Для массового сознания украинцев того времени главными проблемами, которые толкали их на непрерывные бунты, были проблемы социально-экономического характера. Их-то и следовало решить во что бы то ни стало. А уж второй вопрос — будут ли они решены при «своем» или при «чужом» правителе. Наконец, в Восточной Европе XVII в. суверенитет отождествлялся не с народом, а с государем, с «законным», т. е. общепризнанным монархом. У Богдана Хмельницкого были и власть, и популярность, но не было одного — вот этой самой монаршей легитимности. И самое большее, что он мог сделать для своей страны, которую перестали устраивать ее нынешние законные правители,— это найти ей такого законного правителя, который устроил бы ее. Проблема самоуправления Украины, собственно, не стояла: его-то украинцы как раз и добились, и сумели отстоять. Теперь им лишь нужно было найти такого монарха, который придал бы их новосформированному автономному обществу законный вид и обеспечил бы его постоянной и надежной защитой.

Подходящим кандидатом на эту роль казался Хмельницкому турецкий султан. Правитель Оттоманской империи был достаточно могуществен, чтобы отвадить от Украины поляков,— и достаточно далек, чтобы не иметь охоты и возможности вмешиваться во внутриукраинские дела. Недолго думая Хмельницкий обменялся с султаном посольствами, ив 1651 г. Оттоманская Порта официально объявила гетмана с его Запорожским войском своими вассалами — примерно на тех же условиях, на которых покровительством Порты пользовались такие ее вассалы, как Крым, Молдавия и Валахия. Однако эта блестяще задуманная гетманом идея оттоманского патронажа так и осталась неосуществленной. Первой причиной тому послужила распространенная в Украине враждебность по отношению к «бусурманам», второй — внутренние изменения в самой Оттоманской империи.

Гораздо более популярным кандидатом на роль покровителя Украины был православный московский царь. С самого начала восстания Хмельницкий умолял его прийти на помощь во имя общей православной веры. Но Москва отвечала уклончиво и с чрезвычайной осторожностью: слишком свежа была еще память о страшных потерях в войнах с Польшей. Московиты предпочитали подождать, пока поляки и казаки истощат друг друга, а там уж посмотреть, что можно предпринять. Но в 1653 г. украинцы пригрозили, что всерьез отдадут предпочтение «турецкому варианту». Дальше откладывать было некуда. Царь Алексей Михайлович созвал Земский собор, который и постановил, что во имя православной веры и святой церкви Божьей царю надобно принять украинцев «под свою высокую руку». Принимая это решение, в Москве надеялись и на то, чтобы отобрать у поляков некоторые российские земли, потерянные в последней войне, использовать Украину как буферную зону в неизбежных столкновениях с оттоманцами — и таким образом расширить свое международное влияние.

В последние дни 1653 г. московское посольство во главе с боярином Василием Бутурлиным было принято в Переяславе гетманом, его полковниками и генеральной канцелярией Войска Запорожского. А 18 января 1654 г. Хмельницкий созвал раду казацкой старшины, на которой и было принято окончательное решение о переходе Украины «под руку» московского царя. В тот же день при большом стечении народа на городской площади гетман говорил о том, что Украине нужен законный государь. Он назвал всех четырех возможных кандидатов — польского короля, татарского хана, турецкого султана и московского царя — и заявил, что православный московский царь более других подходит Украине. И народ на площади горячо поддержал гетмана, искренне радуясь тому, что выбор пал на православного правителя. Тогда Бутурлин, Хмельницкий и вся созванная на раду казацкая старшина проследовали в городскую церковь, дабы скрепить решение взаимной присягой.

Тут, однако, произошла досадная заминка. Зная, как такие вещи делаются у поляков, Хмельницкий рассчитывал на то, что и в данном случае обе стороны будут присягать на верность друг другу: украинцы — обещая царю свою преданность, царь — обещая украинцам защиту от поляков, уважение прав и привилегий. Но Бутурлин отказался присягать от имени своего монарха, объяснив, что, в отличие от польского короля, русский царь — самодержец и своим подданным не присягает. Тогда Хмельницкий в гневе покинул церковь и пригрозил аннулировать договор. Но Бутурлин упорно стоял на своем. Наконец, скрепя сердце Хмельницкий со товарищи согласились присягнуть царю в одностороннем порядке — ибо боялись, что из-за этой, как им теперь уже казалось, простой формальности лишатся царской помощи.

Вслед за этим в 117 городов Украины были посланы царские чиновники, перед которыми такую же присягу царю Алексею Михайловичу и всем его наследникам принесли 127 тыс. человек. Но драматичный инцидент в переяславском храме не должен пройти мимо нашего внимания, ибо он донельзя ясно выявил различия политических позиций сторон и тех политических ценностей, которые они исповедовали, вступая в соглашение друг с другом.

Как бы то ни было, Переяславский договор был заключен и подписание его стало поворотным пунктом в истории Украины, России и всей Восточной Европы. Некогда изолированная и отсталая Московия совершала гигантский шаг вперед, становясь великой державой. И с этой державой отныне во всем хорошем и во всем плохом будет неразрывно связана судьба Украины.

Разумеется, в дальнейшем между столь тесно связанными народами не обошлось без конфликтов — а потому их «бранный договор» не раз становился предметом самых оживленных дискуссий. Дело усложняется тем, что оригинальные документы давно потеряны, сохранились лишь неточные копии и переводы. Более того, как доказал русский археограф Петр Шафранов, даже эти копии были фальсифицированы царскими переписчиками.

В целом можно насчитать пять основных истолкований Переяславского договора исследователями.

По мнению русского историка права Василия Сергеевича (ум. 1910), соглашение 1654 г. относилось к разряду так называемых «персональных уний>, при которых две страны, имея общего монарха, тем не менее «остаются самоуправляемыми.

Другой специалист по русскому праву, Николай Дьяконов (ум. 1919), доказывал, что коль скоро украинцы согласились на «личное подчинение» царю, они тем самым безусловно принимали поглощение их земель Московским царством, и потому это соглашение было «реальной унией».

Выдающийся украинский историк Михайло Грушевский, а также русский историк Венедикт Мякотин (умер в эмиграции в 1937 г.) полагали, что Переяславское соглашение по форме являлось ничем иным, как вассалитетом — т. е. такой системой отношений, при которой более сильная сторона (в данном случае царь) соглашается защищать более слабую (украинцев), не вмешиваясь в ее внутренние дела и получая взамен налоги, военную помощь и т. п.

Другой украинский историк, Вячеслав Липинский, пошел еще дальше и предположил, что соглашение 1654 г. было не более чем временным военным союзом между Украиной и Московией.

И совсем уж особняком стоит пятое истолкование Переяславского договора. В 1954 г., во время помпезного празднования «300-летия воссоединения Украины с Россией», в СССР было объявлено (правда, не историками, а коммунистической партией), что Переяславское соглашение стало естественной кульминацией вековечного стремления украинцев и русских друг к другу, а союз двух народов явился главной целью восстания 1648 г. Согласно официальной версии, в том-то и состояло все величие Богдана Хмельницкого, что он ясно понял: «спасение украинского народа возможно лишь в единстве с великим русским народом». Следовать этой версии были обязаны все советские историки, так что напрасно мы стали бы искать у них какого-то иного ответа на интересующий нас вопрос. Когда же в середине 1960-х годов Михайло Брайчевский попытался поставить под сомнение вышеупомянутое «партийное решение», то это на долгие годы стоило ему карьеры.

Первым очевидным результатом Переяславского договора стали радикальные перемены в международной обстановке. В ответ на переход Хмельницкого «под руку» московского царя поляки заключили союз с татарами. Война вступила в новую стадию.