Возмущение поэта угнетением народа нераздельно переплетается в его произведениях с горечью и печалью о национальном унижении Украины — «нашій несвоїй землі», как он однажды сказал о ней. Непримиримый враг царского самодержавия, он призывал к политическому самоопределению Украины задолго до того как эту идею поддержали другие, более умеренные украинские интеллигенты. Во всяком случае именно такова направленность шевченковского истолкования его излюбленной темы — украинской истории. Двойственно его отношение к Хмельницкому. Для Шевченко этот гетман — и «геніальний бунтар», и виновник рокового для Украины союза с Россией, стоившего ей утраты независимости. Да и все казацкие вожди, сотрудничавшие с Москвой, получили суровую отповедь Кобзаря. Один лишь Полуботок заслужил его похвалу за то, что осмелился поспорить с самим Петром I, своих антипатий к которому Шевченко никогда не скрывал, называя его «тираном» и «катом» и не лучше того относясь к продолжательнице «славных дел Петра» — Екатерине II. Прямо полемизируя с Пушкиным, воспевшим этих монархов, лирический герой Шевченко так рассуждает перед знаменитым «Медным всадником» — памятником Петру с латинской надписью «Петру Первому Екатерина Вторая»:

Тем не менее национализм Шевченко вряд ли можно отнести к той его узкой, ограниченной разновидности, которую называют шовинизмом. Стремление Украины к свободе он рассматривал как часть всеобщей борьбы за справедливость. Сочувствие Шевченко вызывали угнетенные народы во всем мире, о чем превосходно свидетельствуют поэмы «Кавказ» и «Єретик» (последняя посвящена знаменитому чешскому мученику Яну Гусу).

Бунтарские идеи и мотивы поэзии Шевченко служили препятствием для публикации многих его произведений в Российской империи вплоть до 1905 г. Его поэзия служила для современников не только эстетическим, но и этическим образцом. «Муза Шевченко...— писал Костомаров,— всегда оставалась чистою, благородною, любила народ, скорбела вместе с ним о его страданиях и никогда не грешила неправдою и безнравственностию». Так поэт заставил национально сознательных интеллигентов увидеть в народе не только «живописную» простоту и патриархальность нравов, но и беды и мучения, достойные сострадания. Да и в казацкой истории Шевченко, в отличие от своих предшественников, искал не столько романтических героев, сколько уроков, которые следует извлечь из трагического прошлого ради лучшего будущего. С точки зрения этого первого великого национального поэта Украина не была лишь экзотической провинцией Российской империи — для него она единственная и неповторимая отчизна, которая может и должна быть независимой.

3 марта 1847 г. студент Киевского университета Алексей Петров донес царским властям о тайном обществе, существование которого он якобы случайно обнаружил. Тут же все лица, на которых поступил донос, были схвачены полицией и отправлены в Петербург. Там их усиленно допрашивали и выяснили, что общество св. Кирилла и Мефодия действительно в течение какого-то времени существовало в Киеве. Это была первая в Новой истории Украины сугубо украинская идеологическая организация.

Впрочем, как вскоре обнаружилось, опасения властей по поводу возникновения большого и опасного заговора были сильно преувеличены. Речь шла всего лишь о каком-то десятке постоянных членов общества и паре дюжин сочувствующих. Все это были молодые украинские интеллигенты. 30-летний историк Микола Костомаров незадолго до своего ареста получил кафедру в Киевском университете. 22-летний приятель его Василь Билозерский в дни возникновения общества, по воспоминанию Костомарова, жил в Киеве «по окончании курса в университете... в надежде найти себе служебное место», каковое и нашел в Полтаве, где до ареста преподавал в кадетском корпусе. Прекрасно образованный Микола Гулак (в 1843 г. он окончил Дерптский университет) служил в канцелярии киевского генерал-губернатора в должности переводчика Археографической комиссии. Эти трое входили, так сказать, в «ядро заговорщиков». Два других видных деятеля и уже известных писателя — Пантелеймон Кулиш и Тарас Шевченко — лишь косвенно были связаны с кирилло-мефодиевцами, но эта связь была использована как повод для их ареста. Оказалось, что общество было не только не очень большим, но и не слишком активным: за 14 месяцев своего существования оно лишь несколько раз собиралось на многочасовые философско-политические диспуты (на одном из них как раз и присутствовал доносчик Петров) да подготовило несколько программных документов.

Среди этих последних особого внимания заслуживает написанная Костомаровым «Книга бытия украинского народа». Это типично романтическое произведение родилось под знаком польской литературы и насквозь проникнуто панславянским идеализмом и христианской риторикой. Автор «Книги бытия...» призывает перестроить все общество сообразно принципам справедливости, равенства, свободы и братства. В частности, он предлагает ликвидировать крепостное право и межсословные отличия, дать народу доступ к просвещению и т. п. Национальный вопрос, явно стоявший в центре внимания кирилло-мефодиевцев, решался в широком контексте панславизма. Документ содержал требование свободного развития культур «всех славянских народов». Более того, предлагалось сформировать славянскую федерацию наподобие Соединенных Штатов Америки, со всеми подобающими демократическими институтами и со столицей в Киеве.

По мнению Костомарова и его единомышленников, современное им украинское общество, самое униженное и угнетенное из всех славянских обществ, одновременно является и «самым равноправным», поскольку не имеет своей собственной знати. Вот почему Украине в программе кирилло-мефодиевцев отводилась решающая роль: именно она должна была возглавить движение всех славянских народов к будущей равноправной федерации. Автор «Книги бытия...» в псевдо-библейском стиле описывает грядущее «воскресение» своей страны: восстав из могилы, она призовет братьев-славян, и поднимутся славяне, и станет Украина свободной республикой в нерушимом славянском союзе... И тогда все народы укажут то место на карте, где обозначена Украина, и рекут: «Камень, который отвергли строители, соделался главою угла»...

Между прочим, это мессианское видение будущего Украины в составе федерации хотя и опиралось на чрезмерную идеализацию ее истории, но в то же время исключало идею ее полной независимости. По-видимому, большинство членов Кирилло-Мефодиевского общества (кроме Шевченко и некоторых других) сомневались в способности своих «мечтательных и нежных» земляков совершенно самостоятельно управлять своей судьбой.

При относительном единстве в понимании того, что следует делать, кирилло-мефодиевцы расходились в вопросе о том, что важнее и с чего начать. Костомаров полагал, что важнее всего братство и грядущий союз всех славян. Шевченко страстно призывал к социальному и национальному освобождению украинцев. Кулиш подчеркивал необходимость первоочередного развития украинской культуры. При этом большинство членов общества придерживались эволюционных взглядов, считая лучшими средствами достижения целей образование народа, пропаганду и «моральный пример» властям. Шевченко и Гулак, доказывавшие, что только революция способна принести чаемые перемены, остались в меньшинстве. Впрочем, эти расхождения между кирилло-мефодиевцами не следует преувеличивать, ибо, вне всякого сомнения, всех их объединяли общие ценности и идеалы, а более всего — страстное желание изменить к лучшему социально-экономическую, культурную и политическую судьбу Украины.