Отрик же, придя затем в Беневент, заболел и, как позже рассказывал присутствовавший там Хусвард, увидел, будто рядом с ним стоит Адаллеих, который был некогда приором Магдебурга, но к тому времени уже умер, и протягивает ему издали аннону св. Маврикия. Испугавшись, Отрик обратился к этому призраку: « Тебе, брат, уже известно об этом?» И рассказал ему все по порядку. «Горе мне, - говорит, - несчастному грешнику, который ради честолюбия пренебрег некогда своим монастырем и послушанием. Но, если милость Божья удостоит вернуть мне здоровье, я со смирением вернусь обратно в монастырь и никогда больше его не покину». После этих слов болезнь его усилилась, и через несколько дней, 7 октября, он умер в названном городе и был погребен, не оставив после себя никого, равного ему по мудрости и красноречию.

Гизилер же, получив от императора разрешение, 30 ноября прибыл в Магдебург, сопровождаемый Дитрихом, епископом Мецской церкви. Он был другом цезаря, который его очень любил, и одним из взяточников; так, за сокрытие истины от архиепископа он получил [однажды] тысячу талантов золота и серебра. Некто, кого он по приказу императора со смехом благословлял во время заутрени, сказал: «Накормит тебя Бог в будущем золотом досыта, чего мы все здесь не можем сделать». Тогда же все, что принадлежало Мерзебургской церкви, было достойным сожаления образом рассеяно, подобно славянской семье, которую обвинили и разлучили [в процессе] продажи [в рабство]. Часть епархии, лежащая между реками Заале, Эльстер и Мульде, и округами Плисни, Ветау и Тойхерн¹⁶ с деревнями Поссен и Писсен¹⁷, была передана Фридриху¹⁸, епископу Цейца; Фолькольду¹⁹ же, епископу Мейсенской церкви, была уступлена та часть с относящимися к ней деревнями Вексельбург и Ластау²⁰, что входила в состав восточного Шкойдицгау и была ограничена реками Хемниц и Эльба. Себе же [Гизилер] оставил 9 городов; вот их названия: Шкойдиц, Тауха, Вурцен, Пюхен, Айленбург, Дюбен, Поух, Лёбниц и Цёкериц²¹. Грамоты, содержавшие королевские или императорские пожалования, он или предал огню, или, поменяв названия, сделал относящимися к своей церкви. Крепостных и все, что должно было принадлежать Мерзебургу, он добровольно рассеял, дабы никогда оно опять не было собрано воедино. Учредив здесь аббатство, он поставил во главе его Отрада, почтенного монаха из св. Иоанна, а позднее -Хеймо, из того же монастыря. А что последовало вслед за этим разрушением, стало ясно в последующем.^b

^cВ этом году умер князь Славник²², отец св. Адальберта, епископа Пражского, который в течение всей своей жизни был счастлив, отличаясь благонравием и справедливостью, мудростью и благочестием. Столицей его была Либице, расположенная там, где река Цидлина теряет свое название, впадая в более просторные воды реки Эльбы. Его княжество имело следующие границы: на западе, по направлению к Чехии - ручей Сурину и замок, расположенный на горе Осек у реки Нисы; на юге, в направлении к Австрии, оно имело следующие пограничные города: Хынов²³, Дудлебы²⁴ и Нетолице, вплоть до середины леса. На востоке, по направлению к Моравии - замок, расположенный под лесом и носящий название Литомышль, и вплоть до ручья Свитава, который находится в середине леса. На севере, по направлению к Польше - замок Клодзко²⁵, расположенный на реке под названием Ниса.^c

982 г. ^aРождество Господне император отпраздновал в Салерно, а Пасху¹ - в Таренте.^a

^bОн между тем так управлял Римской империей, что удержал все, о чем ранее заботился его отец, и, мужественно отразив напавших на него сарацин, совершенно изгнал их из своих земель. Узнав, что Калабрия испытывает великое бедствие от частых набегов греков и грабежей сарацин, [цезарь] призвал для укрепления своего войска баварцев и отважных в бою аламаннов; сам же он, вместе с герцогом Отто, сыном его брата Лиудольфа, поспешил к городу Таренту, которым овладели греки и уже укрепили гарнизоном, мужественно его осадил и в короткое время взял штурмом. Стараясь также победить сарацин, с сильным войском опустошавших [окрестности], он отправил туда надежных лазутчиков, давших ему точные сведения о врагах. Сначала он победил и загнал их внутрь какого-то города², а затем, когда они выстроились для битвы в поле, перебил в огромном числе. Однако те, внезапно собравшись, разом ринулись на наших и перебили 13 июля³ слабо сопротивлявшихся: копьеносца Рихера, герцога Удо⁴, графов Титмара, Бецелина, Гебхарда, Гунтера⁵, Эцелина и его брата Бецелина, вместе с Бурхардом, Деди⁶, Конрадом и бесчисленным множеством прочих, чьи имена известны лишь Богу.

Император же, бежав вместе с герцогом Отто и прочими, прибыл к морю; увидев вдали корабль под названием «Саландрия» из Константинополя, он верхом на коне Калонима-еврея⁷ поспешил к нему. Однако тот, пройдя мимо, отказался его принять. Тогда, ища спасения на берегу, он застал там по-прежнему стоявшего еврея, в тревоге ожидавшего решения участи своего господина. Увидев, что враги приближаются, [Оттон] в печали спросил его, что же теперь делать; но, заметив, что у него есть друг среди [экипажа] другой, следовавшей за первой, «Саландрии», он понадеялся на его помощь и опять на коне бросился в море, устремившись к [судну]; узнанный только Генрихом, [своим] воином, который по-славянски звался Золунта, он был впущен [на борт]; наконец, когда его положили в постель капитана этого корабля, тот также его узнал и спросил, не император ли он. Долго стараясь это скрыть, [Оттон] наконец честно признался: «Это я, - говорит, - который за грехи свои по праву ввергнут в такое несчастье. Но внимательно послушайте, что [нам] следует делать! Лучших людей из своей империи я сейчас несчастный, погубил и, пораженный этой болью, не могу и не хону ни в земли те вступите ни друзей их увидеть. Пойдемте же к городу РоссанОу где моего прибытия ожидает жена моЯу возьмем на борт все деньги, которыми я обладаю во множестве, и посетим вашего императора, моего брата м, как я надеюсь, надежного друга в моей беде». Обрадованный этими любезными речами капитан корабля с радостью согласился и весь день и всю ночь спешил добраться до указанного места. Когда они приблизились, тот воин, что носил двойное имя, отправленный вперед императором, вызвал императрицу и находившегося при ней вышеупомянутого Дитриха, епископа Меца, со множеством вьючных животных, будто бы нагруженных деньгами.