Ватаги викингов, этих воинов-купцов, были мобильны, энергичны, но слишком малы, чтобы серьезно изменить образ жизни восточных славян. Напротив, сами варяги быстро усваивали славянский язык и культуру. Но вот что трудно отрицать, так это участие, если не лидерство варягов в политической жизни Руси. Все киевские правители до Святослава и все их дружинники носили скандинавские имена. Мы можем лишь гадать о том, каким образом варяги настолько подчинили себе славян, что стали ответственны за политическую организацию восточнославянского общества. Мы вольны, наконец, предположить, что славяне организовали себя сами, сплотившись перед лицом внешней угрозы со стороны тех же варягов. В любом случае нам придется признать роль варягов как катализатора политического развития восточных славян.
Да и объективные интересы варягов и восточных славян часто совпадали. Вместе легче было противостоять кочевникам, обуздать хазар, открыть и охранять торговый путь по Днепру на Византию. Все это, собственно говоря, мы и называем основанием Киевской Руси, которое явилось результатом многосторонних славяно-скандинавских взаимодействий и усилий.
Поэтому нет никаких причин приписывать заслуги в создании высокоразвитой цивилизации вокруг Киева исключительно какой-то одной этнической группе. К такому выводу в конце концов и приходят историки. Так, современный американский исследователь Омелян Прицак считает некорректным сам вопрос об этнических корнях Киевской Руси. По его мнению, Русь складывалась как полиэтнический многоязычный торговый союз, преследовавший конкретную цель: контролировать торговые пути из Балтики в Средиземноморье. Вот так и появилось на карте Европы новое политическое образование — Киевская Русь.
Основание Киева
Как вообще возникают великие города? Главное — правильно выбрать место. Об этом, между прочим, свидетельствует вся история великих городов мира.
Если плыть по Днепру от самых его истоков до устья, то Киев окажется как раз на полпути. Да и главные днепровские притоки сплетаются в тугой узел чуть выше Киева. Это не только ключевой транзитный пункт для всего Днепровского бассейна, но и тот плацдарм, с которого удобно начинать большое плаванье вниз по реке до ее впадения в Черное море и дальше по морю — к богатым Левантийским берегам.
К тому же Киев располагается как раз на границе двух культурно-географических зон — Полесья и южных степей. Это место огромного стратегического значения, место встречи и слияния двух исторических течений.
Об одном из этих течений или тенденций мы уже упоминали. Речь идет о постепенном объединении многочисленных и разрозненных восточнославянских общин в крупные племена. Каждое из них занимало определенную территорию, имело собственных вождей и свои обнесенные частоколом «грады». В авангарде этого процесса шли поляне, и на их территории вскоре возникнет Киев.
По оценкам ученых, уже в VI—VII вв. поляне во главе со своим полулегендарным вождем Кием создали сильный племенной союз, который подчинил себе соседей и поддерживал тесные отношения с Византией. Ну а по легенде, именно Кий с братьями Щеком, Хоривом и сестрой Лыбидью основал город и дал ему свое имя. К сожалению, мы имеем самые смутные представления о той далекой эпохе. Но и того, что мы знаем, достаточно, чтобы заключить: уже тогда восточные славяне в целом и поляне в частности вышли на прямой путь к созданию того широкого политического, торгового и культурного союза, имя которому Киевская Русь.
Второе течение привело на историческую сцену скандинавов. Оно было еще более стремительным и судьбоносным.
Чтобы понять, откуда подули ветры истории, давайте окинем взором пустынные скалистые берега Скандинавии. Именно здесь по до сих пор не понятным причинам в VIII—IX вв. возник невиданный демографический бум. Не находя средств к существованию на родине, многие молодые отчаянные норманны садились на корабли и отправлялись искать счастья на чужбине.
Поначалу они ограничивались тем, что устраивали опустошительные рейды вдоль всего морского побережья Западной Европы. А затем стали оседать на постоянное жительство в тех островных и прибрежных странах, которые им удавалось захватить. Так возникали королевства и княжества норманнов в Англии, Ирландии, Франции и на Сицилии.
Другая часть скандинавов пересекла Атлантику и колонизировала Исландию и Гренландию. Вполне вероятно, что эти норманны достигли Американского континента.
Наконец, третьи, которых называли варягами (а это были в основном выходцы из Швеции и с острова Готланд), отправились на юго-восток. Их поселения появляются на берегах Балтики и Ладоги (Альдейгьюборг), а немного позднее — на озере Ильмень (Новгород). В отличие от скромных славянских земляных укреплений с деревянными частоколами это были настоящие города-крепости. В каждом таком городе жил варяжский князь с дружиной и семьей. А вокруг вырастало предместье, населенное коренными жителями — торговцами и мастеровыми.
Варяги путем торгового обмена или грабежа (когда первое не удавалось, они охотно прибегали ко второму) добывали у славян все те же меха, мед, воск и рабов. Но всего этого им было мало. Слухи о великих и роскошных городах мусульман и византийцев манили их на юг. Свои северные поселения они, по-видимому, рассматривали лишь как временный плацдарм для продвижения на юг и юго-восток привычными им водными путями. Там, где водный путь прерывался, они тянули свои суда волоком. Так вышли они на Волгу и Каспий. Оттуда им открывался путь на Багдад — эту космополитическую столицу мусульманского мира.
Дальнейшие экспедиции варягов привели к еще более важному открытию. Недаром летописцы окрестят этот новый водный путь «путем из варяг в греки». Он проходил вниз по Днепру, пересекал Черное море и упирался в Константинополь — этот громадный рынок, куда съезжались купцы со всего Средиземноморья, этот богатейший город во всем христианском мире.
Теперь требовалось передвинуть плацдарм ближе к Константинополю. Для предприимчивых варягов и это было лишь делом времени. Если верить «Повести временных лет», Аскольд и Дир — два дружинника варяжского князя Рюрика, правившего в Новгороде, «отпросились» у него в Константинополь («испросистася ко Царюгороду с родом своим»). Проплывая вниз по Днепру и «узреста на горе градок», они оценили выгодное местоположение Киева на высоких холмах над Днепром, овладели им и обложили данью окрестных полян. Вскоре они укрепились и усилились настолько, что смогли позволить себе в 860 г. набег на Константинополь (вместе с подвластными им полянами).
Слухи об их успехах дошли до Новгорода. Рюрика уже не было в живых, а сын его Игорь (по-скандинавски — Ингвар) был еще слишком мал, чтобы стать во главе дружины. Поход на Киев возглавил Олег (по-скандинавски — Хелги), которого Рюрик оставил опекуном Игоря до достижения им совершеннолетия. Олег собрал дружину из варягов, финнов и славян. В поход он взял с собою Игоря. Прибыв в Киев, хитростью выманил Аскольда и Дира за городские стены и, обвинив в самоуправстве, казнил. С 882 г. Олег стал править в Киеве. «Се буди мати градом русьским»,— заявил он.
Вот так Нестор объясняет приход варягов в Киев. А историки из поколения в поколение занимаются тем, что, сверяя Несторов рассказ с другими доступными им источниками, пытаются уличить киевского летописца в недомолвках и противоречиях.
Киевская Русь в X в.
Во-первых, говорят они, почему столь могущественный князь, каковым, если верить Нестору, был Рюрик, не упомянут ни в одном современном ему источнике? А может, и Рюрика-то никакого не было?.. Во-вторых, возможно ли, чтобы столь искушенные воины, как Аскольд и Дир, поддались на элементарную хитрость Олега? И, в-третьих, кто вообще такой этот Олег? Действительно ли он был родственником Рюрика и опекуном Игоря (о чем, если верить летописцу, он и заявил в Киеве Аскольду и Диру: «Вы неста князя, ни роду княжа, но аз есмь роду княжа», и вынесоша Игоря: «А се есть сын Рюриков», и убиша Асколда и Дира»)?.. А может быть, летописец задним числом сочинил первому «официальному» киевскому князю красивую генеалогическую легенду? Наконец, если Олег был всего лишь опекуном Игоря, то почему же тогда «регентство» Олега затянулось до самой его смерти (а Игорь к тому времени давно уже был совершеннолетним)?.. Короче говоря, никто из историков нашего времени не возьмется отличить факт от вымысла в этом рассказе древнего летописца.
