К середине 1831 г. восстание было разгромлено. Однако с этого времени существование польских тайных обществ и тайных заговоров против царя не прекращалось ни на один день. Небезынтересно будет отметить, что хотя и сети заговоров плелись, и огни восстаний вспыхивали по большей части на украинской земле, собственно украинцев все это как будто мало касалось. О чем говорит этот факт? По-видимому, о том, насколько неопределенными и выхолощенными стали сами политические понятия Украины и украинцев в Российской империи начала XIX в.
Реформы в Российской империи
После польского восстания 1830 г. имперское правительство принимает решение об объединении так называемых западных губерний, некогда входивших в состав Речи Посполитой, т. е. Правобережной Украины, Белоруссии и Литвы. Теперь настала очередь Правобережья подвергнуться процессу стирания его самобытных черт, что и было не без успеха проделано в 1830—1840-е годы,— точно так же, как некогда (а точнее — еще в 1780-е годы) тому же самому процессу было подвергнуто Левобережье. Но только в XIX в. подобные операции носили более глубокий и систематический характер: целью их было не только введение административного единообразия, но и превращение Правобережья в «истинно русскую землю». Отныне механизмы русификации были запущены на полные обороты.
Ближайшая задача имперской политики в Правобережной Украине состояла в ограничении там польского влияния. Однако и на крестьянах-украинцах, и на горожанах-евреях оживление имперского присутствия в регионе не замедлило сказаться. В ноябре 1831 г. Николай I создал в Киеве специальную комиссию по делам западных губерний. Виктор Кочубей, назначенный ее председателем, получил от царя четкое указание «привести в соответствие» жизнь этих губерний во всех сферах с жизнью великорусских губерний. После этого в течение нескольких месяцев были закрыты все польские школы (украинских почти и не было) и вся система образования была реорганизована по общеимперским образцам. Русский язык стал единственным языком обучения. Закрыли и знаменитый польский Кременецкий лицей. Вместо этого в Киеве был открыт университет Св. Владимира. В приветственном адресе министра народного просвещения Сергея Уварова по поводу открытия университета цели его откровенно характеризовались как «насаждение русского просвещения и русской народности на ополяченных землях Западной Руси».
Истинным воплощением нового режима на Правобережье стал генерал Дмитрий Бибиков, в 1837 г. назначенный генерал-губернатором Киевской, Подольской и Волынской губерний и остававшийся на этой должности вплоть до 1852 г. При этом солдафоне, каждое слово которого было, «как удар дубинки», Киев превратился в имперский бастион, неприступную крепость царской армии. Не склонный к отвлеченным рассуждениям, Бибиков опирался на грубую армейскую силу. Единым росчерком пера он лишил 60 тыс. польских шляхтичей дворянского достоинства, многих выслав в глубь России. Около 3 тыс. имений, конфискованных у поляков, были превращены в военные поселения. На всех постах чиновники-поляки заменялись русскими. В 1840 г. было официально упразднено действие на Правобережье Литовского Статута (кодекса законов, основанного на средневековых западных образцах). Если вспомнить, что за пять лет до этого Киев лишился Магдебурге кого права, то картина ликвидации западноевропейской системы управления на подвластных России украинских землях будет полной.
Некоторые меры Бибикова прямо касались народных масс Украины. В 1839 г. он продолжил начатую еще Екатериной II кампанию обращения (или, точнее говоря, повторного обращения) греко-католиков в православие. К тому времени грекокатолическая церковь, считавшая своим духовным патроном папу римского, успела уже глубоко укорениться на Волыни,
Подолье и в Белоруссии и насчитывала в общей сложности 2 млн верующих. Где подкупом, а где массовыми депортациями или экзекуциями Бибиков добивается того, что за годы его губернаторства греко-католическая церковь в Российской империи практически перестала существовать. Верность ей смогла сохранить лишь небольшая часть греко-католиков в Холме и его окрестностях.
Разумеется, меньше всего Бибиков думал о пользе, да и о самом существовании украинского народа — и все же некоторые его меры послужили к прямой выгоде украинцев. Так, Киевскому университету Св. Владимира, основанному в противовес польскому культурному влиянию, суждена была важная роль в грядущем возрождении украинской культуры. Точно так же созданная по указу генерал-губернатора в 1843 г. Археографическая комиссия, официальная цель которой состояла в том, чтобы, выявив и изучив древние акты, доказать, что Украина «с незапамятных времен» была «истинно русской», по сути стала первым систематическим собранием украинских архивных материалов. А украинские патриоты, работавшие в этой комиссии, получили редкую возможность проникнуться духом как раз той эпохи в истории своей страны, когда она имела еще мало общего с историей Московского государства.
Политика Бибикова в отношении крестьянства также принесла весьма неожиданные плоды. «Кнут» для польских помещиков оборачивался «пряником» для украинских крестьян— в виде так называемых Инвентарных правил 1847 г., в которых точно расписывалось, что должен и что не должен делать крестьянин на «панщине» и какие земельные наделы полагаются ему, крестьянину, в личное пользование. Кроме того, правила запрещали частное налогообложение крестьянина помещиком и ограничивали право помещика вмешиваться в личную жизнь крестьян. Правда, как водится среди российских бюрократов, преемники Бибикова внесли в его Инвентарные правила столько поправок и дополнений, что применять их стало просто невозможно. Помещики продолжали вести себя как прежде, а крестьяне вместо благодарности властям учинили целый ряд бунтов местного значения, ибо все эти нововведения с их последующей частичной или полной отменой вконец обескуражили народ, доведя его до полного отчаянья. Короче говоря, все эти меры лишний раз доказывали, что хотя общество, казалось, по рукам и ногам было связано царским режимом, имперские власти никогда не могли быть уверены ни в ближайших результатах своей политики, ни в тех отдаленных последствиях, которые они повлекут для империи в целом.
Австрийская империя
Как уже было сказано, Австрия того времени представляла собой не страну в современном понимании, а сложно организованную империю. Австрия XIX века — это конгломерат 11 больших народов и не поддающегося точному учету количества малых этнических групп, населявших большую часть Восточной Европы и в 1800 г. составлявших одну седьмую всего европейского населения.
Поскольку в империи Габсбургов ни одна нация не составляла абсолютного большинства, то соответственно ни одна национальная культура не претендовала на роль «образцовой» имперской культуры до такой степени, как это было в России. И хотя в армии и бюрократии преобладал немецкий язык — язык самой влиятельной нации в империи,— это странным образом сочеталось с бросающимся в глаза этническим разнообразием ее жителей.
Распространяя свой суверенитет на все новых подданных, династия Габсбургов вовсе не стремилась (по крайней мере поначалу) изменить традиционные формы правления во всех тех королевствах, герцогствах, провинциях и городах, которые она захватывала. Габсбурги поступали так не только потому, что боялись спровоцировать сопротивление, но и потому, что не имели сильных централизованных органов, необходимых для унификации управления. Таким образом, до самой середины XVIII в. их империя представляла собой не более чем шаткий, слабо организованный конгломерат, часто подверженный кризисам и смутам из-за внутренних распрей или вмешательства извне.
Наконец, в 1740-е годы императрица Мария Терезия, преодолевая яростное сопротивление местной знати, провела целый ряд реформ, без которых само существование Австрийской империи вскоре, по-видимому, было бы поставлено под вопрос. Императрица укрепила органы центральной власти и создала подчиненные им административные структуры на местах. Ввиду появления соответствующих вакансий бюрократический аппарат был существенно увеличен. Учреждалось и постоянно действующее центральное военное ведомство. Однако, будучи осторожным политиком, Мария Терезия вовсе не стремилась ввести полное единообразие на всех подвластных ей территориях. Так, она не требовала беспрекословного подчинения от непокорной Венгрии, предпочитая идти на компромисс.
