Итак, когда король в сопровождении саксонского войска прибыл в Гослар, то, не забыв о своих делах, начал искать возможность не разрушать в действительности свои замки, как обещал. Тогда некоторые саксонские князья, желая ему угодить, стали уговаривать его передать замок Гарцбург, который он хотел сохранить, одному из них, пока не стихнет народное возмущение; тогда замок, как он и хотел, останется цел. Ибо, если он не будет разрушен, кричал народ, он опять восстанет. Итак, король, оказавшись в затруднении, не знал, что ему делать, ибо не хотел ни разрушать замок, ни передавать его кому-либо из князей, которые обещали сохранить его, если он будет им передан; и в то же время сильно боялся, как бы народ опять не восстал. Ибо какой силой защитил бы он себя, будучи схвачен, почти один, посреди войска? Или как бы он бежал, будучи со всех сторон окружен свирепыми врагами? И вот, он измыслил хитрость, которая, правда, достигла совсем не того результата, на который он рассчитывал. Так, он тайно велел некоторым из своих старых друзей снести только верхние укрепления, чтобы, обманув таким образом народ, позднее восстановить руины и сохранить замок в целости. Те, щадя свои силы, привели живших по соседству крестьян и, как было приказано, велели им разрушить верхнюю часть стены. Однако когда [крестьяне] получили власть над этим местом, от которого претерпели столько зла, то, не думая о том, что им было велено, не успокоились, пока полностью его не разрушили, не оставив там камня на камне. Послы короля не посмели им возразить, ибо поняли, что если бы они стали мешать, то их самих вполне могли бы убить. Итак, [крестьяне] снесли королевские дворцы, на постройку которых были [потрачены] колоссальные средства, вместе с монастырем, ни следа не оставив от всех этих построек. Все богатства, как королевские, так и церковные, они разграбили, сладкоголосые колокола разломали, а кости сына короля и его брата⁵, выкопав из земли, разбросали.

Король, услышав об этом, в глубине души был поражен тяжким горем; но считал излишним показывать свою скорбь тем, кого ненавидел, пока не имел в настоящее время возможности насытить свою ненависть их страданиями. Саксонские князья, зная, что его возмущение вполне заслуженно, всеми способами пытались его смягчить, очистить себя от участия в этом преступлении и обещали наказать виновных в этом любой угодной ему карой; но ни в чем не преуспели. Ибо король еще больше на них разгневался и, считая недостойным мстить крестьянам, решил наказать знать этого края. Между тем он все-таки велел разрушить замки и укрепления, кроме старинных городов, построенных во славу королевства. Однако то, что король сделал это из гнева, а не из справедливости, особенно наглядно проявилось в том, что те замки, которые не были уличены ни в каком зле, он велел разрушить, а те, которых было большинство и которые славились своими грабежами и разбоем, он велел не трогать, если они откупались. Итак, еще до окончания марта он покинул Саксонию и, лелея в душе злобу, отправился к жителям Рейна⁶.

Говорят, что, уходя, он поклялся, что больше не вернется в Саксонию, если не укротит ее силу, которой в Саксонии обладает каждый, кто хочет.

Итак, собрав князей тех краев, он, смиренно пав ниц, то каждому в отдельности, то всем сразу жаловался: уже ничто, мол, ему прежние обиды его изгнания; в них он был оскорблен только вместе со всеми князьями, а в этих обидах презрение к нему и князьям связано с оскорблением величия Божьего. И со слезами рассказал, что, когда он вопреки своей воле и уступая их советам поручил саксам разрушить королевский замок, эти нечестивцы, словно язычники, разрушили также и монастырь, посвященный Богу и святым, колокола, чаши и прочее, собранное там во славу Бога, разломали и рассеяли, брата его и сына, обоих королевского рода, вытащили из склепа и растерзали на куски, и, что еще более гнусно, извлекли из святых алтарей мощи святых и развеяли по нечистым местам. Изложив все это не без обильных рыданий, он, целуя ноги каждого из них, умолял не оставить безнаказанным оскорбление, нанесенное если не ему самому, то, по крайней мере, Богу и святым. Ибо саксов отныне не следует называть христианами, раз они такого рода преступлением показали, что не любят Христа и не боятся Его; они же докажут, что верны Христу, если, пылая к Нему рвением, отомстят с Его помощью за эти обиды. Пока он этими жалобами и просьбами беспокоил все сословие князей, пролетел год, и только тогда он смог вести войско в Саксонию. Ибо все они знали о бедах, причиненных саксам, и, учитывая, что война - дело серьезное, считали, что повод к ней не является достаточно веским, а потому искали к отсрочке какие угодно доводы. И, если бы не Рудольф, которого саксы оскорбили, заключив с королем договор, король вряд ли собрал бы против них войско. Ибо Рудольф, обманутый саксами, как мог примирился с королем и первым обещал ему, как враг напасть на саксов.

Между тем, отправив послов к окрестным народам, он дарами и посулами хотел сделать их врагами саксов, ибо стремился не столько подчинить их своей власти, что мог бы сделать и без войны, сколько совершенно уничтожить. Князю Чехии Братиславу он обещал город Мейсен со всем к нему относящимся. По отношению к язычникам лютичам он ослабил узду суровости и разрешил им захватить любую из областей Саксонии, какую только смогут. Но те сказали, что в продолжение долгого времени хорошо узнали саксов и очень редко радовались [победам] в войнах с ними; что они довольны уже тем, что пока еще в силах защищать свои собственные границы. Королю Дании он напомнил о его клятве и подтвердил, что даст ему все, что обещал. Филиппа, короля Латинской Франции, он смущал обещаниями, уговаривал вспомнить о дружбе и прийти к нему на помощь, когда он его позовет. Но тот сказал, что и сам едва не свергнут с трона своими подданными, что озабочен прежде всего сохранением собственного достоинства, а не восстановлением чужого. Вильгельма, короля Англии, он призвал на помощь с условием, что окажет ему аналогичную услугу, если в том будет надобность. Но тот ответил, что захватил эту землю силой и боится, что если покинет ее, то уже не сможет опять вернуть. Вильгельма⁷, герцога Пуатье, брата своей матери, он просил пожалеть своего племянника и помочь ему вернуть трон, которого его лишили. Но тот ответил, что между ним и [Генрихом] расположено столько франкских, норманнских и аквитанских княжеств, что он никак не сможет пройти через них с войском.

Когда все, кроме чехов, отказались ему [помогать], он принял гнусный совет -вооружить саксов против саксов, чтобы, ликуя, одержать победу в случае падения любой из сторон. И поскольку саксонские князья были простодушны, то все, кому он велел, не отказались прийти к нему; так, он по одному вызывал их, выдумывая важные дела, которые якобы хотел решить по их совету. Прибывших он сначала радушно принимал, а затем, продержав у себя какое-то время, открывал им свои планы и заставлял дать клятву в том, что они помогут ему покорить Саксонию и никому не расскажут об этом; если они не делали этого сразу, то уже не могли уйти от него. Потому-то и вышло, что на одной стороне оказывался отец, а на другой -сын, здесь - один брат, там - другой. Многие из вельмож, имевших владения в той и другой областях, чтобы сохранить их, либо оставляли там [своего] сына или брата, а сами переходили к королю, либо, наоборот, сами оставались [в Саксонии], а к королю отправляли братьев или сыновей. Он призвал также множество людей военного сословия и, в зависимости от того, что он знал о характере каждого из них, угрозами или обещаниями побуждал их к гражданской войне. Он не погнушался даже призвать к себе слуг и умолял их или убить, или оставить своих господ и тем заслужить свободу, а то и стать господами своих господ. Но все это до сих пор делалось тайно, ибо если кто-нибудь клялся оказать ему помощь, то вынужден был также дать клятву в том, что будет молчать об этой верности.