Эти потери были только частью неудач, которые преследовали ОУН. Довольно скоро выяснилось, что организация буквально кишит полицейскими провокаторами, чего и можно было ожидать, когда ОУН взяла курс на массовость. Еще более обескураживающим обстоятельством стала растущая критика ОУН со стороны самих же украинцев. Родители негодовали по поводу того, что организация вовлекает их детей, неопытных подростков, в опасную деятельность, нередко заканчивающуюся трагически. Общественные, культурные, молодежные организации были выведены из терпения постоянными попытками ОУН оседлать их. Легальные политические партии обвиняли интегральных националистов в том, что своей деятельностью они дают повод правительству ограничивать легальную активность украинцев. Наконец, митрополит Шептицкий резко осудил «аморальность» ОУН. Эти обвинения и ответные упреки были отражением растущей напряженности в отношениях поколений — отцов, легально развивающих «органический сектор», и детей, борющихся в революционном подполье.

Конфликт поколений затронул и ОУН, особенно ее верхушку. Руководство движением из-за границы осуществляли представители довоенного, «цивилизованного» старшего поколения, благодаря возрасту и опыту более умеренного,— Ев ген Коновалец и его соратники 1917—1920 гг., такие как Дмитро Андриевский, Омелян Сеник, Микола Сциборский и Роман Сушко. Многие методы ОУН, особенно убийства, принимались ими далеко не безоговорочно, однако контролировать деятельность своих подчиненных на расстоянии им становилось все тяжелее. Не отказываясь от насильственных методов, Коновалец и его штаб все же предпочитали сосредоточиться на поисках поддержки со стороны иностранных государств, в первую очередь Германии.

В противоположность им краевое руководство ОУН в Галичине. которое, по идее, должно было подчиняться Коновальцу и его людям, отдавало все преимущества революционным действиям. В краевую референтуру (штаб) ОУН в Галичине входили Степан Бандера, Микола Лебидь, Ярослав Стецько, Иван Клымив, Микола Климишин и Роман Шухевич. Всем им едва переваливало за 20, они не участвовали в войне за независимость и выросли в гнетущей атмосфере польского господства. Их молодость и постоянное противостояние иностранному владычеству предрасполагали к насильственному, героическому типу сопротивления, а относительная умеренность взглядов (и более комфортабельный образ жизни) старших, живущих за границей, вызывали у них презрение. Недовольство усилилось в 1934 г., когда все руководство галичан оказалось в заключении и поползли слухи, что этот провал является прямым следствием неудачного руководства и даже предательства со стороны некоторых членов верхушки ОУН за границей.

Авторитет, престиж и дипломатические способности Коновальца позволяли некоторое время удерживать закипающий конфликт от выхода на критический уровень. Гибель Коновальца от руки советского агента в 1938 г. в Роттердаме стала величайшей потерей для националистического движения и с этой точки зрения. Накануне глобальных исторических событий ОУН осталась без опытного, а главное — всеми признанного вождя. Несмотря на это, организация все же не только не развалилась, но и продолжала расти, что свидетельствовало о преданности делу, динамизме и дисциплине ее рядовых членов.

Еще одним государством, сумевшим использовать хаос 1918— 1919 гг. и захватить солидный кусок украинских земель, была Румыния. Согласно румынской статистике, в 1920 г. на территории этого государства проживало около 790 тыс. украинцев, что составляло 4,7 % всего населения. Украинцы образовывали три отличавшиеся друг от друга группы. Одна — около 450 тыс. человек — населяла юго-восток страны — бывшую Бессарабскую губернию России, граничившую с Черным морем. В 1919 г. здесь в районе Хотина произошло возглавленное большевиками антирумынское восстание беднейшего крестьянства, после подавления которого украинцы уже не проявляли особой политической активности. Небольшая группа украинцев жила в Марамороше, бывшей венгерской территории, и тоже была политически инертной.

Третью и наиболее активную группу украинского сообщества представляли примерно 310 тыс. украинцев Буковины. Румынская оккупация привела их в состояние глубокого политического упадка. При австрийцах Буковина была автономной провинцией, а украинцы как ее наибольшая национальная группа имели относительно сильное политическое представительство в Вене, широкое местное самоуправление и хорошо развитую систему украиноязычного просвещения. Все это было утеряно с приходом сюда румын. Из части западных украинцев, пользовавшейся наибольшими выгодами, буковинцы превратились в их наиболее угнетенную часть.

Нетерпимость румынской власти к своим многочисленным национальным меньшинствам была большей, чем даже у поляков. После 1920 г., когда западные союзники формально признали румынские претензии на Буковину, правительство ликвидировало все украинские школы и даже отказалось признать украинцев отдельным народом. Образовательные нормативы 1924 г., направленные на румынизацию школ, определяли украинцев как «граждан румынского происхождения, утративших родной язык». К 1927 г. все следы бывшей автономии Буковины были уничтожены, и она рассматривалась лишь как одна из провинций Румынии.

22-летнее румынское господство над украинцами можно разделить на три четко ограниченных периода. В первый — с 1918 по 1928 г.— румынское правительство установило в провинции военное положение. Грубое попрание прав и румынизация культуры повергли буковинских украинцев, привыкших к упорядоченной конституционной австрийской системе, в состояние глубочайшей растерянности и шока. Несколько оживились они в относительно либеральный период 1928— 1938 гг. Однако в 1938 г., когда военная клика захватила власть в Румынии, это, как и в случае с Польшей, означало наступление периода тоталитаризма и новых притеснений.

Обстоятельства были таковы, что некоторое оживление общественной и культурной деятельности украинцев, да и то в ограниченных рамках, стало возможным лишь в короткий период 1928—1938 гг. Вполне понятно, что небольшая украинская община Буковины реагировала на действия румынской власти в точности так же, как и украинцы в Польше. Ее старшие и занимавшие лучшее социальное положение члены склонялись к легальной «органической» работе и компромиссам с режимом. Они возобновили деятельность культурных обществ, хоров, театральных трупп и студенческих кружков, открыли несколько изданий. В 1927 г. они даже создали «Українську національну партію», которую возглавил Володимир Залозецкий. Однако в 1938 г. большинство украинских организаций и эта партия были распущены. В середине 1930-х годов сформировалось националистическое, «революционное» направление, возглавленное Орестом Зыбачинским, Петром Григоровичем и Денисом Квитковским. Более тщательно подбирая кадры, чем ОУН в Галичине, буковинские националисты, не будучи многочисленной организацией, быстро подчинили своему влиянию студенческие, молодежные и спортивные общества. Благодаря своей тщательно законспирированной структуре ОУН в Буковине была единственной украинской организацией, которая не только сумела выжить, но еще и расширить свою деятельность, несмотря на репрессии правительства.

Описывая общую угнетающую картину существования украинцев в межвоенный период, приятно найти в ней один, пусть и небольшой, фрагмент, показывающий нам, что хоть какая-то часть этой нации — украинцы Закарпатья — улучшила свою судьбу. Отрезанные Карпатами от своих соотечественников, карпатоукраинцы (или, как они себя называли, русины) были наиболее отсталой в социально-экономическом, политическом и культурном отношении частью украинского народа. Когда падение Австро-Венгерской империи положило конец венгерскому владычеству, этот район вошел в состав Чехословакии. В отличие от судьбы других западноукраинских земель, аннексированных насильственно, соединение Закарпатской Украины с Чехословакией было добровольным. В результате соглашения, подписанного в ноябре 1918 г. в Скрэнтоне (штат Пенсильвания, США) лидерами Чехии и эмигрантами из Закарпатья, эта территория вошла в состав нового чешского государства на правах автономии.