латы рыцарей, не считая простого люда. Отряды ломбардской черни, пройдя с разрешения герцога Генриха¹¹ через Каринтию и оставив за спиной венгров, зимовали в городах Болгарии, где начали численно редеть; наконец, добравшись до Константинополя, они были переправлены на другой берег, вернее, подставлены под стрелы язычников, ибо это благодеяние император Алексей обычно охотно оказывал пилигримам. А турки, узнав о вялости ломбардцев, развеяли их словно солому, так что когда тевтонское войско, которое следовало по тому же пути, добралось около начала июня до этой столицы, оно ничего не смогло выяснить о судьбе предшественников, ибо ни один выживший не вернулся из Романии. Ведь от самого входа, или первого города Болгарии, до Константинополя, столицы Алексея, им навстречу постоянно выходили его мирные посланцы, которые, однако, то идя порой впереди, то сопровождая их, исчезали подобно гаснущим искрам. Также армия их воинов, которых они называют печенегами, то причиняла урон с тыла, то пыталась наносить удары с флангов, то открыто вступить в бой с фронта, то напасть в ночное время на лагерь, но постоянно была рядом и враждебна в течение 20 дней, пока они, наслаждаясь названной выше остановкой, вместе с отрядом герцога Вельфа¹², войском Вильгельма и различными, стекавшимися к ним силами не собрались в течение 15 дней в числе 100000. Из них всех Алексей по своему обыкновению принял под именем сыновей вождей отдельных отрядов и после принесения оммажа и клятвы верности раздал им подарки, как и предыдущим войскам, а беднякам велел раздать щедрую милостыню за стенами города и устроить ярмарку. Ведь из-за мешающих подозрений лишь очень немногим лицам, да и тем за деньги и тайным образом, было разрешено входить в тот или иной город, замок или укрепление по всей его империи. По этой же причине, в то время как Вильгельму с его войском запретили пройти по улицам Адрианополя, через который вела «царская дорога», аквитанцы, тут же надувшись врождённой спесью, издают воинский клич, сжигают пригороды и нападают на сам город; но, в то время как они яростно ведут его штурм, они встречают с тыла войско печенегов, которые постоянно, как было сказано, охраняли эту дорогу по приказу императора; вступив с ними в бой, они многих повергают, многих теряют сами, и, наконец, идут по пути, которым недавно пренебрегли. Итак, этот столь славный народ решил совершать путь через Романию, каждый закупил себе припасов по безлюдным местам, и они как вынужденно, так и добровольно были переправлены через тот рукав моря, что зовётся «рукавом святого Георгия». Они, однако, весьма нерешительно ожидают, какой конец будут иметь ежедневные собрания князей, а также их ежедневные беседы с императором. И вот, внезапно возникает небывалый ропот, будто император стоит скорее на стороне турок, нежели христиан, и через шпионов, которые были вокруг них, и многочисленных посланников восстанавливает турок против них. «Он, - говорили они, - этот вероломный Алексей, который, свергнув при помощи некоторых аламаннских наёмников своего государя Михаила¹³, захватил его империю, а самих соучастников своего преступления, осудив на ссылку, велел убить, ныне заявляет, что с франками, сражающимися с турками, он поступит так же, как поступают с грызущимися между собой собаками». Когда же они попытались нанять суда, стало слышно, что император расставил пилигримам ловушки даже на море и с той же подлостью потопил множество кораблей. Невероятно и тяжело для воспоминания тех, кто это испытал, говорить о том, какая растерянность была тогда в нашем, то есть германском сообществе, которое было самом малым из всех, когда можно было видеть, как отца с сыном, брата с братом, друга с другом разлучает гораздо более горькая, чем смерть, [судьба], когда один доверялся суше, а другой морю, как некоторые после внесённой платы за проезд, после одной или двух ночей, проведённых на судне, забрав имущество, с огромным ущербом выскакивали на берег и, купив коней за сумму, большую той, что они недавно потратили, бегством себе на погибель ускоряли свою смерть. Мы также, много и долго страдая с той же переменой настроения, среди тех, которые отважились довериться морю, наконец прибыли через шесть недель в порт Яффу.